'Любоф'

Потом, во время рыночной эпохи, когда поездки стали возможны, она копила именно на Англию. Но на шнурке от ботинка, как говорят англичане, не поедешь (деньги сгорели во время дефолта). А Мариэтка дважды уже побывала в Англии. Говорила, что там ей особенно хорошо, словно в каком-то из прошлых рождений она была англичанкой. Работала она редактором милицейских диссертаций и сводок, ее на руках носили, задаривали французскими духами. Вот что значит простое знание русского языка, но в милиции. Иногда подруга звонила Варе и спрашивала, как писать: двухячеЕчный или двухячеЯчный.

– А это о чем?

– Даю объявление: туалет куплю на дачу...

Семья Мариэтки сильно разрослась: сыновья женились рано, два внука. Старшая невестка писала стихи, в доме появлялись питерские митьки. Один рассказывал:

– На Невском сидит мужик с ящиком, вытаращив глаза: "Исцеляю, б..., возвращаю на х... здоровье! А на ящике какие-то пузырьки с жидкостью.

Митьку было за сорок, и он вызвался проводить Варю. Она отказалась. Шла домой, и вдруг в голове появилась такая фраза: "Вы мне отснились, Дыкин!" В самом деле, давно уже он не снился.

В это время Варя репетировала дочку директора цирка. Занимались в его кабинете. Извинившись, вошел ветеринар и стал звонить по телефону. На руке у него не было пальцев, как у Ельцина. Куда-то наскоро сообщив, что выезжает, он неторопливо стал рассказывать:

– Питона тигрового лечил, они его, бедного, замучили донельзя. Мое мнение такое: не можешь животному обеспечить человеческие условия, не бери!

– А питон не сдавливает артиста во время выступления?
– спросила Варя.

– Ему это на фиг не нужно, ему бы куда-нибудь убежать, в уголке полежать. Он сбегает, а они перехватывают и притворяются, что борются с ним.

От мужчины отделилось облако и укутало Варю. Подумала: от усталости, немного сознание сбоит, Рыхлов в последнее время совсем не дает спать, ходун на него находит ночью: в кисок, из киоска, снова в киоск...

– А почему питон здесь такой неагрессивный?
– спросила Варя.

– Пятая кладка в неволе.

Так вот почему я потеряла аппетит - в неволе... Варя никак не могла разменять квартиру с бывшим мужем. И вдруг почувствовала, что хочет есть! Спасибо, Всева! Так звали ветеринара (Всеволод). Хотя он тоже произносил "ЛЮБОФ", но Варя уже по ТВ смотрела интервью с Барбарой Брыльской, которая с польским акцентом так вкусно тянула "любофф". Всева был холост и называл себя принципиальным холостяком, при этом приглашал Варю то в цирк (с дочкой), то в ресторан. Тогда зачем он твердит, что принципиальный холостяк? Мариэтка ответила так:

– Ты ловишь его на противоречиях и думаешь: что же может быть между мужчиной и женщиной, которая ловит его на противоречиях?

Через неделю Варя с Машей переехали к Всеве в его двухкомнатную квартиру, где он сразу же затеял смену ванны:

– Чугун держит тепло, а в железо набрал воды - быстро остыла.

– Но почему ты для себя не менял железо на чугун?

– Для себя не обязательно, а для Маши нужно. Как и лампу новую купить. Старая настольная - с маленьким цоколем, поэтому перегорает быстро.

Варя почувствовала такую свежесть всего, словно мир только в прошлую среду создан для тебя и для твоей дочки. В зимние каникулы поехала наконец на Белую Гору. Учителям дали бесплатный автобус. Когда подъезжали, экскурсоводша вдруг сказала:

– Знаете, есть такая примета: если у сидящих в автобусе много грехов, то гора не видна.

– Да откуда грехи у учителей, какие у нас грехи!
– загалдели вокруг.

Но автобус начал медленно подниматься, а гора не видна! Туман ее враз покрыл... Все бросились исповедываться, как только приехали, но Варя не решилась. Только купила икону Богородицы "Умиление".

Но скоро начались проблемы с Машей, Махой, как звали ее друзья, у них нынче все Махи и Дахи, а Варе это не очень нравилось, потому что для нее Маха - это "Обнаженная Маха" у Гойи. Но если бы только это! Нет, уже с первых дней университета у дочери появилась на устах формула: "Учись учиться не учась". Варя не спорила, вон и Гаспаров пишет, что "умение студента, не читая, рассказать о художественном произведении, тоже входит в профессиональные качества". Это им на курсах повышения квалификации цитировали... В летнюю сессию Маша провалила два экзамена, но говорила, что это ничего, ведь по основнухе она сдает!

И вдруг - ушла в секту "День и ночь"! Рано вернулась с фольклорной практики: якобы старушки отказываются петь, потому что пост. Пожилые люди уже уверовали, а начальство в вузе этого не учитывает - отправляют студентов по старым советским срокам в деревню... Все это звучало убедительно. Но вечером Маша не пришла ночевать. Потом позвонила, что она у Матери-Смерти...

Утром Варя поехала туда, плакала, совала дочери икону Богородицы, но Маша выбросила икону в форточку.

– У них в секте копилка в виде... гроба. Гроб-копилка!
– рассказывала Варя в милиции.
– Прорезь срерху. Отец-день, мать-смерть... И в самом деле - смерть! Они ведь требуют, чтоб дети отсудили свою часть квартиры, передали в секту.

В милиции отвечали: нынче свобода, все совершеннолетние, собираются по своему желанию, порядок не нарушают, сделать ничего нельзя.

– К Богу надо сделать три шага над пропастью, - проговорила внятно Мариэтка.

Ей в школе книги подписывали: "Мариэтте-Рахметову", считали железной, а уверовала раньше всех.

И Варя, попостившись три дня, отправилась к первой исповеди. Особая светопись в церкви - от витражей, золотой фон на иконах, символизирующий собою беспредельное пространство и покой, все это напомнило ей то состояние, какое было в больнице, с Дыкиным. Нет, не так, а лучше! После причастия три дня не болело сердце, а потом снова как накатит: тоска, жить не хочется, Маша вернулась домой, но чужая и все требует-требует: дубленку такую и именно такую, дорогую... Раньше Варя с бедными, но способными учениками занималась бесплатно, а теперь столько денег нужно! Всева раздражает своим "кого". ("Без десяти девять".
– "Кого без десяти! Без пяти!" - "Давай спать!" - "Кого спать! Посмотрим кино")...

В осенние каникулы собиралась обследовать сердце, но директриса их гимназии заставила четыре дня сидеть на психотренинге. Учили в рамочку из незабудок поместить то, что не нравится, и тогда это будет нравиться. ЧТО бы вы поместили сейчас в рамочку?
– Четырехдневный психотренинг, - не удержалась Варя. (Она понимала: это все пригодится, но если бы однодневный психотренинг, учителям так нужен перерыв-передых).

Мариэтка считала, что тоска - от климакса. Варя подумала: если бы писать пьесу о своей жизни, то в этом месте по сцене должна пройти Ахматова, мимоходом бросив: "Климакс - это вопрос интеллекта"...

Огромный кондуктор в автобусе двигался осторожно, как ледокол, оставляя вкруг себя завихрения пассажиров. И вдруг из завихрения кто-то тронул Варю за плечо: сначала она не поняла, кто эта седая смутно знакомая женщина, но та сразу напомнила: "Я - Надежда. Про Дыкина знаешь что-нибудь?" - "Нет, а вы как вообще?" - "Петь не могу, только возьму высокую ноту - сразу давление поднимается".

Зашли в кафе, взяли по бокалу вина. Варя произнесла нечто вроде тоста: