Люболь. Книги 1-4

Что ему останется сделать, чтобы она не проговорилась? Устроить ей автокатастрофу? Или он придумает другой способ убрать ее незаметно.

Холодный пот выступил у него на спине. Сонечка ему не просто понравилась, она его околдовала. Все время, пока она танцевала на свадьбе, Виктору хотелось схватить ее в охапку и спрятать от всех. Он хотел ее защитить и оградить. Та роль спасителя, которая ему не светила в прежнем браке, наконец, замаячила на горизонте. Чувства его были затронуты. Особенно мучило его желание прикусить мочку уха с сережкой. Никогда раньше у него не было такой фантазии ни с одной женщиной. Ему нужны были нюансы, ему нужно было смакование этого рта, похожего на большую круглую вишню, пленяли темные ресницы и брови при естественном светло русом цвете волос, ямочка в уголке рта справа. Словом, ему казалось, что это милый ребенок, которого могут обидеть и даже уничтожить. Он сгорал от желания действовать. Но как?!

Сперва в кухню заглянула мать Павла, поэтому Виктор не удивился, когда через пару минут дверь на этот кухонный стадион открылась, и в нее кривясь и прихрамывая, вошла та, по которой он страдал – во всех смыслах этого слова.

Болезненно морщась, с полусогнутыми, как у медведя, ногами плачущая Софья не выглядела соблазнительно. Она решила вынуть из холодильника лед и запихать его внутрь влагалища, чтобы унять саднящую боль.

В полумраке она открыла холодильник, припала губами к открытой пачке яблочного сока со всхлипами и прорывающими сквозь глотательные движения. Свет их приоткрытой дверце рельефно освещал сквозь ткань ее красивую, растопыренную, как у козочки грудь и кровавое пятно на пеньюаре между бедер.

И тут все соображения и расчеты улетучились. Виктор слез со своего табурета и облапил Сонечку сзади еще до того, как дверца холодильника закрылась, и стало темно. Плача, Соня не услышала его шагов. Но, дернувшись из его объятий инстинктивно, она тут же затихла, вспомнив о том, зачем ее сюда послали.

Виктор сел на пол по – восточному, увлекая Софью за собой, и стал ее баюкать, как ребенка, повторяя «Ш-ш-ш, тихо, маленькая».

Не было в этом ничего зазорного, ведь Соне было так явно больно, что это отрезвило до того словно пьяного от желания мужчину.

Так что зависший, как пчела над цветком Ангел Софьи даже умилился. Он явно видел, что Виктор именно влюбился в чужую жену, а не просто ее возжелал.

Неужели Пашку не кастрировали? Не может быть – это он был у Наны…

вслух размышляя, сказал он.

Софья перестала плакать и уставилась на него в свете от холодильника с надеждой.

– А, ты в курсе того, что…! Нет, это он меня горлышком от бутылки, чтобы его не разоблачил Илларион, – шепотом сказала она ему куда-то в грудь.

– Больно? Давай положу тебе льда туда.

Мужчина выпростал колени, легко поднялся из своей йоговской позы и пошел за льдом. Пересыпал его в кухонное полотенце и, раздвинув ноги девушки, положил туда холодный мокрый сверток.

Софья вскрикнула, попыталась потерпеть, но быстро откинула лед – от него все слегка занемело, но внутри стало еще больней.

Тогда Виктор наклонился над ее нижними губами и стал целовать у нее все между ног, пальцами лаская клитор. И от этого боль стала превращаться в желание.

В это время на цыпочках к двери на кухню подошел Паша и стал наблюдать, ожидая развития событий по своему сценарию.

Это было круче любого порно по домашнему кинотеатру – видеть в полумраке, как та, которую ты хочешь, но не можешь, по твоей же воле отдается другому…

Микс из сильнейших чувств: возбуждения, бессилия, горечи, желания все прекратить и чтобы все продолжилось, заставил повлажнеть глаза Павла, и сердце просто тарабанило в грудь, желая вырваться, выброситься из тела, которое перестало быть таким, как раньше…

Он очень страдал сердцем. Но он был доволен головой. Он жаждал мести. И получил сексуальную разрядку от вуйаризма. И на качели этих разных чувств нельзя было удержаться. Но в физическом мире, он стоял, облокотившись о косяк, и смотрел в щель в двери, как компаньон приводит план в исполнение.

Но вскоре парочка застонала громче него. Софья почувствовала, наконец, то, что ждала еще при поцелуях Павла в спальне – нарастающее сжатие влагалища, набухание всего – от губ и сосков до того, что внутри затмило боль от пореза.

А Виктор разрывался между безумной жаждой попасть в волну ее оргазма и причинить боль, обидеть грубостью. Он просто остановился и откатился от готовой ко всему Сони, у которой по лицу опять лились слезы, но вызванные уже сладкой мукой.

Женщина просто оседлала его, шепча в ухо: – Ты должен в меня войти. Павел послал меня, чтобы внутри осталась сперма. Он знал, что ты тут.

Эта новость возбудила Виктора. И движения Красавицы на нужном месте буквально отключили мозги.

Тогда какого черта!

И он ворвался внутрь, перевернул Софью на спину и начал свой путь к финалу, к тому, что французы называют маленькой смертью.

Но она стала для него большой. Сразу, как он откинулся назад с удовлетворенной и умиротворенной Софьи.

Ангел Сони носился, как курица, потревоженная ночью в курятнике. Он всячески хотел показать любовникам, что муж за дверью. Но они отключились от всего.

Заниматься любовью и совершать совокупление – есть ли грань между тем и другим. Не представляю, кто бы мог это проанализировать? Но одно отличие все-таки есть. Когда страсть не туманит голову, гораздо больше помнишь из того, что именно делал в тот момент твой партнер, все эти укладывание на лопатки, кульбиты, многие движения губами и пальцами – твои и по тебе. А когда оба словно впадают в буйное помешательство, детали из памяти стираются. Может быть, только пик удовольствия навеки входит в тот смонтированный Ангелами ролик, который, как говорят, каждый увидит перед смертью на быстрой перемотке.

Так вот, Виктор видел этот самый фильм наяву. Он словно делал все впервые вместе с Софьей. Она была просто теплым жемчужно – розовым материалом в его руках, некой аморфной массой, из которой он лепил обоюдное наслаждение. Ему казалось, что руки его провалились под кожу Сони и гладят тело уже под нею.

Свет на кухне зажегся. Вбежал разъяренный муж с «розочкой» из бутылки в руках. Его изумление и горечь отчасти были наигранными, а отчасти – самыми настоящими. Ведь он-то не говорил Виктору, что стал кастратом, не знал, что партнер догадался. Поэтому действительно считал, что тот посмел «отыметь» новобрачную, которая только что стала женой его друга.

Но и Софью он правда ревновал, потому что видел, какой лона оказалась страстной и податливой, раскованной и гибкой – будто вовсе без костей. Но то, что он дождался момента, когда все кончилось, и в ее влагалище оказалась сперма, и сам Паша получил неожиданно удовлетворение. Это вдохновило его. Ведь на свете немало извращенцев вуаристов, получающих оргазм от увиденного секса. И ему тоже предстоит стать им…

Открывшая от яркого света глаза Софья как в кошмаре увидела, как Павел наваливается на Виктора и той же «розочкой» из бутылки шампанского, которой «дырявил» ее, он полоснул компаньона по шее, и струя крови хлынула вверх. Видно, повредил сонную артерию. Изумление так и застыло навеки в глазах Виктора.