Люболь. Книги 1-4

И в кадр тогда попали растерянные и испуганные глаза Сони. Она ведь как раз в тот момент узнала, что умрет при родах. Увидев этот непередаваемо печальный взгляд, Миша заплакал, за ним – София и Леон. Фред обнял их и гладил близнецов по плечам, капая слезами без рыданий на волосы девочки. А Миша его потрепал по голове, как делала в детстве.

Утром 6 февраля – в бывший день рождения Софьи – близнецы вылетели в Москву. Туда же собрались все, кто был изображен в фильме, свидетели и участники былых событий. На них собирались «опробовать впечатление». И, кроме того, Георгий закончил музыку к фильму, и ее надо было подложить под изображение прежде, чем вручить фильм Клоду в подарок.

Фред не мог приехать – обучение у него настолько секретное, что сбежать в самоволку – не реально. Но на сорокалетие отца его отпустят, он елеуговорил начальство, подарив Академии идею, которую теперь будет вместе с ним осуществлять весь профессорский состав. А вообще-то курсантамдаже по компьютеру нельзя связываться с родными, так как того требует безопасность.

Близняшки в Москве мерзли и клацали зубами. Они впервые оказались в заснеженном городе. И их куртки на пуху грели слишком небольшую площадь организмов. Так что они отправились в меховой магазин за шубами. И купили дубленки наподобие той, какую когда-то купил Клод.

Он не знал, что дети едут в Москву по поводу фильма. Они сказали, что их позвали в Москву отпраздновать день рождения их матери. Он тоже хотел присоединиться. Но ему резонно заметили, что на нем – подготовка к его личному юбилею. И Клод остался дома. Правда, они с Робертом и Робертой, Лиля и Миша выпили «за Софью» – не уточняя, за живую или мертвую. Никто так и не понял, как следует в этом случае молиться за их любимую жену и невестку.

Михаил на этих «неправильных» поминках (оказывается, их устраивать можно только в день смерти, а не рождения) впервые после расставания встретился с Лилей. Она поседела. Стала такой благообразной старушкой. Не то что его Сирена – она немного «смягчилась» внешне. Но от этого только похорошела. Да и детей родила не чета Мише – брюнетов с орлиными носами. И Мише самому было непонятно, почему столько лет он не мог простить эту женщину. Наверно, за то, что она была счастлива в браке хоть какое – то время. А первоначально союз со Стефаном преподносился, как жертва во имя дочери.

Они по-прежнему между собой не разговаривали даже тут, у Клода в доме. Но зато Лиля кое-что новое рассказала о Насте и ее муже. Между супругами явно наметился раскол. Настя не одобряла, что Веру отец с дядей балуют просто безмерно. Она растет диктатором и эгоистичной стервой.

– Что ж, такой у нее гороскоп, – ехидно усмехнулся Клод.

– Что вы все цитируете эту книгу, – разозлилась Лилия. Слезы навернулись у нее на глаза – явно начался климакс у женщины. – Я как бабушка беспокоюсь, что она совершает поступки не по возрасту. И к морали ее не приучают.

Все молча уставились на сделавшуюся вдруг такой моралисткой Лилию, напрочь забывшую о том, что жених поимел ее чуть не у алтаря на глазах у всех. И она его не бросила после его вульгарного поведения. Но ни словом не обмолвились. Роберта, сидевшая рядом с гостьей, приобняла ее за плечи.

– Если они расстанутся – твоя дочь и Гия, – Вера с матерью приедут сюда?

– Как бы не так! Она – папина дочка. Вся в их горскую породу. Да и Илларион скорее убьет Настю, чем даст увезти девчонку.

И опять все напряженно замолчали.

– Я пойду. Царство небесное покойнице Софье, – Лилия перекрестилась. Роберт проводил ее двери и предложил подвезти. Но она испуганно отказалась.

Ангел Лилии разъяснил своему коллеге, что Лиле все время кажется, что все люди насилуют себя, общаясь с ней лишь из вежливости. Она ведь была заразной! По этой же причине она старается держаться от детей на некотором расстоянии – вдруг вылечили ее не до конца, ведь именно это послужило рецидив у сифилиса у Стефана.

– Моя себя извела тем, что ей нравилось поначалу заниматься с ним сексом, а потом она отказала ему – и он умер. И от всего в совокупности. Но больше всего – из-за нее.

Миша вернулся домой чрезвычайно довольным. Он увидел воочию, какой стала Лиля. И его порадовало, что ситуация сложилась так, что они расстались по ее инициативе. И теперь можно не переживать за эту женщину, чья кожа на лице немного «спеклась» от жаркого солнца и возраста.

Но Сирена неизменно смотрела на него встревоженно. Столько лет прошло, а она все боялась, что любовь к Лиле всколыхнется в Михаиле вновь. И когда она сегодня провожала его к Таубам на поминки, то боялась всерьез: как он поступит, если его сердце «разморозится». Сирена знала, что она просто удобна мужу, что он спасается в ее любящих объятиях от одиночества. Только дети и связывают их, если разобраться.

Миша, которому его Ангел по просьбе Ангела Сирены не раз говорил: «Скажи жене комплимент, признайся в любви Сирене». А он… не мог.

Сглазить не хотел или не верил, что любит? Этот вопрос он и сам себе задавал. И вот сегодня он, наконец, с удовольствием посмотрел на жену – ему нравилась ее прическа и макияж, она явно использовала их, как оружие против соперницы.

– Что ж, милая, все прошло без эксцессов и выяснения отношений. Лилия совсем увяла – как цветок без воды. А ты у меня, вижу, расцветаешь пышно.

– Что, надо похудеть?! – преданно заглядывая в глаза мужу, спросила Сирена и судорожно сглотнула.

– Я говорю серьезно: ты у меня – супер. Тебе так идет эта блузка.

– Ей уже три года. Скажи честно, ты что… ты… виноват?

– Только перед Лилей. Перед тобой – нет.

Сирена громко выдохнула, поскольку в ожидании ответа мужа даже дышать перестала.

В комнату влетели оба «брутальных брюнета», как называл отец своих десяти– и одиннадцатилетнего мальчишек.

Михаил сел на диван, пацанята начали, пыхтя, бороться на ковре ручной работы за право первым усесться на колени к отцу. И Миша в еще большей степени почувствовал себя пупом Вселенной, падишахом в кругу подданных. Особенно когда победившего Гошу шутливо спихнула с колен Сирена и уселась сама, погрузив лицо мужа глубоко в вырез блузки.

В Москве в это время приезжие из Австралии вперемешку с русскими друзьями и их приятелями вместе смотрели фильм о Соне.

– Классная она была, – с искренней грустью сказала Вера.

Ее хирургические раны зажили, хотя это было настоящим испытанием. Особенно долго мучили боли в груди. Отец приносил ей обезболивающее, а мать отбирала его, «чтобы ребенок не подсел на колеса». Отец с матерью по этому поводу сильно ссорились. Гия не без оснований считал, что таким образом Настя мстит им с Илларионом за потакание всем капризам Веры. Но, кроме этого, Ангел Насти видел, что мать не хотела развить не только зависимость девочки от обезболивающего и снотворных препаратов, но такжеи от череды дальнейших усовершенствований с помощью скальпеля. Она и так начала заниматься этим недопустимо рано. Так пусть хоть боль станет противоядием от смертельного вируса совершенства.

Вера и правда зареклась что-нибудь резать. Ей и так пришлось соврать всем, что она упала с лестницы, расквасила нос. И когда его складывали, она попросила заодно его уменьшить. Было сомнительным счастье не носить бюстгальтер, имея грудь третьего размера на маленьком тельце. А носить его не было возможности, потому что были болезненные надрезы снизу. И часто она думала – зачем все это затеяла! Но теперь уже боль, в основном, прошла. И девочка почувствовала себя взрослой девушкой, когда при встрече Леон ахнул от восторга. Софья присвистнула с восторгом.