Любовь, чакры и мармелад
Шрифт:
–
Я не смогу пока платить алименты.
Зара кивнула.
–
Заплатишь, когда найдешь работу.
И тогда он заговорил увлеченно, оседлав свой конек. О том, что в капиталистическом обществе творческий человек обречен на вымирание. Что образование наших дней– это умение манипулировать людьми, идеями, информацией. Человек при капитализме тупеет, потому что окружен красивыми
Зара слушала его, не возражая. И думала, что все еще любит его, этого некрасивого, щуплого, талантливого поэта-писателя. Любит за его эксцентричное восприятие мира, любит несмотря на его неспособность в этом мире прижиться. Еще думала, что она тоже видит, как все непристойнее становятся костюмы «гоу-гоу» танцовщиц, как все дешевеют ценности и дорожают продукты питания. Видит, как делают деньги те, кто верит в деньги, за счет тех, кто верит в человека. Все это было ей не ново. Ново для них, но не для истории. Она понимала все, о чем он говорил. Разница между ними была в том, что она пыталась приспособиться к этой системе. Цеплялась, как кошка на дереве, за малейшую возможность заработать, забыв про высокое искусство и предназначение. Наверное, это и называется «продаться системе». Ее радость от полученного контракта с солидной зарплатой меркла, сменяясь презрением к себе и собственному выбору. Конечно, он уходит от нее. Она слишком приземленная, чтобы служить музой. Но разве можно ей поступать иначе?.. Кто-то ведь должен зарабатывать на жизнь. Она это может лучше. А он– творец. Они просто из разных миров… Зато ребенок красивый получился,– закончила она рефлексировать и жестко сказала.
–
Машину продашь, деньги поделим пополам.
Он спросил вяло, можно ли поспать еще одну ночь на диване.
–
Нет, дорогой. Уходишь так уходи.
Она, наконец, увидела его чемодан модного дизайнера– сама подарила– вытащила на лестничную площадку.
–
Пока.
Услышала, как хлопнула дверь в прихожей. Обиделся.
Вышла в гостиную– пусто. Недокуренная сигарета тлела на краю пепельницы. Она взяла ее осторожно, двумя пальцами, медленно поднесла к губам, коснулась еще влажной после губ ее супруга бумаги,
крепко сжала во рту и затянулась так, что вносу защипало, и выступили слезы. Смяла окурок в руке, чувствуя, как опалил кожу ладони фитиль. Отерла слезы с глаз. И принялась за уборку.
Глава 14.
Элина репетировала дуэт с новым партнером. До премьеры спектакля поставленной по мотивам пьесы Гете «Фауст», остались считаные дни. Все были на взводе, включая руководителя. Оно и понятно– балет ставился на Антона. У него была главная партия профессора Фауста. Даже образ Мефистофеля в задумке Юрия Христофоровича был оттенен на второй план. Акцент был сделан на Боярском-Фаусте. Подготовка нового спектакля началась десять месяцев назад. Когда солист получил травму и стало ясно, что на премьере он работать не сможет, стали срочно вводить в состав запасного танцовщика. Денис Олешко был молодой, красивый, талантливый. Но еще не слишком опытный. Ему было тяжело справляться с возложенной на него ответственностью– шутка ли, когда тебя на всех углах сравнивают со звездой. Он нервничал и оттого лажал. Элине пришлось остановиться, потому что главная поддержка не получилась. Юрий Христофорович почесал бровь, дергая за длинные седые волоски. Это означало нетерпение.
–
Дэн, давай сделаем,– кивнула Элина темноволосому и плечистому партнеру в
модных штанах, закатанных выше колена, на бретельках, перекинутых крестом на загорелой, с золотистыми волосками, груди.
Она сделала подход, взлетела на руки мужчине, но тот, оступившись, не смог закончить поддержку так, как было нужно.
–
Тырьям-бум-бум!– раздался громкий голос хореографа. – Бум-бум,– он
постучал по деревянной скамейке, намекая на ограниченные умственные способности танцовщика. Тот залился румянцем на широких скулах.
–
Ты шаг поменьше сделай. А то перелетаешь,– буркнул ей Денис.
Она кивнула, прикусив губу, чтобы не улыбнуться. Остальные танцовщики с интересом наблюдали. Еще один подход, снова неудача. Денис схватился за плечо, сморщившись.
–
Да поднимешь ты ее уже или нет, черт тебя дери!– взревел Юрий
Христофорович, подскакивая со стула. Денис затрясся точно в лихорадке. Элине стало его жаль.
–
Юрий Христофорович, а можно мы сначала прогоним? Он сделает. Да же, Дэн? У нас уже получалось!