Любовь цвета лазури

– А спать вам не пора? – спросила она подозрительно.

– Еще рано! – хором ответили Рита и Мэтью, переглянулись, Рита хихикнула, Мэтью выглядел несколько смущенным.

– Ну ладно. А маленькие девочки отправляются баиньки, – фыркнула Элен и ушла к себе.

Рита извинилась перед Мэтью и отправилась в комнату дочери. Элен лежала на одеяле, перевернувшись на живот, и теребила любимого плюшевого медвежонка. Этого Тедди подарил ей Дейк, когда девочке исполнилось шесть, и с тех пор во все поездки Элен брала медвежонка с собой. Ох, какой она, все-таки, еще ребенок!

– Элен, что случилось? – Рита осторожно присела на край кровати.

– Да не знаю, мам, настроение почему-то испортилось, – неожиданно по-взрослому и устало сказала дочь.

– Устала?

– Да не знаю я, что со мной, не знаю, не знаю! – взвилась Элен. – Ну бывает же такое! Не на все есть ответ!

– Извини, – сказала Рита, хотя была ни в чем не виновата.

– За что? – усмехнулась дочь.

– Сама не знаю. Не на все есть ответ.

Элен вздохнула и уткнулась в подушку.

– Все, мам, спокойной ночи. Утром я встану, и ни следа плохого настроения.

Рита тихо вышла из комнаты – понимала, что от дочери сейчас ничего не добьется. Мэтью куда-то ушел, искать его не хотелось. Рита посмотрела на книгу, поняла, что читать больше не хочет, и вышла во двор – посмотреть перед сном на звезды. Послезавтра возвращаются студенты, так что драгоценной тишины снова не будет.

Глава 5

Дни проходили быстро, один за другим. Почему на юге время летит быстрее, чем на севере?

Мэтью не знал. Он вообще ощущал себя странно. Как будто потерялся между мирами, и теперь не может отыскать дорогу обратно. Внимание Элен, общение с ее матерью – все это путало его. И озадачивало.

Элен – беспечное, очаровательное существо, полное воздушных планов. Нынче вечером она пребывала в отличном настроении, романтики очень хотелось. Так что Мэтью не удивился, услыхав от нее после ужина:

– Пойдем гулять ночью к морю!

– Ну, пойдем…

И вот – темно, потому что освещенными дорогами «ходить неинтересно», под ногами тротуар, ступеньки прячутся в неожиданных местах… черт! Мэтью чуть не упал на Элен, которая скакала по ступенькам, как горная козочка и, казалось, видела в темноте. Ночное море ничем особенным не выделялось. Пахло йодом и солью. Мэтью стоял рядом с Элен на берегу и думал почему-то о тихом вечере в гостиной, где осталась Рита. Опять читает, наверное.

На следующий вечер, после прогулки по Антибу и плотного ужина, Элен опять потянуло на танцы. Мэтью подумал и решительно отказался.

– Прости, я устал, хочу отдохнуть.

– Но это и есть отдых!

– Не для меня и не сегодня.

Элен попробовала было обидеться, но тут зазвонил ее мобильный телефон – оказалось, кто-то из новых приятелей не прочь увидеться. Элен радостно объяснила, что это Этьен, художник из Лиона. Художнику, как понимал Мэтью, едва ли исполнилось двадцать пять; он с приятелями тоже собирался на дискотеку и обещал напоить девушку отличными коктейлями. Повеселевшая Элен взяла с Мэтью слово, что он не будет скучать, надела какое-то легкомысленное платьице и была такова.

И вот он остался наедине – со своими неторопливыми мыслями, с теплым вечером и… с Ритой.

Мэтью не задался целью ее искать, просто вышел в сад и увидел ее за столом, на котором живописно красовались остатки ужина. Рита сидела и увлеченно читала книгу, она вообще любила читать, он уже это заметил. Услышав шаги Мэтью, она подняла на него веселые и слегка виноватые глаза.

– Никак не могу заставить себя встать и помыть посуду. Понимаю, что надо, но сил никаких нет. Все-таки отпуск, можно немного побездельничать. Да и Сесиль утром придет.

– Вы совершенно правы, – кивнул Мэтью. Он посмотрел на стол, вздохнул и взялся за тарелки.

– Зачем вы?.. – Рита отложила книгу и встала. – Давайте я.

– Сидите. Должен же я хоть чем-нибудь быть полезным.

Он перемыл всю посуду. Рита поглядывала на Мэтью из-за книги, думая, что он не видит, а он видел и специально ловил эти короткие взгляды: ему было важно ее одобрение.

– Теперь можно спокойно отдыхать, – сказал Мэтью, когда последняя тарелка была поставлена на сушку. – Выпить глинтвейна. У вас есть красное вино?

– Да, в холодильнике две бутылки. Это же Прованс, тут полно виноградников. И это Антиб, тут полно хороших вин во всех магазинах. Вы сварите глинтвейн?

– Если вы не возражаете.

– Просто какой-то конкурс хороших манер! – рассмеялась Рита. – Конечно, варите, я с удовольствием присоединюсь, обожаю глинтвейн. Это, наверное, безнадежно по-английски, да? Приехать на Лазурный берег и портить отличное вино тем, чтоб кипятить его в кастрюльке. Если мадам Сесиль узнает, она станет презирать нас обоих. Но я так люблю горячий глинтвейн. Особенно под Рождество.

– Сейчас не Рождество еще, но зачем же соблюдать условности столь педантично?

– Я тоже так думаю.

В одном из кухонных шкафчиков нашлись нужные приправы, и Мэтью некоторое время сосредоточенно медитировал над кастрюлькой. Когда он вынес ее и толстые керамические чашки на улицу, было уже почти темно. Рита включила подсветку в саду, и на свет слетелось множество мохнатых ночных бабочек. Негромко и уютно трещали сверчки.

– Бокалов, к сожалению, не нашел…

– И не надо.

Было хорошо сидеть, пить горячий глинтвейн, слушать южный вечер и молчать ни о чем. Вот это и есть настоящий отпуск, вот это и называется емким словом «отдых». Из тела уходила усталость, можно было расслабиться и ни о чем не думать. Возможность ни о чем не думать – одна из самых великих возможностей в мире.

Откуда-то – то ли из дальнего музыкального кафе, то ли из проезжавшей машины, – долетел обрывок песенки:

А он такой один,Мой парень – блондин,Он такой один…

Рита и Мэтью, не сговариваясь, засмеялись.

– Все-таки современная музыка иногда бывает очень смешной, – заметил Фрост.

– А вы любите классику?

– Да. Особенно Вивальди.

– А я Шопена люблю. Вальсы…

– Вы умеете танцевать вальс?

– Да, умею. Меня отец научил…

И разговор потек. Фразы цеплялись одна за другую, непринужденные и интересные. Совсем стемнело, Антиб зажегся разноцветными огнями, ими же оказалась усыпана и бухта – залив Ангелов. Мэтью в очередной раз констатировал, что Рита – интересная собеседница, недооценил он ее, вот что. Почему-то мысленно навесил на нее ярлык недалекой язвы, хорошо хоть ненадолго. А теперь все было по-другому.