Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко

Тем не менее круг его общения постоянно расширялся. Нейтральная Швейцария давно служила убежищем для политических эмигрантов из многих стран. Здесь Муссолини был принят среди беженцев из славянских государств, здесь он познакомился с Анжеликой Балабановой — профессиональной революционеркой, в 19 лет покинувшей богатую дворянскую семью в Черниговской губернии и получившей блестящее образование в Бельгии и Германии. Обладая твердым характером и огромной энергией, в то время она была уже весьма заметной и влиятельной фигурой среди социалистов и внимательно присматривалась к молодым кадрам. Муссолини был ей явно симпатичен. Несмотря на невыразительность внешнего облика Анжелики (хотя современники наделяли ее красотой сюрреалистического характера: роскошная копна густых темных волос подчеркивала белизну и прямоту черт лица), между ними могли возникнуть интимные отношения. Во всяком случае, многие биографы будущего дуче писали об этом. Ходили даже слухи, что его первая дочь Эдца была рождена Балабановой. Но это явный вымысел, запущенный в оборот недругами Муссолини. Важно другое: они сблизились на почве революционной пропаганды и Анжелика Балабанова оказалась той женщиной, которая приобщила его к этой деятельности, оказала серьезное влияние и ввела в Итальянскую социалистическую партию (ИСП).

Поначалу она увидела в юном бунтаре человека, внутренне еще не состоявшегося, даже неуверенного в себе и стремившегося скрыть эту неуверенность под маской разнузданного нигилизма. Они много общались, переводили с немецкого и французского работы К. Каутского и П. Кропоткина, читали произведения А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, О. Бланки, М. Штирнера, обсуждали «Манифест» К. Маркса и спорили чуть ли не до драки. В этих спорах проявились особенности интеллекта Муссолини: он был безусловно умным, но весьма поверхностным человеком. У него не было склонности ни к систематическому изучению философии, ни к тщательному социально-экономическому анализу. Он быстро усваивал чужие мысли, имел обыкновение спустя некоторое время выдавать их за свои, выхватывал из теорий лишь то, что ему нравилось и было понятно, с легкостью менял точку зрения на прямо противоположную даже в ходе одной беседы. Спустя несколько лет Балабанова поняла, что ее первоначальное представление о Муссолини оказалось ошибочным. Впоследствии в мемуарах она изобразила его человеком амбициозным и эгоцентричным, чьи «социалистические убеждения» основывались не на сострадании к угнетенным, а на стремлении стать их вожаком и захватить власть, на желании радикально изменить свое положение в обществе и отомстить тем, кто жил лучше него. Муссолини в первой автобиографии открыто писал о ненависти в школьные годы к детям из состоятельных семей, которые питались лучшими продуктами за отдельным столом. Мысль о необходимости борьбы с несправедливостью, глубоко проникшая в его сознание в юные годы, была направлена не на искоренение бедности в обществе, а на поиск путей приобщения к тем, кто сидел за отдельным обеденным столом.

Муссолини еще не вполне четко представлял себе, как именно он сумеет достичь этой цели. Но уже тогда ему стало ясно: без насилия (в широком смысле слова — над личностью, обществом, устоявшимися правилами и нормами поведения, моралью) тут не обойтись. Эта убежденность стала внутренним стержнем его жизненной философии, от которой он уже никогда не отказывался. В швейцарский период она проявилась в восхвалении им анархистской теории «пропаганды делом», в броских лозунгах типа «баррикады важнее избирательных бюллетеней», в апологии любого насилия, примененного для достижения цели. Он призывал к бескомпромиссной борьбе с мировой буржуазией, сыпал грубые обвинения в адрес социалистов — сторонников реформ, атаковал без разбора всех королей и императоров, требовал установления социалистической республики, яростно обрушивался на все вероисповедания, религию и церковь, которую называл служанкой капитализма и «огромным трупом, не оставившим следа в истории человеческой мысли». Примитивный антиклерикализм причудливо сочетался с революционным, антимонархическим и, как это ни странно, антимилитаристским пафосом его выступлений. Муссолини поносил правительство за развязанные им войны, высмеивал парады и маневры, уклонялся от воинской повинности. Военный трибунал в Болонье заочно приговорил его за это к годичному тюремному заключению. Возможность возвращения на родину становилась весьма проблематичной. Но Муссолини повезло. В сентябре 1904 года король Виктор-Эммануил III по случаю рождения наследного принца Умберто Савойского объявил амнистию всем уклонявшимся от призыва, установив обязательный срок их явки с повинной. Муссолини решил больше не испытывать судьбу и вернулся в Италию.

В январе 1905 года он был направлен в Верону в 10-й полк берсальеров. «Мне нечего сказать о моей военной службе, — писал он впоследствии, — я был простым солдатом, но во всех отношениях ОТЛИЧНЫМ солдатом». Муссолини даже хотел пойти на курсы младших офицеров, но был вынужден взять очередной отпуск и вернуться домой в связи с безвременной кончиной матери. Он любил мать и тяжело переживал ее утрату, однако это не помешало ему завести пару новых интрижек: сначала с учительницей Паолиной Данти из Форли, а затем с некой Вирджинией Салволини. Его цинизм был поистине безграничен: плотские желания затмевали все прочие чувства и побуждали даже в период траура рыскать в поисках сексуальных приключений.

Демобилизовавшись в сентябре 1906 года, Муссолини устроился учителем начальных классов в поселке Толмеццо (провинция Фриули, близ австрийской границы). Он преподавал в течение года, получая 75 лир в месяц и подрабатывая частными уроками, но с первых же дней понял, что профессия педагога для него не вполне подходящая. «С самого начала я не мог справиться с проблемой дисциплины», — отметил он в автобиографии. Но эта формулировка слишком обтекаема и мягка. На самом деле поведение Муссолини в Толмеццо иначе как полной моральной деградацией назвать нельзя. Он регулярно напивался, бузил, хамил по всякому поводу и без повода, был малообщителен, груб, лицемерен, проявлял отчетливые признаки паранойи, за что получил от своих учеников прозвище «псих». Он систематически приставал на улице к женщинам, вступал в интимную связь со всякой, кто был доступен, и добивался своего угрозами и насилием с теми, кто оказывал сопротивление. Кроме случайных контактов молодой учитель умудрялся поддерживать более или менее длительные любовные отношения, возвращаясь к одной и той же женщине более трех раз. По оценкам некоторых экспертов, у Муссолини было свыше 30 таких «постоянных» романов, в том числе в Толмеццо как минимум три: с Грациозой Бокка, Джиованниной Фиумана и Луиджиной П., женой хозяина квартиры, в которой он снимал комнату. Когда муж узнал об измене, он подрался с квартирантом, но был бит, поскольку тот оказался сильнее. Связь с Луиджиной была страстной и затяжной: уже покинув город, Муссолини как-то раз не пожалел денег на дорогу и не поленился проехать свыше 300 миль, чтобы увидеться с возлюбленной. Тайком пробравшись по лестнице, он овладел ею прямо на полу, пока муж спокойно спал в соседней комнате.

Распутный образ жизни в Толмеццо оставил тяжелый след на все последующие годы — Муссолини подцепил трудноизлечимую венерическую болезнь. Решив, что это сифилис, он впал в глубочайшую депрессию и намеревался покончить с собой. Добрая половина биографов будущего дуче, касаясь этого сюжета, с уверенностью писала именно о сифилисе. Однако достаточных оснований для этого нет. В 1925 году, будучи уже главой правительства, Муссолини послал анализ крови на проверку в Англию. «Реакция Вассермана» оказалась отрицательной, и он даже хотел объявить об этом публично, поскольку слухи о его болезни активно муссировались в прессе. Предположение о сифилисе не подтвердилось и результатами вскрытия тела и изучения мозга Муссолини после гибели. По всей вероятности, он заразился какой-то иной венерической инфекцией, перешедшей в хроническую стадию и время от времени дававшей о себе знать.

Осенью 1907 года Муссолини успешно сдал экзамены в Болонском университете на право преподавания французского языка в средней школе. Спустя полгода ему удалось найти работу по этой специальности в лицее города Онелья, и с тех пор он стал с апломбом именовать себя «профессоре». Его образ жизни остался неизменным: пьянки и дебоши чередовались с периодами вынужденного затишья из-за безденежья, случайные связи сочетались с краткосрочным романом с очередной «невестой». Муссолини стал больше времени уделять политике: публиковал острые антиклерикальные статьи, вел бурную полемику с анархистами, выпускал пропагандистский листок социалистов. Он состоял под негласным надзором полиции и спустя несколько месяцев был уволен из лицея и вернулся в родную Эмилию-Романью.

Здесь его ждал сюрприз в виде прелестных дочек новой сожительницы отца — Анны Гвиди (Ломбарди). После смерти жены старик Алессандро переехал в Форли в дом к этой нелюдимой, сухощавой и сварливой вдове, имевшей четырех дочерей. Бенито сразу влюбился в одну из старших сестер Аугусту, но добиться ее не смог, поскольку она предпочла выйти замуж за могильщика. Тогда его жадный взгляд остановился на младшей, 16-летней Ракеле — очень хорошенькой, стройной, невинной, с голубыми глазами (что нетипично для итальянок) и светлыми, пушистыми волосами. Выросшая в простой крестьянской среде, смекалистая и шустрая, непосредственная и непритязательная, Ракеле с детства была переполнена предрассудками и приучена к физическому труду. Она помогала матери и неофициальному отчиму, прислуживая в открытой ими на паях привокзальной траттории.

Бенито также был вовлечен в работу: управлялся по хозяйству, вечерами чистил кувшины, мыл посуду, а в свободное время писал для одной газеты роман «Клаудиа Партичелла». В 1928 году он был переведен на английский язык под названием «Любовница кардинала». Первый литературный опыт Муссолини явно не удался. Роман получился скучный, тривиальный, лишенный какой бы то ни было художественной ценности. Однако Ракеле он понравился: ей не без оснований показалось, что в одной из положительных героинь — служанке, отдавшей жизнь за хозяйку, — автор воплотил ее образ.

Бенито был искренне очарован юной милашкой, причем до такой степени, что объявил ей о своем намерении жениться. Но молодые люди сразу расстались, так как Муссолини получил приглашение занять должность секретаря «палаты труда» и редактора местного еженедельника в Трентино — части граничившей с Италией австро-венгерской провинции Тироль, население которой в значительной мере состояло из итальянцев. Муссолини с головой ушел в работу. Он разразился целой серией гневных статей в адрес австрийских властей, притеснявших итальянцев, развернул яростную антиклерикальную кампанию, внеся в нее элементы вульгарной ругани, ненависти и абсолютной нетерпимости, затем ударился в пространные рассуждения о Ж. Сореле и синдикалистах, неомальтузианстве и дарвинизме, Парижской коммуне и Джордано Бруно. Судя по его писаниям, в то время он еще не был националистом. «Мы должны оставить национализм хозяевам», «патриотизм и национализм — это маски буржуазного милитаризма и жадного капитализма» — такими броскими лозунгами пестрела его газета.

Конечно, он был очень «неудобной» фигурой для австрийских властей. За систематические оскорбления в печати Муссолини не раз подвергался штрафам и арестам. Однажды, переполненный «благородным» гневом, он даже объявил голодовку, но это занятие ему быстро разонравилось. В конечном счете его выставили из Трентино за «распространение запрещенной печати и возбуждение насилия по отношению к государственной власти». В знак протеста местные социалисты призвали рабочих к забастовке, а в итальянских газетах промелькнуло имя Муссолини. В глубине души молодой бунтарь не мог не радоваться всему происшедшему: в Трентино ему не нравилось, а высылка создавала столь желанный ореол «преследуемого революционера». Кроме того, и в личной жизни обстоятельства сложились так, что ему лучше было уехать. Верный себе, Муссолини завел связь с замужней женщиной Фернан-дой Осс Фачинелли, работавшей в местном профсоюзе. Она родила сына, который умер через несколько месяцев. Сама Фернанда также вскоре скончалась от туберкулеза.