Любовь для начинающих пользователей
Шрифт:
И каждый такой укол вызывал новый приступ тошноты, а страх становился всё отчетливей, он будто нависал над городом, спускаясь, как облака с вершины горы, обтекая её, обволакивая, хотя небо оставалось таким же безоблачным, как и все последние недели, а жара не прекращалась.
Наверное, всё дело было в жаре.
Симба поудобнее перехватила пакет с едой и опять взглянула под ноги.
Иголки поблёскивали на солнце, то наваленные врассыпную, то хитроумно воткнутые в асфальт. Симба вспомнила, как совсем маленькой девочкой играла в классики и легко прыгала
Раз… Два…
Дурацкий пакет и идиотская картинка.
Взрослая тётенька, прыгающая на одной ножке!
Три… Четыре…
Какой придурок разбросал здесь эти иголки?
Хорошо, что прыгать только до трамвайной остановки.
Прыг-скок, вот бордюр тротуара.
Прыг-скок. Вот пешеходная дорожка.
Иголочки страха покалывают сквозь тонкие подошвы босоножек.
Иголочки страха вонзаются в кожу, на ней выступают капельки крови.
Красные капельки, цвета её волос.
И трамвай тоже красный — вон он, появился из-за поворота.
Лучше сесть во второй вагон, так ближе до дома, а если сесть в первый, придётся отшагать лишние шесть метров.
Это Симба давно высчитала.
Пакет со жратвой безумно тяжёлый, она давно не носила таких тяжёлых пакетов.
Хорошо хоть, на остановке нет этих проклятых иголок, и можно стать на асфальт обеими ногами.
Когда Симба играла в классики, волосы у неё ещё не были красными.
Обыкновенные тёмные волосы и в них бант — это она отлично помнит.
Помнит даже то, что обычно бант был белый.
А волосы — длинные.
Она подстриглась втайне от отца.
Взяла у мамы денег и пошла в парикмахерскую.
Как взрослая, одна, без родителей.
Увидев, что получилось, отец заплакал.
Симба садится в трамвай и смотрит через окно на улицу.
Облака страха всё ещё висят над горой, а на асфальте тротуара хорошо заметны маленькие стальные иголочки. Когда она шла к магазину, их не было. А в магазине Симба полезла за кошельком и наткнулась на визитку.
mailto: owner@compghost.net
В последние дни всё изменилось. Кому-то от неё чего-то надо. Она уже рада, что дома — племянник. Смешной, долговязый, постоянно краснеющий. Сейчас она накормит его котлетами. Ещё две остановки, и она дома, там не должно быть никаких иголочек, асфальт с утра был чист — когда она выходила из подъезда, припозднившийся дворник поливал его водой из шланга.
И зачем этому мужику понадобились баннеры? Бред какой-то…
Да ещё — предлагать за них такие деньги!
Загляните на эту страничку…
Если хотите, найдёте…
Эротический гороскоп для мужчин…
Вы будете счастливы…
Тошнота прошла сразу после того, как из-под ног исчезли иголочки.
Симба села на боковое сиденье и поставила пакет на колени.
— Проездной! — мрачно сказала она приковылявшему кондуктору.
— Покажите! — так же мрачно пробурчал тот.
Симбе пришлось снимать
пакет с колен, опять лезть в сумочку и доставать кошелек. Проездной лежал в боковом отделении, по крайней мере с утра.Когда она ехала на встречу.
С любителем баннеров.
— Вот! — сказала Симба и чуть не добавила: — Подавись!
Кондуктор удивленно хрюкнул и исчез в конце вагона. Симба посмотрела в окно, и её опять стало подташнивать. Вдоль трамвайных путей медленным прогулочным шагом шёл под отвесными лучами дневного палящего солнца знакомый мужчина в тёмных очках.
Будь у Симбы с собой цифровая камера, она успела бы сделать снимок. А дома быстренько переписала бы файл в компьютер, обработала, распечатала и повесила картинку рядом с харей. Получилось бы две мишени — харя и борода. В бороду метать дротики даже прикольней, вот только снимать надо не в профиль, а анфас.
То есть чтобы с мишени глядело лицо целиком. Полностью.
Лысина, переходящая в лоб, лоб, переходящий в переносицу, на переносице — безумные тёмные очки. Не по летам очки, в таком возрасте носят что попроще. Вот напяль такие очки племянник, тогда — ладно, племяннику простительно. Если бы племянник носил дома очки, не бросалось бы в глаза, как он пялится на Симбу, хорошо ещё, что ему не приходит в голову её пощупать, пусть даже нечаянно…
Вроде бы — нечаянно.
Под очками — нос, а под носом начинается борода.
Первый дротик — в лоб. Это обязательно!
Потом — в очки, парочку, один за другим. В левый глаз и в правый. Звон разбитого стекла, осколки вонзаются в глазные яблоки. Симба сжалится над харей и станет кидать дротики в бороду. С харей ей, по крайней мере, какое-то время было хорошо, ну, почти хорошо. Пока Симба не сказала ему, что она не простыня и не одеяло.
— Что-что? — переспросил харя.
— А вот то! — громко сказала Симба и добавила: — Я не только для того, чтобы лежать на мне… Или — подо мной…
— Ты так считаешь? — осведомился харя.
Симба заплакала и дала ему пощёчину.
— Ты сумасшедшая, — заметил, потирая щёку, харя, — ты сама не замечаешь, что совсем свихнулась!
— Интересно, — сказала сквозь слезы Симба, — в чём это проявляется?
— Бабочки, — ответил харя. — Ты мне постоянно про них талдычишь!
— Ну и что? — всё так же сквозь слезы спросила Симба.
— Их просто нет, — сказал харя. — Бабочки не могут мутировать, надо книжки читать!
— Они есть, — возразила Симба, — иначе бы они мне не снились!
— Их нет, — сказал харя, — таких бабочек быть не может, таких, какие тебе снятся…
— Они мне не просто снятся, — проговорила Симба, — я верю, что они есть, их надо только услышать…
— Услышать? — переспросил харя.
Симба перестала плакать и внимательно посмотрела на харю. Он дурак. Он думает, что она простыня и одеяло, но не знает, что бабочки-мутанты поют. И увидеть их можно лишь после того как ты их услышишь. А поют они раз в году, не чаще. Ей рассказал об этом отец, много лет назад, на юге, а отец её никогда не обманывал…