Любовь до полуночи

– Я хочу, чтобы ты поняла. Хотя бы мои мотивы, если не мои доводы.

– Ты избегаешь обязательств. Все предельно ясно.

Он выдохнул с шумом.

– Я избегаю. – Он не договорил. – Я не хочу причинять тебе боль, Одри. Просто не хочу. Мне очень жаль, но, как бы нам сейчас плохо ни было, в конечном счете так будет лучше.

– Тебе незачем извиняться, Оливер. Ты оправдал свою репутацию и подарил мне ночь, которую я никогда не забуду. По многим причинам. – Натянуто улыбнулась. – Я понимаю, правда.

– Серьезно?

– Я собираюсь вернуться в Сидней, зароюсь в работу и с этого момента сосредоточусь на тех, до кого могу дотянуться. – Это была ложь, ее еще долго никто не сможет заинтересовать.

– Одри, не поступай так с собой. Дело во мне, не в тебе.

Оливер, казалось, вздрогнул от банальности своих собственных слов.

– Ты прав. Дело в тебе и твоей неспособности отпустить прошлое. Все дело в том, что ты настолько боишься стать похожим на отца, что вообще избегаешь каких-либо обязательств. Ты маскируешь это под рыцарство и заботу обо мне, но, давай будем честными, все дело в тебе самом.

Его лицо черствело.

Лимузин подъехал ко входу в здание аэропорта, и Одри открыла свою дверцу еще до того, как машина успела остановиться. Оливер выскочил за ней, пока водитель обходил машину, чтобы достать из багажника ее чемодан.

– С тех пор как я встретила тебя, Оливер, я думала, что и в подметки тебе не гожусь. Ты был всем, чего я хотела и чего не заслуживала, как мне казалось. Ты стал чем-то символическим в моей жизни, состоящей из недостатков, и я носила их с собой как символ стыда.

– Но знаешь, что? Я действительно не заслуживаю такого мужчину, как ты. Ты недотягиваешь до моего уровня, Оливер Хармер. Ты так зациклен на том, чтобы не уподобиться своему отцу, что не замечаешь, что уже стал точно таким, губя женщину за женщиной, сея страдания вокруг. Я перестала сомневаться в себе. – Она ткнула его в грудь. – Я сногсшибательная. И умная. И симпатичная. И лояльная. – Каждый толчок в грудь как обвинение. – И я лучший друг, о каком можно только мечтать. С тобой я была бы страстной и гордой, и ты шел бы со мной по жизни с высоко поднятой головой. Но эта честь выпадет кому-то другому, а я не смогу встретить его, пока ты остаешься в моей жизни. – Она опустила руки, которые теперь выглядели безжизненными. – Так что все кончено, Оливер. После восьми лет. Никаких больше карточных игр, никаких разговоров, никаких долгих ленивых обедов, которые могут стать прелюдией к реальным отношениям с настоящей женщиной. – Ее плечи вздрогнули, а потом упали. – Больше никакого Рождества. Если я не остаюсь в твоей жизни, то я ухожу из нее. Ты не можешь иметь и то, и другое. – Она поставила свою сумку между ними. – Пожалуйста, не пиши мне. И не звони. Не присылай мне открыток на день рождения. Не приглашай меня на свадьбу со следующей Тиффани.

К счастью, все ее слезы уже иссякли. Одри подхватила свою сумку, благодарно улыбнулась водителю, который изо всех сил пытался не прислушиваться к их разговору, а затем снова посмотрела на Оливера, прежде чем прошептать:

– Но я умоляю тебя не соглашаться на жизнь без любви. Пожертвовав собой, твоя мать не этому хотела научить тебя.

А потом она повернулась, и он пропал из поля ее зрения.

Из ее жизни.

Но только не из ее сердца.

Глава 13

20 декабря этого года

Не вслушиваясь в безупречную английскую речь, Оливер смотрел через бухту Виктория на здание, в котором располагались ресторан «Цинтии» и пентхаус на самом верху, рассеянно катая сигару между пальцев. Он научился легко находить ресторан глазами из любого бизнес-центра острова Коулун, где часами мог смотреть в окно.

Несмотря на присутствие своего адвоката и партнера, он тоже должен был находиться здесь. Эта сделка была слишком важна, чтобы невнимательностью оскорбить тех самых людей, у которых он хотел выкупить компанию. Но то, что они говорили на английском языке, а не требовали его вести переговоры на мандаринском, свидетельствовало о том, что они уже уступали. А это означало, что они уже решились продать.

Остальное – просто ритуальный танец.

То есть его взгляд и внимание могли свободно блуждать через бухту и подниматься по шестидесяти этажам из стали.

Он заставил себя полностью распланировать весь день, и у него было полно встреч в Гонконге – сегодня, двадцатого декабря, – но его сердце настаивало на том, чтобы он оказался здесь, на Коулуне, прямо напротив ресторана «Цинтин» через бухту. Словно таким образом он мог узнать, что чудо произошло и Одри появилась там. Как будто его глаза разглядели бы ее, стоящую скрестив руки на груди, у той стеклянной стены напротив. Далекую точку на фоне моря серебра и хрома.

Вопрос заставил его переключить внимание, но, как только ответ был дан, его взгляд вновь обратился к ресторану, а воспоминания унесли его назад, в прошлое Рождество. К тем необыкновенным, сказочным двадцати четырем часам.

Он сдержал слово и никогда больше не пытался связаться с Одри. Ни электронного сообщения, ни телефонного звонка, ни писем, ни SMS. Ну в любом случае ничего, о чем она просила его. Но он всегда умел находить лазейки.

Но весь прошлый год показался ему чистилищем. Какой же он был дурак, если думал, что сможет просто вернуться к своей жизни в Шанхае и выбросить ее из своей системы и из воспоминаний. Ему пришлось работать над этим – действительно чертовски тяжело работать, – только чтобы выдержать те первые недели. Потом месяцы. Потом весну, лето, осень.

А теперь прошел год, и наступил момент, которого он до смерти боялся.

Когда Одри не прилетела на их Рождество.

Опять.

Она бросила ему в лицо горькую правду в тот день в аэропорту. Жестокие, неприятные слова, которые он постарался забыть. Ему потребовалось несколько недель, чтобы начать их переваривать. Сначала он был в ярости и старался оправдать то, что дал ей уйти. Затем он пытался найти разумное объяснение и вспомнил, как ей было больно и сколько мужества ей, наверное, потребовалось, чтобы стоять там и позволять ему так унижать себя.

И наконец он понял смысл ее слов, и это словно заставило слова материализоваться, он вдруг начал видеть подтверждения ее правоты, куда бы он ни пошел. Прямо перед глазами.

И они насмехались над ним.

Причина его неспособности к успешным отношениям была в нем самом. И он действительно использовал свою дружбу с Блейком в качестве защитного экрана, за которым предавался своим чувствам без права собственности на них.

И как только он перестал отрицать это, он начал видеть больше и больше. Как он лгал самому себе все это время, полагая, что только его высокие стандарты не позволяли ему привязаться к какой-то одной женщине. Неудивительно, что он никак не мог найти ее: его подсознание мешало ему это сделать.

Но мужчина не может просто игнорировать такое прозрение. Поэтому Оливер снова начал встречаться, проверять теорию, проверять себя, охотясь за той, которая могла бы предложить ему ту же душевную связь, какую открыла ему Одри в ту ночь в кресле. Ту, которую она предлагала ему много лет. Страдая от эмоционального голода, он искал то, что уже отведал.

Но не находил.

Хотя на этот раз он по-настоящему пытался.

И поэтому он выбросил спасательный круг – вернув себе один старый должок, – и только уповал на небеса, что Одри обо всем догадалась, получив на прошлой неделе неподписанную рождественскую посылку. И что она приняла ее. И пусть она даже была в ярости, только бы эта эмоция была достаточно сильна, чтобы вернуть ее в Гонконг.