Любовь – это розы и хлыст

– Бесстрашный… – перевела я со старолитанского. – Как же мне хочется быть в команде корабля с таким названием! О, мессире…

– Это может решить только капитан, – вздохнул мой друг. – Будем надеяться на то, что он согласится взять тебя в команду. А пока давай я покажу тебе еще одну книгу. Это атлас целебных растений. Тебе понравится.

Мессире Марсино убрал в шкаф книгу по человеческой анатомии и достал не менее прекрасный альбом, обтянутый изумрудно-зеленым шелком. Мы раскрыли его и погрузились в изумительный мир лекарств, созданный самой природой. Показывая мне рисунок того или иного растения, мой друг объяснял, что в нем целебно – корень, стебель, цветки или плоды. Я жадно хватала эти знания и понимала, что они останутся со мной навсегда. Незатейливая ромашка облегчала кашель и желудочные колики, мята и мелисса улучшали настроение и снимали страх, толченый корень валерианы был незаменим при бессоннице… Были и опасные травы. Сок красавки, влитый в вино в должном количестве, мог вызвать разрыв сердца; настой волчьих ягод, выпитый с молоком, производил спазм глотки, и человек мог задохнуться. Было еще одно растение – цикута – источавшее сильнейший яд. Достаточно смазать кончик иглы этим ядом, царапнуть кожу – яд мгновенно вызывал мучительную смерть. Это я тоже очень хорошо запомнила.

– Ах, – вздохнул мессире Марсино, когда мы досмотрели книгу до конца. – Если боги помогут нам, и ты останешься на корабле, я передам тебе всё, что знаю. Я вижу в тебе искру таланта и желания учиться. Это такая редкость среди детей и особенно девочек. Ты могла бы стать великой целительницей!

– И стану, мессире! – горячо воскликнула я. – Я стану, и вы будете гордиться мной!

– Отлично, – улыбнулся мой друг. – Пробили склянки. Ужин. Его накрыли для тебя в каюте капитана.

Он взял меня за руку и мы пошли в капитанскую каюту. На палубе всё сияло чистотой, паруса от закатного солнца казались розово-золотыми и, пока мы шли, я вертела головой во все стороны: старалась запомнить как можно больше всей этой красоты. Вдруг раздался резкий, пронзительный крик. Я подняла голову. Высоко над мачтами кружила белоснежная птица – это она пронзительно кричала.

– Что это за птица? – спросила я у своего друга.

– Моряки зовут ее «дольче кантерино» – «сладко поющая», – ответил мессире Марсино. – Это в насмешку. На самом деле эта птица никогда не поет, а только издает пронзительные вопли. Матросы верят, что увидеть эту птицу – к перемене ветра или судьбы.

– Значит, в наших судьбах грядут перемены? – с замиранием сердца спросила я.

– Надеюсь, – молвил мессере Марсино. – А может, просто ветер переменится…

Мы стояли у порога капитанской каюты. Мой друг постучал в украшенную затейливой резьбой дверь.

– Войдите! – раздался звучный голос.

Я затаила дыхание.

Мессере Марсино пропустил меня вперед, вошел следом и притворил дверь. Сначала мне показалось, что я просто умру на пороге от приступа жуткого голода, предательски скрутившего меня, едва мой нос уловил ароматы кушаний. Это же жареное мясо! И сладкий, тушенный с сыром, перец! И еще булки с корицей, о боги, как она пахнет! Я сглотнула слюну и вперила свой взгляд в рослого и крепкотелого мужчину, созерцавшего, в свою очередь, меня, этакую pulce [6] в мешковинном платье. Да уж, в отличие от меня и даже от мессере Марсино, капитан Руаль Аккатабрига был разнаряжен, как какой-нибудь придворный щеголь. На нем был расшитый золотом пурпурный бархатный колет, черные атласные шоссы плотно облегали могучие ноги, да и по величине ботильон можно было понять, что перед тобой – гигант, прекрасный, как бог морей!

6

Блоха (ит.)

Однако я быстро вспомнила о вежливости и почтительно поклонилась. Аккатабрига не поклонился в ответ. Что ж, это понятно – кто я перед ним? Он по-прежнему, не говоря ни слова, смотрел на меня, и скоро это мне надоело. В конце концов, я почти семилетний ребенок, значит, имею право вести себя соответствующим образом, то есть, с любопытством глазеть по сторонам.

Посмотреть было на что! Капитанская каюта была роскошно обставлена и украшена. Мое внимание привлек небольшой кованый сундучок (могу поклясться, что в нем Аккатабрига хранит какие-нибудь редкостные драгоценности!)

А еще была картина. Такую точно бы не повесили в нашем благонравном кастелло. На картине обнаженная женщина удивительной красоты спала на ложе из трав и цветов. Ива склоняла над ней свои длинные ветви, тут же рос куст цветущих роз. Ой, а под кустом спал, положив лобастую голову на лапы, рыжий cucciolo [7] ! Какой милый! Мне бы тоже очень хотелось завести славного и добродушного щеночка!

Капитан заметил мой взгляд, устремленный на картину и спросил довольно резко:

7

Щенок (ит.)

– Что, нравится?

– Да, – ответила я.

– Тебе понравилась женщина?

– Нет, мне понравился щенок. И еще розы.

– Чего ждать от несмышленой девочки! – рассмеялся капитан, видимо, удовлетворенный моим ответом. – Между прочим, это самая знаменитая и самая распущенная красавица Старой Литании. Разве тебе не хотелось бы быть похожей на нее?

– Я некрасивая, – пожав плечами, сказала я. – И, когда я вырасту, я никому не позволю смотреть на мою наготу. Мне это неприятно.

– Ты строгих правил, – усмехнулся Аккатабрига. – И зовут тебя Норма – «правильная». И тебе всего шесть лет?

– Почти семь, гранд-капитан, – поправила я.

– Что ж, давайте поужинаем. Разговаривать можно и за едой.

Мессере Марсино помог мне устроиться на довольно высоком стуле, подложив на сиденье две подушки, чтоб я чувствовала себя удобно.

Мужчины тоже уселись. Мессире Марсино налил вина капитану и себе, а мне налил виноградного сока. Мелочь, а обидно. Я что, совсем малолетка?!

– Норма, думаю, ты проголодалась, поэтому бери, что пожелаешь себе на тарелку. Прислуживать тут некому.

Я поблагодарила и немедленно ухватила двузубой серебряной вилкой отличный кусок жареного мяса с пряностями. Потом добавила ломоть пышного ноздреватого хлеба и треть головки маслянистого сыра. Ой, как же я проголодалась!

Мужчины меж тем выпили и принялись поглощать печеных каплунов с маслинами. Некоторое время торжествовала тишина, нарушаемая лишь постукиванием вилок о тарелки да нежным звоном подвешенных к потолку стеклянных колокольчиков, раскачивающихся при каждом движении корабля. Аккатабрига проследил за моим взглядом и сказал:

– Эти колокольчики я привез из Чайны, далекой страны за океаном. Там много разных диковин…

– Я бы тоже хотела побывать в этой стране, гранд-капитан, – осмелев от сытости, сказала я.

Он улыбнулся в свою густую бороду.

– Об этом мы поговорим после ужина, – молвил Аккатабрига.

И мне сразу расхотелось есть. Впрочем, отсутствие аппетита не помешало скромной девочке Норме умять с полдюжины тушенных с сыром перцев.

Наконец мы встали из-за стола. Капитан устроился в кресле, мы с мессире сели напротив. На широкой ручке кресла Аккатабриги стоял красивый деревянный ящичек, распространяющий приятный аромат. Капитан открыл его и протянул Марсино:

– Угощайтесь, дотторе!

Марсино взял толстую коричневую палочку (ой, я уже видела такую у подшкипера Паоло Гордони!) и поблагодарил капитана. Тот также вооружился коричневой палочкой и поставил ящичек на место. От горевшей свечи он поджег конец палочки, потом это сделал дотторе. И они принялись дымить, видимо, наслаждаясь таким времяпровождением.

– Простите, гранд-капитан, – несмело начала я. – Можно мне спросить?

– Конечно, – кивнул Аккатабрига, вдыхая дым.

– А что вы сейчас делаете? Ну, дым…