Любовь, граничащая с безумием

– Только от тебя, милочка, – насмешливо бросил граф.

– От меня? – изумленно вскинула брови Кэтрин. – По-моему, от меня здесь ничего не зависит! Вы узнали правду и все равно вините меня в смерти Габриэля. Изменить это мне не под силу. И всего лишь дело времени, когда вы исполните приговор, который уже давно мне вынесли.

– Тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь? – отрезал Мишель, шагнув еще ближе. – Особенно о том, о чем не стоит.

– Прошу прощения, если моя правда вас задевает, – ответила она и шагнула назад, уперевшись ногами в кресло.

– Правда? – холодно усмехнулся граф. – Ты считаешь, что тебе дозволено рассуждать о правде? Нет, девочка, ошибаешься. Ты жива лишь по моей милости. И поверь, такой расклад не очень меня радует. Думаешь, твоя невиновность имеет какое-то значение? Тогда ты неисправима глупа. Ты способствовала смерти господина, в то время как обязана была всячески этому помешать. Но нет, ты посмела посчитать, что твоя жизнь ценится куда выше, чем его. Что ж, так тому и быть! Только помни: она не будет легкой. Жизнь рабыни никогда не будет ценнее жизни графа. И это ты, поверь, усвоишь.

– Вы ошибаетесь, – вскрикнула она в отчаянии, до глубины души напуганная его словами. – Я не считаю свою жизнь выше! Она не стоит даже ногтя вашей светлости! Но вы правы, никого не волнует моя невиновность, если б я только могла предотвратить случившееся, то сделала бы это, не раздумывая. Это была случайность, видит Бог, и изменить что-либо оказалось не в мой власти. И можете не тратить напрасно угрозы – моя жизнь и так никогда не была легкой!

– Не знаю, – произнес граф, оказавшись напротив нее. – Откуда в тебе столько дерзости? То ли оттого, что не боишься смерти, то ли оттого, что глупая? Только не стоит пустыми словами сотрясать воздух; твое мнение не значит ничего.

– Не сомневаюсь, – выдавила Кэтрин, вздернув голову, и их лица оказались в сантиметре друг от друга. – Ваше слово – закон. Так велите: смерть мне или милость?

– Одно бродит недалеко от другого, – ответил загадкой Мишель. – Поэтому остерегайся, прежде чем выдать из своего маленького рта очередную глупость.

Его взгляд упал на ее губы, и Кэт непроизвольно отшатнулась, почувствовав, как сердце пропустило удар. Она хотела было отступить, но позади находилось кресло, а спереди массивная фигура графа. Страх пульсировал в висках и с диким шумом гудел в ушах. Девушка почти осела в кресло, но крепкая рука, удержавшая ее за локоть, не позволила отдалиться.

– Надеюсь, ты усвоила услышанное? – уточнил Мишель, обжигая ее кожу своим дыханием.

– Усвоила, – только и выдавила Кэтрин вздрогнув.

– Прекрасно! – кривая улыбка коснулась его губ. – Впредь опасайся, прежде чем что-либо сделать или сказать.

– Нет! – мотнула она головой, сдерживая подступающие слезы. –Страшнее вашей ненависти нет ничего.

– Не могу не согласиться, – усмехнулся мужчина ей в лицо. – Ненависть губительна во всех смыслах этого слова.

В следующую секунду ее губы накрыл властный рот графа, сминая их жестким поцелуем. В ужасе Кэтрин попыталась вырваться, но сильные руки, сжавшие плечи, не позволили даже шевельнуться. Ноги девушки онемели от страха, а сердце пробивало сквозь ребра путь к свободе. Губы графа становились жёстче, язык нагло раздвинул зубы Кэт, проникая внутрь. Всхлипнув, она втянула ноздрями воздух, ощущая, что начинает задыхаться, и слезы обожгли побелевшие щеки.

Ее целовали впервые. Да, раньше были попытки, но она обрезала их на корню. И поцелуй графа не был похож на то, о чем мечтают несмышленые девушки. В нем напрочь отсутствовали нежность и страсть. Скорее он был пропитан жестокостью и ненавистью и предназначался лишь для того, чтобы проучить.

Когда его руки освободили плечи Кэтрин, она, вскрикнув, полетела в кресло, ударившись головой о спинку. И, вжавшись в обивку, девушка не смела ни дышать, ни смотреть на графа. Ее губы пылали и саднили, а душа, словно в ужасе, замерла внутри.

– Здесь слишком холодно, я велю разжечь камин, – бросил Мишель как ни в чем не бывало и, даже не взглянув на перепуганную до смерти девушку, направился прочь.

20 глава

Ранним утром в комнату к Кэтрин явилась все та же служанка. Она аккуратно разложила на постели платье и фартук прислуги, а на стол поставила поднос с едой. Кэт смотрела на нее исподлобья, всё ещё пребывая в угнетенном состоянии после вчерашней стычки с графом. И не сразу опомнилась, чтобы спросить, для чего ей принесли этот наряд. Окликнула ту лишь у двери:

– Простите, мне позволено выйти?

– Велено отнести вам одежду и проводить в холл для получения указаний, – торопливо ответила служанка, добавив: – Я подожду за дверью.

– Хорошо, – махнула головой Кэтрин и, не притронувшись к еде, поспешила одеться.

Видимо, ее решили привлечь к работе по дому, раз велели облачиться в платье служанки. Эта новость успокаивала Кэт; все лучше, чем сидеть взаперти, ожидая своей участи. Возможно, у слуг она сможет выведать информацию о том, где сейчас находится. И, может быть, однажды удача улыбнется ей, дав шанс сбежать подальше от этой ненормальной семейки.

Собрав волосы в тугой пучок, девушка направилась к выходу, на ходу разглаживая руками складки платья. Внутри колыхалось волнение; мысль о том, что снова придется встретиться с графом, неимоверно пугала. Закрывая глаза, Кэтрин все еще чувствовала его ненавистный поцелуй, и это вызывало лишь отвращение. Ей хотелось стереть с кожи след жестких губ, выдворить из памяти все воспоминания. Но, похоже, человеческий мозг устроен так, что надолго запоминает самые неприятные моменты. Да еще постоянно стремится напомнить о них, воспроизводя жуткие картины в снах.

Погруженная глубоко в свои мысли, Кэтрин следовала за служанкой, которая постоянно спешила куда-то. На языке у девушки крутилась куча вопросов, но она так и не решалась их задать, заранее зная, что вряд ли получит ответы.

В холле их ожидал молодой мужчина, с которым Кэт встретилась еще в день своего приезда, но имени его так и не смогла узнать. Он, осмотрев Кэтрин с ног до головы, решил, наконец, представиться:

– Я – Томас Питчер, управляющий поместьем. С сегодняшнего дня ты начинаешь заниматься работой по дому. Все распоряжения будешь получать лично от меня. И самое главное – покидать поместье тебе строго-настрого запрещено. Ясно?

– Ясно, – буркнула Кэт, нисколько не удивившись последнему требованию. Больше всего ее поразило, если бы разрешили это делать.

– Мэри покажет тебе поместье, и можешь потом отправляться на кухню – там тебе скажут, что делать, – продолжал отдавать поручения Томас, не сводя с Кэтрин заинтересованного взгляда. И ей совершенно не нравился этот любопытный взор, скользящий по ее лицу и телу. Девушке даже хотелось поскорее оказаться вне поля его зрения.

Мэри… Так звали служанку, которая приносила Кэт одежду и еду. Девушка была не очень разговорчивой и без лишних слов показывала поместье, кратко объясняя, что и где.