Любовь и баксы
Шрифт:
Шли годы, менялась власть, создавались и разваливались организации и партии, а "Добрый Боцман" стоял незыблемо, как скала в проливе Бурь, и в его полутемных недрах находили убежище как простые любители пива, так и страдальцы, измученные неумеренным потреблением спиртного.
Новички, впервые появлявшиеся под сводами этого мрачноватого, пропахшего пивной кислятиной и табачным смрадом шалмана, после третьей кружки обычно интересовались, почему слово "боцман" написано с большой буквы. И тогда какой-нибудь завсегдатай, хлебнув желтой пенистой жидкости, снисходительно объяснял, что "боцман"
Новичок поднимал брови и делал понимающее лицо. Завсегдатай усмехался и говорил, что Боцман действительно добрый, потому что за всю историю заведения не было случая, чтобы умирающий от похмелья человек, оказавшись в "Добром Боцмане" без копейки, не получил кружку пива бесплатно. Боцман знал, что он не обеднеет от этого, зато популярность заведения росла, а должники обычно рассчитывались, причем с лихвой.
За угловым столиком сидели двое моряков в черной форме.
Один из них имел на плечах погоны капитана третьего ранга, а другой был простым мичманом. Возраста они были примерно одного - за сорок, имели благородную седину на висках, и было видно, что, несмотря на разницу в званиях, они чувствуют себя ровней друг другу. Во всяком случае в пивном баре. Моряки приняли на грудь уже по шесть кружек, и пиво произвело на них свое приятное действие.
– Слушай, Николай Сергеевич, - сказал мичман с некоторой фамильярностью, которая явно объяснялась количеством выпитого пива, и вытащил из кармана медальон, - я что думаю… Медальончик этот я, пожалуй, продам, на хрена он мне нужен! Ну стоит он там сколько-нибудь… А может быть, и дорого стоит, черт его знает. Надо будет сходить в антикварную лавку, может быть, он на несколько тысяч долларов потянет. Да… Но в любом случае - с меня банкет. В ресторане. Все-таки ты его первый заметил, правда?
– Правда, - солидно кивнул кап-два, - но ведь ты его честно выиграл, Исидор Дунканович, так что он твой по праву. А насчет ресторана - не возражаю. Добро.
Несколько дней назад ранним утром капитан третьего ранга Николай Сергеевич и мичман Исидор Дунканович опохмелялись коньяком на рубке подводной лодки, набитой тупыми новобранцами. Николай Сергеевич близоруко прищурился на длинный узкий нос лодки, медленно нырявший в мелких волнах, кашлянул и обратился к мичману:
– Исидор Дунканович!
– Слушаю вас!
– доброжелательно отозвался мичман.
– Посмотрите вон там… Я без очков не разгляжу. Что это там блестит?
– Где?
– мичман повернулся туда, куда указывал палец Николая Сергеевича.
– Там, ближе к носу, по левому борту.
– Точно, - мичман тоже прищурился, - блестит что-то… Сейчас узнаем.
Он повернулся к люку и крикнул бодрым коньячным голосом:
– Тенгизов!
Из люка, как чертик из табакерки, выскочил старший матрос Тенгизов.
Увидев, что начальство уже поправилось и находится в благодушном расположении духа, он слегка отошел от устава и сказал:
– Звали, Исидор Дунканович?
– А ну-ка, - мичман ткнул пальцем в сторону носа лодки, - видишь, там блестит что-то?
Тенгизов
пригляделся и ответил:– Вижу.
– Принеси, - коротко распорядился старший офицер.
– Слушаюсь!
– ответил Тенгизов и, ловко хватаясь за кривые ржавые скобы трапа, приваренные к обшивке рубки, спустился на палубу.
Дойдя до того места, где находился заинтересовавший начальство объект, он встал на колени и, вытянув руку, схватил что-то, блеснувшее в лучах солнца.
– Есть!
– крикнул Тенгизов и торопливо пошел к рубке.
Поднявшись на площадку, он протянул находку мичману и сказал:
– За болт зацепился. Цепочкой. Мичман кивнул и ответил:
– Молодец. Ты это… Принеси-ка нам еще.
– Слушаюсь, - ответил Тенгизов и нырнул в люк.
Мичман держал в руках плоский овальный медальон на цепочке и с интересом разглядывал его.
– Серебряный, - тоном знатока сказал он.
– Да, - согласился старший офицер, - старинный. Ну-ка, что там написано?
Шевеля губами, он стал читать надпись.
– Вот черт, - нахмурился он, - это по-латыни. Я тут только одно слово знаю - "Lupus".
Мичман хмыкнул:
– И буква "s" перевернута. Как русское "г".
– Да, - старший офицер усмехнулся, - гравер маху дал.
Мичман нажал на защелку, и медальон открылся.
– Смотрите, Николай Сергеевич, тут вроде какая-то схема!
– Похоже… - кивнул старший офицер.
В это время Тенгизов принес еще одну бутылку коньяка, завернутую в тельняшку, и мичман, убрав находку в карман, оживился.
– Ну что, Николай Сергеевич, раздавим пузырек и приступим к дрессировке тупых новобранцев?
– Такова наша селяви, - философски ответил старший офицер и вздохнул, - открывайте, голубчик, не тяните…
Мичман открыл бутылку, и моряки продолжили непростой процесс приведения организма в должный порядок. Когда во второй бутылке осталось меньше половины, мичман достал из кармана медальон и, подумав, сказал:
– Николай Сергеевич, а ведь вы его первый заметили, так что он ваш.
И протянул медальон капитану.
Но тот решительно мотнул головой, отчего пижонская фуражка с огромной, торчащей вверх тульей и сверкающим "крабом" едва не свалилась за борт, и ответил:
– Увольте, Исидор Дунканович, это не по-товарищески. Ну заметил, и что с того? Мы же с вами вместе торчали на рубке, не так ли? И вообще - настоящие моряки делят все по-братски. И трудности службы, - он строго сдвинул брови, - и удачу. Так что он наш с вами.
Мичман озадаченно посмотрел на медальон и, почесав нос, пробормотал:
– Это что же - нам его распиливать, что ли?
– Зачем распиливать?
– пожав плечами, ответил капитан.
– Мы его просто разыграем.
– Разыграем?
– Так точно, - уверенно сказал капитан.
– Прямо по курсу ветер несет на нас дохлую собаку. Видите, Исидор Дунканович?
– Вижу, Николай Сергеевич.
– Если она пройдет по левому борту - медальон ваш. Если по правому - мой. Согласны?
– Согласен!
– ответил мичман, довольный тем, что щекотливый этический вопрос разрешился сам собой, а точнее - волею случая и ветра.
– Давайте пока бутылку добьем.