Любовь и магия (сборник)
Шрифт:
– Хорошо-хорошо, дорогая. Но послушай меня… Шлезцы не заслуживают твоей жалости. Ты их не знаешь. Они звери, дикари. И для твоего блага…
– Нет! – закричала Арнелла. – Убийца! Ты и меня сделала убийцей, чудовищем! Ступай, приведи бабушку, слышишь, ты! Сейчас же!
На лезвии танцевали оранжевые блики, рука Арнеллы дрожала от напряжения.
Госпожа Инесса сделала шаг…
– Стой!
– Арнелла, доченька. – Жрица Аккарты примирительно вскинула руки, будто слепая могла ее видеть. – Ты же хочешь, чтобы я позвала бабушку, а сама загораживаешь дверь.
Девушка сошла по ступеням и неслышно, как
Нет, всего лишь как мать, одолеваемая страхом за свое дитя…
– Осторожно, треножник!
Арнелла остановилась.
– Иди, – велела она.
– Хорошо, доченька. Умоляю, дождись нас, ничего не предпринимай.
Едва шаги госпожи Инессы стихли, Арнелла подбежала к выходу. Некоторое время она стояла, прислушиваясь, потом возвратилась в зал и замерла, в смятении вытянув руки перед собой.
– Магия, – прошептала она. – Я чувствую ее. Ансельм, ты здесь? Подай мне знак.
Он попытался ответить, но из онемевшего горла вырвался лишь слабый хрип.
Девушка тут же оказалась рядом. Быстрые пальцы тронули его плечи, легко, как перышки, пробежали по лицу.
– Бедный мой. Я чувствую токи силы, но не знаю, как ее разрушить. Бабушка говорила, я ослепла, потому что во мне есть искра. Была. Тот шлезский чародей потушил не только мой взор, но и мой дар. Способность к магии передается в нашем роду через поколение. Я могла бы вырасти колдуньей… Они отпустят тебя. Им придется. – Она умолкла и горько всхлипнула: – Как мне жить теперь?
«Ты не виновата», – подумал Ансельм. Если бы он мог произнести это вслух!
Руки ее скользнули вниз, ощупали его грудь и остановились на поясе.
– Что же ты, – прошептала Арнелла. – К Богине нельзя с оружием. Она этого не любит.
Лязгнула сталь, девушка вытащила из ножен саблю Ансельма; неловко держа ее двумя руками, вынесла за порог святилища и положила у стены на лестнице.
Мгновения, когда она вернулась, Ансельм не уловил. Просто она снова была тут, подле него.
– Напрасно ты отдал мне свою свистульку. Оберег, подаренный с любовью, – великая сила. Без него ты остался беззащитен. А я, глупая, взяла, не подумала.
В руки Арнелле порхнула глиняная птичка, и долгое печальное фьюи-фью-у-у поплыло по залу. Так стонет ветер в камышах. Так плачет душа, не обретшая успокоения. Так взывает к милосердию вера, когда не осталось надежды…
Тело Ансельма заполнял смертный холод. Но кончики пальцев покалывало, как бывает, когда подносишь замороженные руки к огню. Песня свистульки эхом отражалась от стен. В белом мертвенном свете, льющемся с потолка, кружились золотые светляки. Тепло незримого пламени ласкало кожу, втекало в жилы.
– Арнелла, – прошептал Ансельм непослушными губами.
Девушка опустила свистульку, на ее щеках заблестела влага.
– Играй, – выдавил он.
И она снова начала играть, она играла и плакала, и он плакал.
Жизнь возвращалась к юноше. Он мог дышать, двигаться. Мог взять глиняную птичку из рук Арнеллы и наполнить мир легкими, светлыми звуками… Трели лились, поднимаясь к потолку, и низвергались оттуда водопадом аккордов, которых не могла родить простая свистулька.
Звенели арфы, пели свирели, неземные голоса вплетались в мелодический рисунок прекрасным хоралом.Зал начал кружиться.
Проплывали мимо стенные росписи, огни на треножниках, резные колонны. Лучи, идущие из глаз богини, превратились в столб теплого солнечного сияния. Зал кружился все быстрее, свет разгорался все ярче. Арнелла вцепилась в мундир Ансельма, он обнял ее свободной рукой и зажмурился. Но, и не видя ничего, чувствовал, что их несет, крутит в бешеном вихре.
А потом музыка стихла, и кружение остановилось так внезапно, что Ансельма с Арнеллой бросило наземь.
В ноздри ударил запах травы. Молодой солдат поглядел вокруг и не поверил глазам: они лежали на зеленом лугу, над головой плыли облака, поодаль шелестели деревья, синело море, все в солнечных бликах. Голова еще шла кругом, в ушах звучали отголоски дивного концерта. «Я в раю», – подумал Ансельм.
Арнелла медленно села, повела рукой перед лицом:
– Господи, как красиво!
Обернулась к Ансельму:
– И ты… такой красивый! Я совсем забыла, как прекрасен мир!
По ее лицу катились слезы, в глазах стоял восторг.
Ансельм прошептал:
– Ты… видишь?
Арнелла со смехом бросилась ему на шею, и оба вновь повалились в траву.
Солнце было в зените, но облака смягчали полуденный жар. Ансельм и Арнелла, взявшись за руки, стояли у кромки прибоя. Береговая линия изгибалась, взмывая над водой скалистыми утесами. Вдалеке виднелись островерхие крыши Рануи, в бирюзовой дымке белели паруса кораблей, входивших в порт и выходивших из него.
«Куда же мы теперь, – думал Ансельм. – Я беглый солдат, мне грозит расстрел перед строем, Арнелла все равно что сирота. Я не знаю жизни, она – тем более. То, что мы целы и на свободе, настоящее чудо. Ничуть не меньшее, чем волшебное исцеление Арнеллы. И все, что у нас есть, – вера в чудеса…»
А еще подумалось странное: будь он сочинителем, поставил бы точку на этом самом месте, предоставив читателю домысливать остальное сообразно своим наклонностям…
Из-за мыса показался баркас. Он шел близко к берегу, и Арнелла, махнув рукой, звонко прокричала:
– Эй, на лодке! Куда путь держите?
Ансельм поспешно сорвал с головы армейское кепи, понимая, впрочем, что моряк у руля и без того узнает в нем шлезского солдата. И все же с баркаса ответили:
– В Лувайю!
Вольный город Лувайя стоял на другом берегу залива. Он не подчинялся ни королю Шлезии, ни дожу Талании, ни императору Галардии, ни другим окрестным владыкам. Лувайя торговала со всем светом, владела крупными островами в Срединном море и богатыми землями на материке. Даже грозные очары избегали нападать на ее корабли.
– Возьмите нас с собой! – крикнула Арнелла.
– А деньги есть? – спросили с баркаса.
– Есть! – Ансельм подбросил на ладони тощий солдатский кошелек.
– И у меня серебряный кулон с аметистом! – добавила Арнелла.
Судно повернуло к берегу, и вскоре они оказались на борту.
– Негусто, – звякнув медяками Ансельма, вздохнул моряк.
Глаза его на огрубелом, изрезанном морщинами лице были молоды и светлы, как море на мелководье.
Арнелла потянулась снять с шеи тонкую цепочку.