Любовь и ненависть – Фавн

– Спасибо, Акиндин, за завтрак, – сказала Мария, целуя мужа.

– Да, деда вкусную кашу сварил. Когда я стану большая, то тоже так буду готовить, – сказала Сашенька.

– Конечно, девочка. Ты всему научишься, – сказал Акиндин и увидел, что дочка хочет сесть к нему на колени.

– Сашенька, дай дедушке поесть. Он пришел голодный и очень уставший. Он обязательно уделит вам всем внимание, – дала наставление Мария Сашеньке.

– Дорогие мои, какой прекрасный пир вы все приготовили! А пирог просто шедевр кулинарного искусства.

– Это мамочка его испекла, – проговорила Настенька. – Она у нас самая лучшая.

– Да самая лучшая на всей земле, как и вы, мои любимые, – добавил Акиндин.

Ужин завершился, и Олег помог Марии собрать посуду, а Настенька вызвалась ее помыть. Дети ушли по своим комнатам. Девочки стали играть в школу, а Олег опять отправился готовиться к экзаменам. Это был решающий год. Он решил, во чтобы то ни стало поступить в 9-й класс. Когда дети легли спать, то в комнате Акиндина состоялся важный разговор.

– Как прошел день, дорогой? – спросила Мария, которая лежала в объятьях мужа и целый день ждала вестей.

– Я придумал страшную вещь, Машенька, – ответил Акиндин.

– Это какую? – спросила Мария, поднимаясь. Она села в кровать и посмотрела на Акиндина, который произнес эту фразу как-то по-особенному.

– Не бойся, лапонька. Это касается Андрюшки Черникова. Иди ко мне, солнышко, и я тебе все расскажу, только одно «но». Никто не должен знать, что я совершу с этим распаясавшимся пацаном.

Он во всех деталях рассказал свой план, и Мария остолбенела.

– Акиндин, он еще мальчик, может, придумать что-нибудь еще? – жалобно проговорила она ему.

– Его дед Степан Гаврилович не церемонился с моим отцом. Вся наша секта была уничтожена. Отца расстреляли, а бедная матушка повесилась. Спасибо отцу Григорию, что он не выдал меня, когда мы пришли после погрома секты отца в эту деревню. Он сказал, что я приемный сын Назара Олеговича и он спас меня от секты. Черниковы не знают, что я истинный сын Назара Олеговича Званцова. Если бы все узнали, то бы меня убили.

– Боже, какой кошмар, Акиндин.

– Теперь ты понимаешь, что мне пришло время поквитаться, хотя бы косвенно, с этой семейкой.

– Я понимаю тебя, и спасибо за то, что сказал мне о своей семье.

– Это большая тайна. После того как уничтожили секту, все подумали, что настоящий сын Назара Олеговича погиб в болоте. Поэтому теперь ты одна знаешь настоящую правду.

– Я никому не скажу. Как же тебе досталось! Вот почему ты так мечтал о настоящей семье. Я тебя понимаю, родной мой.

– Теперь ты понимаешь, что я должен воплотить свой план, милая моя.

– Да, и согласна с тобой. Ты прав. Эту семью надо наказать. Но я считаю, что может это сделать как-то гуманнее.

– Ты права, Машенька, я обдумаю твои слова.

Наступил понедельник, и Акиндин отправился в контору колхоза. Он решил рассказать Виктору Степановичу кое-какие детали относительно Андрея. Он вошел в контору и увидел Ирину, жену председателя колхоза.

– Здравствуй, Ирина, – поприветствовал ее Акиндин, входя в контору.

– Доброе утро, Акиндин Назарович. Вот ваша канцелярия, как вы заказывали. Я знаю, что вы пришли к Виктору Степановичу. Он немого запаздывает и попросил меня встретить вас. Может быть, хотите чашечку чая?

– Не откажусь от этого удовольствия.

– Вот и прекрасно, – ответила Ирина, которая стала накрывать круглый стол, который стоял у окна для чаепития. Она в душе подумала: «Боже, какой мужчина!.. Мне уже плохо от одного его вида. Вот Машке повезло, отхватила такого красавца».

Скоро Акиндин пил чай и смотрел в окно, а Ирина начала печатать на машинке документацию для партийного собрания. Она заметила, что Акиндин не проявляет к ней ни малейшего интереса.

Акиндин Назарович был погружен в свои мысли о страшном ритуале, который собирался провести с Андреем. Не прошло и десяти минут, как в контору пришел сам Виктор Степанович. Он обрадовался, увидев Акиндина Назаровича.

– Доброе утро, Акиндин Назарович, вы уже получили свой заказ?

– Да, ваша жена мне его передала, как только я пришел в контору.

– Прекрасно, тогда вы бы не могли зайти ко мне в кабинет?

– Да, у меня есть соображения относительно вашего вопроса.

– Тогда проходите, пожалуйста. Ирина, не пускай никого ко мне. Я буду занять примерно час. У нас с Акиндином Назаровичем очень важное совещание.

– Хорошо, Виктор Степанович, будут еще какие-либо распоряжения?

– Да, мне нужны цифры по надою молока. Скоро партком.

– Хорошо, Виктор Степанович.

Председатель колхоза впустил Акиндина Назаровича в кабинет и, раздевшись, сел за стол.

– Виктор Степанович, вы поручили мне сложное задание насчет Андрея.

– Да, я так расстроен, что не могу никак воздействовать на сына. Я уже и бил его ремнем и грозился выгнать из дома, но все бесполезно.

– Это очень плохо, когда в семье творится такое. Я кое-что придумал, но у меня есть условие. Вы не должны вмешиваться в то, что я собираюсь делать с вашим сыном. Это будет тайна. Я не могу ее открыть, но могу только сообщить, что вашего сына не будет неделю, а может, и две в доме. Вы должны предоставить мне свободу действий.

– Да, я всецело полагаюсь на вас. Андрей – это бич божий. Мы так намучились с ним, что уже нет надежды для его возращения к реальной жизни. Вы себе представляете, что он пристрастился даже к алкоголю и стал курить.

– Да Вам не позавидуешь, – покачал головой Акиндин Назарович.

– Делайте с ним, что хотите, мы уже выбились из сил.

– Тогда я должен написать заявление об отгуле. Я буду отсутствовать долгое время, так как стану заниматься с Андреем.

– У вас и так накопилось много дней, и поэтому я вас отпускаю.

– Завтра вы должны привести Андрея в лес. Я вам скажу условленное место, а затем вы должны незаметно оставить его там. Вы не должны смотреть, что я буду делать с Андреем. Если я увижу, что все идет не так, как надо, то не стану заниматься этим делом. Вы должны уйти домой, оставив Андрея в лесу.

– Хорошо, а с ним все будет в порядке?

– Да, вы не узнаете всего сына. Он должен научиться ценить жизнь. Этому я его научу.

– Это было бы прекрасно, а то он нас замучил. Мы не можем никак найти подход к нему. Это просто ужас. Мы потеряли Петра, которой был гордостью нашей семьи. Ирина до сих пор не может прийти в себя.