Любовь и слава

Девственность Молины была для него больным вопросом. Черт возьми, если бы он знал, что она невинна! Но Молина до сих пор продолжала разыгрывать из себя взрослую женщину, очень сведущую и умудренную во всех женских делах. До сих пор Тревису так и не удалось узнать ее возраст. Во всяком случае, ей никак не могло быть «уже двадцать», в чем она ему клялась.

– Только не в это утро, – твердо сказал Тревис. Сжав запястье Молины, он решительно отодвинулся от нее. – В голове у меня такой гул, как от этих проклятых барабанов, в которые стучат каждую ночь. Похоже, я заболел.

– Ты опять выпил слишком много рома, – раздраженно укорила его Молина. – Молина уже устала от своего мужчины, который оказался пьяницей. Ты меня не радуешь. Я думаю, мне надо пойти к мамбо и рассказать ей, как ты со мной обращаешься. А она призовет высшие силы и заставит тебя желать меня всегда.

Тревис невольно открыл глаза и в бешенстве уставился на Молину. Ему стало противно.

– Проклятие! Я ведь тебе уже сказал, что не стану слушать эту твою чепуху про колдовство. Я в такие вещи не верю.

Тревис опустил ноги на пол и вскрикнул, почувствовав под ступнями грязную жижу, просочившуюся с улицы в хижину.

Оглянувшись, Тревис заметил, что сапоги его стоят довольно далеко. Чтобы их достать, нужно пройти чуть ли не по щиколотку в грязи. Брюки были небрежно брошены на пол, и, надевая их, Тревис выругался, потому что они были насквозь мокрые.

– Не надо смеяться над тем, что не понимаешь, – нарушил тишину голос Молины. – Богам это не понравится. Они могут за это наказать. Некоторые люди даже умирали.

Тревис встал.

– Больше я этого слышать не хочу, Молина. Я себя плохо чувствую и иду на улицу, чтобы достать какой-нибудь еды. А когда вернусь, мы во всем разберемся, обещаю.

Вдруг Тревиса качнуло, и он понял, что алкоголь еще не весь из него вышел. Снова опустившись на постель, Тревис прикрыл глаза.

– Я вижу, тебя мутит, Тревис. Молина сожалеет, что была с тобой такой злой. Все потому, что мне так тебя хочется!

– Ну ладно, ладно! – Он потер лицо руками. Черт! Тоска, скука, но, что бы там ни было, больше рома он сегодня пить не будет. Единственное, чего ему хочется, – набить желудок хоть какой-то едой и поскорее заснуть, если получится.

– Ты полежи тут, мой красивый мужчина, а я постараюсь что-нибудь приготовить, чтобы тебе стало лучше.

У Тревиса было слишком мало сил, чтобы ей возражать. Через некоторое время вновь раздался голос Молины:

– Вот. Поешь.

Открыв глаза, он увидел, что она стоит перед ним, держа в руках деревянную миску. На лице девушки сияла улыбка, а карие глаза тепло лучились.

– Это пойдет тебе на пользу. Так сказала мамбо.

Приняв у нее из рук миску, Тревис сдержался, чтобы не отругать девушку за эту мамбо. Потом, попозже, он выберет время и поговорит с ней об этой карге, которая правит в деревне, где живет Молина. Ужасно хотелось есть. Горячая, возбуждающая аппетит еда пахла так, что в животе у него заурчало.

Встречал он эту ведьму всего пару раз, но от одного ее вида ему сразу же хотелось как следует напиться. Старая, жирная да к тому же с каким-то пятном белой краски на черном лице, она походила на ночной кошмар. Как и на всех местных женщинах, на ней была лишь хлопковая юбка, а голые груди свободно висели. Они именно висели, почти до самой талии. У Тревиса это зрелище вызывало отвращение. Не то что прекрасные груди Молины, такие упругие, с восхитительными сосками, похожими на капельки шоколада. Когда-то ему так же нравилось смотреть на обнаженные груди других островитянок. А вот мамбо вызывала тошноту.

Как-то Тревис спросил у Молины, что означают ужасного вида предметы, которые жирная старуха носит на тесемочке вокруг шеи. Молина тотчас же разъяснила, что задавать вопросы о мамбо нельзя. Однако Тревис настаивал, и Молина сказала, что на шее старухи висят зубы. И человеческие, и звериные.

– Странные украшения, – саркастически заметил Тревис. Наверное, предположил он, это какой-то глупый местный обычай, но следует ему только такая ветхая карга, как эта мамбо.

– Это не украшение, – закричала Молина, и глаза ее округлились от страха. – Ты не должен так говорить. Ты ничего не понимаешь в вуду.

Молина произнесла это слово шепотом и с большим почтением. Но Тревис знал, что такое вуду. Для туземцев, таких как Молина, оно означает великую магию. А для него – просто бычье дерьмо. Он знал про вуду еще задолго до приезда на Гаити. В вуду верили многие негры с Юга, особенно в его родном штате Луизиана, так же как в Миссисипи и в Алабаме. Верили они и в зомби – мертвых, тела которых обряды вуду, как считалось, возвращают из царства теней. Как-то Тревис разговаривал об этом с одним негром. Тогда оба они были совсем мальчишками и однажды случайно вместе рыбачили в заболоченном рукаве Луизианы.

Звали того негритенка Лемуэль. Он рассказал Тревису про бокора, колдуна, который обладал злой силой, помогавшей ему призывать смерть на свою жертву. А когда мертвеца закапывали, бокор мог его оживить и превратить в раба.

Вот почему, объяснял негритенок, семья умершего старается похоронить его на таком участке кладбища, который ближе всего к дороге с оживленным движением. Тогда бокору будет трудно незаметно выкопать труп. Тревису в те годы рассказ мальчика показался забавной сказкой. То же самое подумал он и сейчас.

Покончив с едой, Тревис взглянул на Молину, пробормотав слова благодарности. Глаза его задержались на ее обнаженных грудях, таких зовущих. Он приподнялся, накрыл одну из них ладонью и потянул Молину к себе, чтобы дотронуться губами до соска.

– Сделаешь меня счастливой, да? – мгновенно прошептала она, опускаясь на Тревиса и обвивая руками его тело. Тревис не переставал ласкать губами сосок. – Ты сделаешь большим маном для Молины?

Единственной женщиной, с которой Тревису нравилось разговаривать во время любовных утех, была Китти. Потому что он ее любил, и ему всегда хотелось ей об этом говорить. С Молиной было как и со всеми другими – наслаждайся, но только обязательно убедись, что твоя партнерша удовлетворена. Никаких разговоров для этого не требовалось.

С Китти все было совсем по-другому. Тревис почувствовал приступ тоски. Черт! Ему хотелось быть с Китти, а не с Молиной, да и вообще ни с какой другой женщиной во всем мире. Но Китти здесь нет, вместо нее рядом с ним лежит Молина. Она уже раскинула ноги и стала двигаться под ним, но так, чтобы он продолжал держать в губах ее отвердевший сосок.

Тревис закрыл глаза, и перед ним проплыло лицо Китти. Он открыл глаза и увидел Молину. Голова ее была откинута назад, губы чуточку раздвинуты. Она стонала в такт их повторяющихся движений. Сжав ладонями ягодицы Молины, Тревис еще крепче прижал ее к себе. Она громко вскрикнула, и он стал еще сильнее погружаться в самую глубину ее лона, отвечая на ее призывы.