Любовь и замки. Том 2

В 1809 году, в замке Меревиль около Этампа, мадам Дюран встретила Шатобриана и тут же вдохновилась:

«Я услышала, как можно говорить об этой прекрасной стране — речь идет об Испании — заставляя слушателей сожалеть, что они там не были. Я не помню, говорили ли мы уже об этом человеке, объединяющем в себе столь прекрасный гений и простоту ребенка… сразу заметно, что он ценит только душевные качества».

Серьезная ошибка в оценке! На самом деле, в это время обольститель наслаждался благосклонностью хозяйки Меревиля, Натали де Ноай, герцогини де Муши, но мадам де Дюра не заметила этого тогда. Пораженная великим человеком, тут же влюбившись в него, не скрывая своих чувств.

«Она бросилась на шею Шатобриану и попыталась его обольстить. Как большинство литераторов, даже если они отказываются это признать, он остерегался слишком умных женщин, видя в них или опасность для своего величия, или же существ, более других способных противостоять соблазнению».

Другая ошибка, на сей раз — со стороны литератора! Мадам де Дюра не только не противилась соблазнению, она воспламенилась такой сильной страстью, что ужаснула Шатобриана. Он будет играть с ней немного жестоко.

Прекрасно знай, что она его любит и мечтает о взаимности, он, тем не менее, не испытывал к ней физического влечения и предпочел веровать в сходство душ, в одну из разновидностей эфирной платонической любви, которую могут испытывать лишь возвышенные люди. Плотская страсть не достойна столь интеллигентной женщины. Ей подходит нежная дружба, мягкое общение сердец. И бедняжка Клер неожиданно обнаруживает себя выряженной в титул «сестры», который не смеет отвергнуть, хотя он ее и совершенно не устраивает. Ох, уж этот титул «сестры», сестры, в разговорах с которой великий человек позволяет себе доходить до интимных откровений: «Мадам де Муши знает, что я люблю ее, что ничто не способно оторвать меня от нее. Уверенная таким образом во мне, мадам де Муши не запрещает мне ни видеться с вами, ни писать вам, ни даже посещать Юссе с ней или без нее. Если бы она вздумала запретить мне это, я без колебаний бы послушался, о чем уже говорил вам сотню раз. Вы не находите это дурным? Вы меня очень хорошо понимаете».

И какая влюбленная женщина не придет в бешенство от подобной прозы? И все же мадам Дюра принимала ее. Она любила так сильно, что была готова на все, лишь бы сохранить хотя бы то малое место, которое она занимала в жизни любимого человека, не теряя надежды, что когда-нибудь он полюбит ее так, как она того желала бы.

Прошло время, минула Империя, вернулись Бурбоны! Во времена Реставрации положение герцога Дюра было прекрасным. Первый дворянин Палаты, он пользовался доверием короля и мог добиться любых милостей. Шатобриан, прекрасно зная об этом, решил однажды использовать несчастную Клер для достижения политико-дипломатической карьеры, о которой мечтал.

Конечно, мадам Дюра не могла ему отказать ни в чем, и в 1822 году ей удалось отправить его на Веронский Конгресс… не без того, чтобы еще исполнять многочисленные приказания: «У вас осталось восемь дней, — едко пишет великий человек, — на то, чтобы обсудить с Вилелем вопрос чрезвычайной важности…». Позже это будет французское посольство в Лондоне, затем в Риме и даже министерство иностранных дел, где, надо заметить, Шатобриан вовсе не был ярок. Но в простоте не забыл ли он роль, навязанную им той, которую все еще звал своейсестрой и с которой обращался так, как не осмеливался обращаться со своей настоящей сестрой, Люсиль. «Не без некоторой суеты я сам выстроил свою судьбу, — всерьез пишет он, — и я обязан этим только моим собственным достоинствам… Это необходимо для гения литературы, и этого должно быть достаточно».

Но ангел-хранитель вскоре исчезнет. Жестоко страдая от болезни, мадам де Дюра отправилась в Ниццу. Там она умерла 1 января 1828 года, произнеся с последним вздохом: «Я не увижу его больше на этом свете…» Уйдя, она оставила пустоту в жизни человека, заставившего ее столько страдать.

«Мадам де Дюра никогда не была красива, — пишет герцогиня де Майе, — и очень от этого страдала. Я никогда не забуду, с какой горечью она однажды сказала мне, когда разговор зашел о возрасте: «Если вы никогда не были красивы, то значит никогда не были молоды».

Это было печальное открытие Шатобриана, — для него простительна маленькая слабость.