Любовь и жизнь как сестры
Шрифт:
– Сегодня самое расхожее слово – «звезда». Всех актеров называют «звездами». Когда ты была в блеске таланта и славы, «звезд» не было. Но ты самая настоящая звезда.
– Была.
– Как ты себя ощущала тогда и ощущаешь сейчас?
– Сейчас я подвожу итоги. Это очень глупо. Потому что ничего не осталось. Тогда я не нуждалась в работе, я играла одну роль за другой, и каждая была в яблочко.
– Ты понимала свое значение как актрисы?
– Нет.
– Но ты была из первых советских киноартисток, которых узнали
– Нет. Я просто не успела об этом подумать. Потому что был такой темп и такой ритм, что я захлебывалась…
– Таня, а ты была счастлива как женщина, как человек?
– Ты имеешь в виду личную жизнь? Да, я была счастлива.
– Ты снималась с самыми интересными партнерами – Алексеем Баталовым, Василием Лановым. А потом вы познакомились с Валерием Осиповым, журналистом и писателем, на «Неотправленном письме», которое снималось по его сценарию…
– Сначала он явился в театр, где я играла в «Дальней дороге», пришел за кулисы и сказал: вы – актриса, я хочу подружиться с вами. Он стеснялся и не знал, как начать.
– За тобой ухаживало много мужчин? Или ты была строга?
– В общем, я была строгая. Вася Лановой, потом Осипов – почти всё… Близкими мы стали в Сибири, где шли съемки «Неотправленного письма». Меня везли четырнадцать суток на поезде до Иркутска, почему-то не отправили самолетом, может, из экономии.
– Ты не боялась сурового сибирского быта?
– Знаешь, нет. Вот тут я точно могу сказать, что я человек скромный.
– Не избалованная?
– Нет.
– Ты сильная?
– Да. Он прилетел и… Мы десять лет были вместе. Десять лет бурной и сложной жизни. Я могу сказать, что это единственная моя любовь. А потом родился Митя…
– Митин отец не он?
– Нет. Я хотела ребенка, а он уже очень тяжело пил.
– Митя в Америке, ты здесь, одна… Мне кажется, ты сама являешься героиней… которую могла бы сыграть…
– Может быть. Только сценария никто не напишет.
– На самом деле твой тип русской женщины, талантливой, красивой и так и не схватившейся за успех…
– Да, наверное. Хотя я пыталась. Не за успех схватиться, а за работу. Безрезультатно. Начиная с давних времен, когда я предложила Бондарчуку взять потрясающий роман Осипова «Разрушение храма». Николай Федорович умер после этого через несколько дней, и ничего не случилось… Я не сидела без дела. Я читала стихи Вознесенского в концертах, я его очень люблю. Вот Райхельгауз собирался дать мне роль в театре. Не собрался…
– Ты пытаешься, но двери не открываются… А съемки у Ренаты Литвиновой – как это было?
– Ренаточка пришла и снимала меня два дня, положив деньги на стол. Картина вышла, она показала, я, конечно, раскритиковала ее в пух и прах, потому что она соединила совсем разных актрис. У меня там есть хорошие моменты, а есть такие… компрометирующие…
– Но ты не говорила ей: уберите это, уберите то. Не ссорилась с ней?
– Нет, конечно. Она чудная девка, совсем молодая.
– Ты благородное существо, Таня. О себе не плачешь?
– Нет. У меня к себе нет жалости.
– А ты себя любишь?
– Сейчас разлюбила. Раньше
любила, теперь это кончилось.– Помнишь, мы с тобой встретились с год назад, я предложила поговорить, написать о тебе, ты сказала: не надо, не надо, не хочу…
– Помню. Было такое состояние.
– Слава богу, что сейчас захотела поговорить…
– Все прошло, Олечка. Ничего вернуть невозможно…
САМОЙЛОВА Татьяна, актриса.
Родилась в Москве в семье артиста Евгения Самойлова.
Снималась в фильмах «Летят журавли», «Неотправленное письмо», «Анна Каренина».
КАРЬЕР-НАЕЗДНИЦА
Алексей Баталов
Шел дождь. От главного корпуса до ворот Центральной клинической больницы с километр. Мокрый золотой ковер под ногами светился. Один охранник сказал другому: Фрадкова отправили руководить внешней разведкой. Злоба дня казалась далекой. Добро дня содержалось в диктофоне – драгоценная запись разговора с Алексеем Баталовым. Он лежал под капельницей – а беседа текла просто и легко. Проблемы с сердцем. Но и в больничном халате – элегантен, хорош собой, внимателен к собеседнику, светится, как тот золотой ковер.
– Алеша, у тебя не просто имя, ты – бренд, как теперь говорят. Бренд с репутацией самого интеллигентного, самого интеллектуального актера России. А у меня такое впечатление, что у тебя до сих пор в глазах сидит какой-то дьяволенок. Как это соединяется?
– Откуда я знаю? У меня в глазах или у тебя? Я и с первой частью не согласен, и со второй. Я стараюсь тихо себя вести. А на этом фоне можно что угодно нарисовать. Интеллигентный человек, он должен быть, во-первых, образован…
– А ты нет?
– Абсолютно нет. Мне Ардов говорил: у тебя образование как белье – нижнее… Вся моя школа попала на времена войны. Мама с тремя детьми, Боря маленький совсем, Мише четыре года, эвакуация, переезды, смена учителей… Языков не знаю, все, что касается математики, тоже…
– У человека доминирует либо левое, либо правое полушарие, одно заведует математикой, другое – искусствами.
– Вот видишь, ты знаешь.
– А что важнее в человеке – образование или воспитание? Даже самовоспитание и самообразование…
– Это как раз главное. Мои представления сложились в атмосфере, в окружении, в каком я вырос. Я думаю, туда сосновую палку поставить – и она зацвела бы. Потому что это совершенно невероятный круг людей. Мама разошлась с отцом и вышла замуж за писателя Ардова, а я совсем маленький…
– Мама – тогда актриса МХАТа Нина Ольшевская, и во МХАТе еще штук девять родственников…
– Больше. Андровская, Станицын, Баталов, мой дядя… У мамы все подружки – актрисы, самая давняя – Вероника Полонская. Та, из-за которой Маяковский застрелился. А на столе остался «План разговора с женщиной, на которой я хочу жениться», можешь себе представить? План на листке бумаги – что сказать Норочке, и все по пунктам, чтобы она немедленно вышла за него замуж. Стол письменный стоял лицом к окну, а дверь – прямо напротив, диван, шкаф, больше ничего. Она уже уходила, шла на репетицию, надевала ботики, когда он выстрелил, бросилась назад и увидела, что он упал головой к двери. Она прибежала к маме в одном ботике – второй не успела надеть, и все рассказала…