Любовь и жизнь леди Гамильтон

— Твоя мать…

— Не вмешивай мою мать, это ее не касается! — Она оставила дверь за собой открытой, и он сразу же вошел в комнату. И началось…

Она что, забыла, о чем они договорились? Она поклялась во всем слушаться его, обещала следовать его указаниям. И как же она сдержала свое слово? Он уже и раньше сомневался в ней, и поэтому отослал ее в Хадн, чтобы в тишине маленького городка, под влиянием матери она одумалась, раскаялась в своих пороках, исправилась. Но ее постоянно одолевают приступы легкомыслия, взбалмошности и упрямства. Разве она, несмотря на его запрещение, не просила денег у Ромни, чтобы приехать в Лондон? Потом, в Эдгвар Роу, она обещала ему работать. Но за уроки она бралась безо всякого желания, целыми днями слонялась по углам, в голову ей лезли всякие глупости. Ей хотелось ребенка.

— А сегодня опять! Я делаю все, чтобы уничтожить твое прошлое, приглашаю высокопоставленных родных и друзей, хочу обеспечить тебе новый круг знакомств! А ты? Бросаешься на шею первому подвернувшемуся матросу, все ему рассказываешь, приглашаешь его в дом. Матроса, человека самого низкого слоя, из простонародья. Пусть он шляется повсюду и хвастает людям благородной связью своей кузины! Воистину, Эмма, если бы я не любил тебя… Но опомнись! Всему есть границы! Если подобное повторится, то тогда…

— Что тогда?

— Тогда… ради моего имени и положения я не могу иначе… Тогда между нами все было бы кончено! Все!..

Он резко отвернулся и уставился через окно в сад.

Всего несколько часов назад на том же месте стояла Эмма, радуясь солнцу этого дня и многого от него ожидая, с любовью и благодарностью в сердце. Теперь в ней поднялась горечь.

— Между нами все было бы кончено! — повторила она медленно. — Так вот, я не могу поручиться тебе, что это не повторится. Если твоя любовь не может принять меня такой какова я есть… то не лучше ли тебе уже сейчас покончить со всем этим? Прежде чем тебе опять станет больно?

Он повернулся к ней, сделал шаг ей навстречу.

— Эмили…

Он опять назвал ее Эмили!..

— Я дала тебе высказаться, не прерывая тебя. Не выслушаешь ли ты и мои соображения? Соображения неразумного существа, состоящего сплошь из ошибок? Конечно, я согрешила, разговаривая с Томом. Но при чем же тут сам Том? Можно ли из-за этого дурно относиться к нему? Ты сделал это, не слушал его, намеренно не заметил его протянутой тебе руки, высокомерно повернул к нему спину. Кто дает вам, гордым лордам, право презрительно, свысока взирать на мозолистые руки простых людей? Разве не им вы обязаны вашими деньгами, вашей властью? Когда у дочерей лордов завязываются любовные связи и рождаются внебрачные дети, как у леди Уэрсли или мисс Пэйтон, когда они, полуобнаженные, появляются в клубах и на балах, тогда это считается веселым и остроумным, и вы им аплодируете. А если девушка из народа подверглась насилию сына лорда и когда она занимается тем же, что и дочки лордов, чтобы ее ребенок не умер с голоду, вы называете это безнравственным и подлым. Такой девушки следует стыдиться. Конечно, ее можно взять в наложницы, но ее надо прятать. И знаешь, что меня мучит, что мне отравляет жизнь? Когда ты предлагал мне свой план, я сама еще этого не поняла. В тот день, когда мать моя должна была отбросить честное имя моего отца, я начала смутно ощущать это. Но сегодня я знаю это уже точно. Я не могу лгать. Это противно моей природе.

Она медленно встала и подошла к нему.

— И я не желаю этого! Слышишь, Чарльз? Я не хочу лгать!

Она решительно посмотрела ему в глаза. Он зло рассмеялся, не выдержав ее взгляда.

— Хорошенькие сюрпризы ты мне готовишь! — выдавил он из себя. — И в последний момент! Чтобы застигнуть меня врасплох! Очевидно, этому научил тебя этот субъект с лицом преступника? У вас было достаточно времени, чтобы сговориться, пока этот слабак Ромни оставил вас одних.

Удивленная, она отступила на шаг.

— Я тебя не понимаю! При чем тут Том?

Он ничего не слыхал. Он кипел от ярости.

— Как он вообще нашел тебя? Ведь не стану же я верить в сказку о картине? Ты написала ему, чтобы он приехал. Чтобы посмеяться вместе с ним над идеалистом, который хочет спасти человека. Да, таков план. Мать твоя уже здесь. Потом является так называемый кузен, а в один прекрасный день здесь будет и ребенок! — Он захохотал грубо, издевательски, — ребенок сэра Уиллет-Пейна!

Эмма вскрикнула в ужасе:

— Чарльз! Это… Это… Быть не может, чтобы ты думал так в самом деле! Не думаешь же ты что Том и я?..

— Откуда я знаю, где тут правда? Когда ты целовала этого грязного типа — ему это, кажется, было привычно, этому милому, доброму, верному Тому!

Он невольно замолчал. Из ее груди раздался стон. Она отшатнулась от него, прислонилась к стене. Как бы ища поддержки, ее руки шарили по плоскости. Она стояла согнувшись, шатаясь, с выражением ужаса в широко раскрытых глазах.

Он взглянул на нее со страхом. Воцарилось молчание.

— Ну да, я несколько увлекся… — произнес Гревилл хриплым голосом. — Мне очень жаль. И тебя, и себя. Но я не могу отказаться от моего требования: если ты его выполнишь, я все забуду, если не выполнишь…

Он сделал резкое движение рукой, как будто отрезал что-то. И ушел, хлопнув дверью.

* * *

Сколько времени она простояла так? Когда до нее донесся голос матери, она вздрогнула.

— Тебе нужно одеваться, Эми! Скоро придут гости сэра Гревилла.

— Да, да?

Почему мать не вошла? Кто запер дверь? Ах, ведь это сделала сама Эмма…

Эта сверлящая боль в висках, в глазных впадинах! Все время конвульсивно вздрагивали веки, и на затылке, у начала шеи, что-то кололо, как острой иглой. Ей бы холодной воды. И было пора одеваться.

Вот подъехала уже карета, и слышен голос Чарльза, он встречает своих друзей.

Ей сегодня нужно быть очень красивой. Чтобы снискать ему уважение. Надеть черное шелковое платье с зеленой отделкой у выреза. Оно очень аристократично и в то же время мило. И очень идет к волосам, которые он так любит перебирать.

Но щеки ее сегодня слишком раскраснелись. Это от страшной головной боли. Может быть, наложить немного белил?..

Нет, Чарльз этого не любит. А головная боль пройдет. Вот уже вторая карета… третья… четвертая…

Теперь, наверно, уже все собрались. Сейчас Гревилл придет за своей Эмили. Чтобы представить ее знатным господам и дамам. Ах, что ей нужно сказать им? Разве она не договорилась об этом с Чарльзом?

Ах, эта боль! Как будто кто-то стучит молотком по голове!

Она обязательно вспомнит или спросит об этом Чарльза, когда он придет за ней.

Вот он уже и идет… Нет, это Софи, служанка.

— Да, Софи, я уже иду!

Почему он сам не пришел за ней? Но ведь он не мог оставить своих гостей! Теперь она не сможет спросить его, о чем ей нужно сказать.

О чем же это?

Как скрипят ступени! Ах, как стар дом. Может быть, Чарльз знает средство от этого ужасного шума. Он ведь знает все… все…

Там они смеются. Кто-то очень громко. Другой — низким басом. Это, наверно, брат Чарльза, полковник Роберт Фулк Гревилл. Или Гэвин Гамильтон, художник.