Любовь к трем цукербринам

А откуда у него скотч? Ну да, из этих сумок…

Кеша понял, что заговаривает себе зубы – дело было не в том, откуда у мертвеца медицинский скотч, а в том, хочет ли он знать всю правду.

«А вдруг Little Sister пронюхает? – подумал он. – Она же с приложениями работает. А это, на флешке, приложение или нет?»

Сестренки не было видно – значит, и он сейчас не виден ей. Сейчас ее просто нет. А раз так, откуда ей знать, что за сон ему снится?

Он несколько секунд глядел на флеш-пинку. Потом поглядел на мертвеца, избегая его глаз, и понял, что решение уже принято. Это было несложно – как будто за него все решил кто-то другой.

Протянув руку к табличке, Кеша снял с нее иголку. Затем повернулся к зеркальцу над головой – и, не давая себе времени на колебания, поднес иголку ко лбу и воткнул ее в дырочку порта на пластиковой полоске.

Needles and pins

Кеша не знал, что должно случиться. Может быть, что-то драматическое – вспышка света в голове, громовой голос в ушах, внезапно наступившая ясность… Но ничего подобного не произошло.

Не произошло вообще ничего.

Он подождал еще минут пять. А потом сообразил, что надо вернуться на фейстоп: информация с золотой булавки могла отобразиться только там.

Переносить внимание на фейстоп, однако, было страшно. Для этого следовало отвести глаза от мертвеца, оставив его прямо напротив собственной груди и горла. А может, он был не совсем мертв? Или… Кеша вспомнил бесконечную череду зомби-сериалов, пронесшихся в свое время через его голову. Такого не могло, конечно, быть в действительности. Но страшно делалось все равно.

Выбора, однако, не оставалось, и Кеша решился.

Фейстоп, выплывший после секундного усилия из бледно-зеленого тумана, словно набух опасностью, каким-то грозным обещанием беды… Казалось, мостовую могла вдруг прорвать холодная рука Караева – и взять за горло… Впрочем, думал Кеша, постепенно успокаиваясь, если бы тот хотел, давно бы уже все сделал… Ткнул бы чем-то острым сквозь мембрану… Сколько времени таился напротив.

На фейстопе все было по-прежнему – только в дальнем углу площади, где обычно собирались новые демо-приложения, возникла новая икона. Там появилась…

Овечка.

И премиленькая, хоть и очень приблизительная – будто трехмерная анимационная фигурка, вырезанная из пенопластика. Таких овечек рисовали раньше школьницы, когда им хотелось изобразить какую-нибудь живность рядом с уже нарисованной принцессой – Кеша видел нечто похожее в передаче про детское искусство. Жалко, не принцесса. Но обойдемся…

«Вот интересно, – подумал Кеша, – а Little Sister ее видит? Это же на фейстопе… Впрочем, о чем это я…»

Он решительно кивнул овечке, и приложение запустилось. Фейстоп сразу исчез, словно между Кешей и привычной виртуальной вселенной кто-то вставил лист белой бумаги.

«Понятно, – подумал Кеша. – Скринится и шифруется…»

На белом фоне появилась овечка – такая же точно, как на фейстопе, – и пошла вправо. Она шла по белой пустыне довольно долго и наконец уткнулась в гору красных кирпичей. Взяв один кирпич зубами, она понесла его на левый край белого поля – вернее, просто влево, потому что никаких краев и границ у белой плоскости не было.

Кеша опять долго ждал, что будет, и дождался: овечка остановилась и опустила кирпич на белую поверхность. За первой овечкой уже шла вторая, тоже с кирпичом в зубах. Второй кирпич аккуратно встал рядом с первым, потом третий, потом четвертый. Овечки, кажется, строили какую-то красивую нарядную стенку. До Кеши донеслось мелодичное блеяние:

– Мимими! Мимими!

«Мило, – подумал он, – очень мило… И что? Он мне новые обои для фейстопа оставил? И все?»

– Здравствуй, Кеша, – раздался низкий мужской голос.

Он прилетел сверху.

Кеша поднял глаза. Высоко в небе над овечками висело золоченое ампирное кресло. А в кресле сидел Бату Караев.

Вернее, кресло с террористом не висело в небе. Неба тут не было. За креслом был тот же самый белый фон – когда Кеша поглядел вверх, оно очутилось прямо перед ним, в нормальной перспективе, зато овечки съехали из поля видимости куда-то далеко вниз. Кеша сообразил, что раньше, оттягивая на себя внимание, они делали Караева незаметным, как бы пряча его в искусственно созданном зените. Поистине, так спрятаться на белом фоне мог только гений камуфляжа.

Караев был одет стильно – в маскировочный френч цветов пустыни и зеленую военную кепку с черным арабским шитьем, повернутую козырьком назад. У него была окладистая черная борода с благородными прожилками проседи. Он не особо походил на мертвого старика, которого Кеша только что видел своими глазами – но таким, видимо, террорист представлялся себе в собственных мечтах.

– Так вот ты какой, мой милый друг, – сказал Караев с улыбкой. – Здравствствуй, Ке.

Кеша помнил, что видит перед собой мертвеца и отвечать на приветствие не надо. Но Караев глядел на него и ждал. Молчание затянулось и стало тяжелым – а потом Кеша заметил опции, появившиеся под ногами террориста. Они выглядели как слова, напечатанные на белой бумаге.

Опций было две:

1) ЗДРАВСТВУЙ, БАТУ

2) ЗДРАВСТВУЙ, БУ

Свобода выбора, вспомнил Кеша школьную мантру, есть не что иное, как осознанная необходимость сделать его правильно. К счастью, современная жизнь редко посылает нам серьезные дилеммы.

– Здравствуй, Бату, – сказал он.

– Ты слушаешь мое письмо, – сказал Караев, – значит, я уже мертв. Но система этого не видит – в нее приходит поддельный сигнал. Система не в курсе, что я разрезал трэк-мембрану. Информационные и питающие линки целы – они внизу, где ткань не повреждена. Мы можем остаться вдвоем навсегда, Кеша. Но тебе, наверное, не очень хочется жить в одном модуле с трупом. Или все-таки хочется?

Караев замолчал, внимательно на него глядя. Следовало ответить. Опций опять было две:

1) НЕТ

2) НЕ ОЧЕНЬ

А что будет, подумал Кеша, если взять и кивнуть? Но рисковать не хотелось. С террористами, даже мертвыми, не шутят – они люди серьезные. Кеша сказал:

– Не очень.

– Я так и предполагал, – ответил Караев. – Я объясню тебе, как избавиться от этого соседства. Но сперва я хочу рассказать тебе, самому близкому мне – так уж вышло – человеку, свою историю.

Глянув на опции, Кеша снова сделал несложный выбор:

– Мне будет крайне интересно.

Караев кивнул, словно ни секунды в этом не сомневался.

– Мое настоящее имя – Семен Паламарчук. Бату Караев – просто творческий псевдоним. Когда-то давно я работал офицером-программистом Датапола и дослужился до старшего инспектора отдела борьбы с преступлениями против Символического Детства. Мы ловили сетевых педофилов. Как ты понимаешь, мы боролись с мыслепреступлениями, потому что других в этой области уже много лет не бывает. Сегодняшний развратник при всем желании не дотянется до инкубаторов и боксов, где подрастает заря человечества. Мы ловили преступных растлителей собственной мысли, пытавшихся придать ей некоторую внешнюю оформленность и оплотненность… Понимаешь, о чем я?