Любовь к трем цукербринам

Эти новые эмоции оказались простыми, можно даже сказать, элементарными, но указывали на такой глубокий и чудовищный ум, на такое роковое взаимодействие со Вселенной, что Ке понял: рядом с этим человек – просто бабочка, ни разу в жизни не вылетавшая из пятна света. Это был язык богов, и он был страшен. Боги были богами, ибо могли вместить поистине божественный ужас. Ощутив лишь его тень, Ке понял – такая ноша не для него.

Тут он заметил, что он не один.

С другой стороны стола стояла Птица, очень похожая на барельеф с древней стеллы над его фейстопом. На ней был короткий плащ из странной ткани – серый, но словно бы мерцающий скрытым в складках светом. Сначала Ке подумал, что Птица смотрит в сторону: ее голова была повернута в профиль. А потом он увидел ее глаз.

Этот был тот самый глаз с фрески на дне фонтана – круглый, с огромным черным зрачком. Ке понял, что Птица смотрит именно на него, просто так он ей лучше виден, а другим своим глазом она созерцает нечто незримое ему, с чем соотносит его существование в мире, и этот раздвоенный взгляд – как бы весы, на которых он поднят, и главное для него теперь не оказаться слишком легким.

Птица чего-то ждала. Он опустил глаза и увидел в своей руке лопатку вроде тех, какими крупье передвигают фишки по зеленому сукну. И тут же ему стало ясно: происходящее с ним – очень серьезный экзамен. Ему надо было сделать что-то с этими знаками. Составить из странных символов какую-то последовательность.

Кеша испытал ужас. Он совершенно не представлял, что и как ему следует делать, но Птица все не отводила от него круглого черного глаза. Обмирая, Кеша поднял руку – и придвинул к себе один символ. Потом, по какому-то странному наитию, другой. Потом третий.

Как только три выбранных им стеклянных шайбы соприкоснулись, раздался звон, сладостно отозвавшийся в его теле, и три диска, загоревшись на миг ярким тройным лучом, растворились в воздухе, оставив после себя микроскопические разноцветные звездочки, мерцающие в пустоте.

У Кеши было такое чувство, что светящиеся шайбы, исчезая, превратились в физическое наслаждение, заполнившее все его существо. Он подтянул к себе три другие шайбы (опять выбрав их непонятно как), соединил их, и они точно так же с шипением исчезли в тройной вспышке света, подарив ему небывалую, ни на что не похожую негу. Кеша понял – и засмеялся. И в ответ ему словно бы засмеялась Птица, качнув несколько раз клювом.

Он прошел экзамен. В тот самый момент, когда понял.

Кто он такой, чтобы выбирать? Не лучше ли оставить это рискованное дело тем, кто действительно на него способен? Ведь у людей, в сущности, нет никаких данных для этого космического спорта… Ему, как и другим, нужно только счастье. И сам он никогда не нашел бы к нему дорогу, если бы не три цукербрина, благородно проявляющие себя в любом его выборе – даже таком, которого он в силу своей насекомой ограниченности никогда не смог бы сделать правильно. Какое счастье, что в нем живет сила, способная помочь… Какое счастье…

Птица шагнула к нему, пройдя прямо сквозь расступившийся стол, и подняла страшную когтистую лапу. Ке испугался – но она просто потрепала его по щеке. Прикосновение было совсем легким, почти нежным. Ке улыбнулся.

Терраса, горы, стол с буквами неизвестного алфавита стали расплываться. Ке понял, что просыпается. Но урок был уже усвоен и понят. Птица коснулась его опять, Ке открыл глаза – и увидел сестричку, гладящую его по щеке ладонью.

Ах, в каком она была виде! На ее ногах алели крохотные туфельки. Две тончайшие кожаные полоски перехватывали ее бедра и грудь, как бы показывая, где полагается быть трусам и бюстгальтеру. На шее чернел высокий ошейник с несколькими рядами золотых шипов. А на голове белела фуражка с эмблемой яхт-клуба. И хоть Кеше не был известен этот яхт-клуб, он не сомневался, что уже состоит его членом.

– Идем, – сказала сестричка. – Я провожу.

Она шагнула к нему, уверенно и весело вторгаясь в его личное пространство – он все никак не мог привыкнуть к этой ее невозможной близости, – взяла за руку и потянула за собой к фонтану.

Через миг они оказались в уже знакомом Кеше черном тоннеле прямого доступа – без всякой промежуточной анимации.

Кеша понял, что это тоже знак его нового ранга: он теперь не пользователь спецэффектов, а их создатель и контролер, высшая каста… Сегодня тоннель вел не вверх, а вперед. Сестричка шла впереди, аппетитно переставляя свои тонкие ноги на высоких алых каблуках. Почему у нее алые туфли?

Ее шпильки звонко цокали о черный пол, и Кеша на секунду испугался, что она поскользнется или подвернет ногу… Может быть, даже сильно подвернет, сломается какая-нибудь косточка – и проткнет кожу… Сахарно-белая кость, загорелая кожа, капельки крови…

Сестричка, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой.

– Потом поиграем, котик, – сказала она. – Сначала работа. Администрирую фазу LUCID.

Сверкнул знакомый оранжевый луч, и тьма разъехалась в стороны. Кеша увидел, что стоит в узком коридоре меж двух зеркал. Контрольная рамка на входе в фазу LUCID сейчас не работала – в зеркалах не было света. Они даже не отражали друг друга, хотя по законам физики это полагалось.

Зато одно из зеркал отразило Кешу. Вернее, не Кешу – а нового Ке.

Его лицо было свежим и красивым, с прозрачной юной бородкой, вьющейся на подбородке и щеках. На его плечи падали черные кудри, чуть блестящие на невидимом солнце. Синие глаза были задумчивы и грустны, губы над сильным подбородком – округлы и полны неги. Он походил на древнего команданте Че, но на его голове не было берета. Звездочка, остро и гордо глядящая вверх двумя лучами, была вытатуирована прямо на его лбу. А на виске появилась другая татуировка, немного странная – три овечки, точь-в-точь как те, что развлекали его во время разговора с Караевым. Возможно, система нанесла их на Кешино лицо в качестве боевого шрама.

Его ноги обтягивало голубое трико, а с плеч спадал короткий синий плащ героя, закрывающий спину до поясницы. На плаще можно было разглядеть повторяющиеся инициалы «MC» – Meister Che, имя нового защитника человечества, информационное отражение которого не надо дробить на атомы в зеркальном коридоре безопасности…

Темные зеркала исчезли, но Ке уже знал, каким его увидят люди. Теперь впереди и внизу была Площадь Несогласия. Вся она, насколько хватало глаз, была запружена народом. Над Колодцем Истины парила круглая серая туча – так выглядел скрытый холстом памятник.

– Для них ты появишься прямо из пространства, – сказала сестричка. – Тебе нужно сделать совсем немного. Волнуясь и гордясь, дойти до памятника по дорожке. Гордясь и волнуясь, сдернуть с него холст. До этого момента все шэрится live. Дальше можешь расслабиться, пойдет фанера. Нарезка из того, что ты расшэрил, когда говорил с этим мертвым гадом, интервью с мировыми якорями и все такое прочее. Когда закончишь, я тебя встречу.

– А по какой дорожке идти? – спросил Кеша, озираясь.

Но сестрички уже не было рядом.

Над площадью вдруг нарисовался светлый легкий мост от его ног прямо к зачехленному памятнику. Площадь вздохнула, и Ке почувствовал, что тысячи глаз смотрят в его сторону.

Нет, не тысячи – миллионы. Он понял это, увидев, как, нарушая все законы перспективы, приподнялись края горизонта, образовав огромный вселенский стадион, чашу, наполненную глядящим на него человечеством. Мегатонны внимания повисли на нем почти физическим грузом – но Ке уже знал, что выдержит этот вес.

Он помахал бесконечному людскому морю рукой и, впитывая в себя ответный рев восторга, пошел к мигу бессмертия. Думать следовало правильно и безошибочно – но в то же время непринужденно. Ке даже не ожидал, что это получится у него так легко. Возможно, опять помогла подсказка.