Любовь к жизни

– Не говори глупостей. Кровь – не вода, её пытками не вымыть.

– По хорошему, я должен был убить вас при первой же возможности, захватить Винтерфелл и разграбить всю округу. Я этого не сделал. Следовательно, я – не Грейджой.

– Ты не убил бы меня в любом случае. Меня вообще теперь очень сложно убить. А письмо всё же напиши, пусть тебе позавидуют. Обязательно упомяни о серебряной вставной челюсти. Я уверен, ни у кого такой нет.

– Не получится. У меня плохой почерк. Когда меня учили, я всегда делал много ошибок.

– Тогда я буду писать под твою диктовку. Почерк у меня, конечно, тоже не очень, но грамотность вроде неплохая. А пока…поспать бы нам надо. Хм…есть у меня одна идея. Мы можем лечь спать вместе.

– Что?- вытаращил глаза Теон.

– Вместе, спина к спине. Так кошмары сниться не будут,- объяснил Рейлине,- Кроме того, у меня в комнате очень холодно, а вдвоём под одеялом теплее получится.

– Что ж, если вы думаете, что это поможет…- Теон почему-то смутился. Нет, на корабле он часто оказывался в подобной ситуации – когда холодно и не можешь заснуть, надо лечь спать с кем-то,- но сейчас он не на корабле, от лорда Рокалиона не пахнет потом и рыбой, он куда приятнее большинства моряков и даже некоторых морских жён. А Теон больше не красавец, совсем нет, у него вставные зубы и нет нескольких пальцев, он совершенно сед, больше ни одна девушка на него и не взглянет. «Так что же это получается!»- осенило вдруг Теона,- «Я стесняюсь не потому, что Рейлине мне противен…а потому, что ему могу быть противен я!»

В спальне лорда (переделанной из спальни Робба) было действительно холодно, хоть окна и были закрыты. Лорд снял халат, оставшись в льняной ночной рубашке, и быстро скользнул под одеяло. На фоне белой подушки тёмные волосы Рейлине, заплетённые в косу, казались совсем чёрными, а кожа под светом из окна казалась белее снега. Теон, стараясь не смотреть больше на Рокалиона, тоже залез под одеяло и закутался почти с головой. Рейлине настойчиво потянул одеяло на себя – пришлось подползти поближе, потому что одеяло было слишком узким. В конце концов им двоим пришлось лежать вплотную, спина к спине, и совсем скоро молодой лорд заснул. Теон вскоре последовал за ним, и впервые за много недель ему снилось что-то хорошее.

А утром ему стало стыдно: во сне Рейлине лёг чуть ли не на самого Теона, крепко обнял и чуть не задушил растрепавшимися за ночь волосами. Учитывая, что весил Рейлине порядка десяти стоунов, осторожно выползти было невозможно, а будить милорда нельзя: он этого очень не любит и потому кидается подсвечниками. Ситуация была безвыходной. Вдобавок, Теон ощущал что-то неправильное: вроде бы всё нормально, вроде бы обыкновенный мужчина с растрёпанными со сна волосами и полуоткрытым ртом, из которого текла слюна, а такое ощущение, что к нему, Теону, прижимается прекраснейшая девушка – реакция организма, по крайней мере, схожая. Стыд вернулся с удвоенной силой – что же это за напасть-то такая, что он испытал влечение к своему спасителю, который дал ему если не прежнее положение, так хотя бы относительную свободу и доверие, помог отойти от плена, даже доверил свою жизнь…

Теон нащупал на тумбочке свои челюсти, как можно тише вставил их, зафиксировал, проверил и медленно, очень медленно начал выползать из под тяжёлой тушки лорда Винтерфелла.

– Я не сплю,- проинформировал его вдруг Рейлине,- сказал бы, что тебе тяжело, я бы и сам сполз.

– Э-э-э, вы не спите?- подскочил Теон в ужасе. Кажется, теперь он точно седой. Полностью.

– Не сплю,- Рейлине скатился с Теона, поднялся и пошёл к зеркалу – приводить себя в порядок,- Сейчас уже почти полдень. Неплохо выспались, надо признать.

– Д-да,- Теон постарался как можно незаметнее выйти из спальни лорда. Впервые он порадовался, что его орган больше не выступает.

– Если будут проблемы со сном – приходи,- и Теон рванул прочь на крейсерской скорости (пусть в этом мире не было крейсеров, скорость существовала). Позор, какой позор!

«И чего это он убежал?»,- подумал как-то недовольно Рейлине: «В туалет хочет, что ли?»

«Что есть красота? Возможно, это лишь тот образ, который мы накладываем на чьё-то лицо, чтобы в соединении двух ликов увидеть милые глазу и сердцу черты. Лишь этим я могу объяснить тот факт, что мне понравился изуродованный Теон Грейджой»- с такими мыслями Рейлине ехал в столицу.

Ехал в карете, раскрашенной в синий и чёрный, с гербом Дома на дверях. Одеться пришлось в живописный костюм, который шили целых две недели. Чёрный с синим костюм подчёркивал белоснежную кожу, а серебряные заклёпки были лишь на пару тонов светлее серых кос до лопаток. В пути Рейлине пытался почитать или порисовать, но дорога была неровной, быстро начинало укачивать, и осталось лишь лечь на сидение и глубоко задуматься. Благо он велел сделать сидения шире, чтобы на них в случае чего можно было лечь.

Этот месяц он провёл в работе и подготовке к визиту в Королевскую Гавань. Земли оставил на Теона и немногочисленных помощников. Сам учился этикету: что кому говорить, что делать можно и нельзя, кого как зовут…как раз с этикетом проблем особых не было, поскольку времена были тёмными, и даже если бы Рейлине вздумалось завалить какую-нибудь служанку прямо на обеденном столе, ему бы ничего не сказали. Со знатными дамами возникли бы трудности, но если заменить слово «завалить» словом «соблазнить» - разница исчезает. Но Рейлине не будет никого соблазнять или заваливать. Хотя бы потому, что очень свежи в памяти воспоминания о том, какого это: быть женщиной. Ну, не женщиной, но девушкой.

«Конечно, я тогда приняла верное решение…»- подумал грустно Рейлине: «…Но я не учла того, что могу влюбиться. Я боюсь собственных желаний: мне хочется сделать этого несчастного снова Грейджоем, дать ему счастье и удовольствие. Помню ту ночь, когда впервые осознала эти желания: и дёрнул же меня чёрт позвать его в постель! Ночью снились эротические сны, а утром он от меня сбежал…наверное, всё-таки почувствовал тот стояк. А я пыталась скрыть, полежать на нём подольше. Не хочу ехать ни в какую Гавань, хочу Теона Грейджоя! Да только кто мне его даст? Если бы можно было, я бы ему сам-сама дала…да как же мне ему дать! А взять…нет. Не смогу. Я же не садистка…Уй, ё-маё, не стоило мне так думать!»- распутное тело вполне предсказуемо отреагировало на приятные мысли, и Рейлине пришлось сбросить напряжение проверенным способом. Вспышка наслаждения была короткой, слабой, но всё лучше, чем страдать от неудовлетворения. Тем более, ещё в прошлой жизни Рейлине не привык ограничивать себя в желаниях тела, особенно таких. Но если в женском теле скрывать возбуждение особого труда не составляет, то в мужском стояк вызывает дискомфорт, в том числе и моральный.

Рейлине принципиально не вспоминал своё прошлое имя. Но переучивать себя к мужскому мировоззрению не стал: ещё чего, сбивать чёткие настройки! К счастью, в этом языке не было особой разницей между мужским и женским обращением к себе, так что можно было ничего не менять. Сложнее было в тот момент, когда молодая, красивая крестьянка с практически не кривыми зубами и небольшими острыми грудками по доброй воле легла в постель для исполнения «права первой брачной ночи», а у Рейлине…нет, встал, конечно, но накатило такое…отвращение, что он еле сдержался, чтобы не прогнать бедную девочку. Тогда ему в голову и пришло изменить правила: на ощупывание омерзение не распространялось. Когда он сказал девушке, почему не тронет её, она поняла его и сочувственно похлопала по плечу. Она оказалась не девственницей, но об этом жених так и не узнал – они договорились хранить молчание о недостатках друг друга.

Рейлине…он придумал себе очень красивое имя: Тайвин Ланнистер сказал, что это переводится как «зимняя вишня». Красиво. А Рокалион – как «ракушка». Тоже неплохо. Пока что Рейну везёт, его только один раз попытались убить. За это ему пришлось принести того болвана в жертву Р’глору. Нет, разумеется, никто и не знал, почему новый лорд только сжигает, а не рубит головы, как положено хорошему лорду. Но народ рассудил, что лучше уж сожжение на костре, чем сажание на кол и свежевание. В конце концов, Р’глор ведь просил жертв? Насколько Рейлине понял, именно этому богу он был обязан возрождением и относительным бессмертием. Но как же было плохо от того яда в курочке! Организм, конечно, быстро справился с отравой, а значительный жизненный опыт помог вовремя распознать неладное, но было стыдно. Рейн потом выдал целого оленя служанке, убравшей за ним.