Любовь как закладная жизни

Но сейчас Вячеслав не спешил укладываться на диван. Так и остался стоять на пороге, прислонившись к косяку, глядя на Бусинку и медленно вертя в пальцах все ту же зажигалку. Малышка продолжала спокойно спать, обхватив рукой подушку, на которой обычно лежал Вячеслав.

Прошло, наверное, уже минут сорок, а он так и не сдвинулся с места. И практически убедил себя, что все же стоит уехать. Из-за того, о чем уже думал сегодня. Пусть она хоть немного придет в себя, пусть расслабится. Он думал об этом весь остаток дня, не позволяя себе позвонить ей. Старался дать продых. И сейчас уйдет. Еще минуту постоит…

В итоге Боров еще двадцать минут проторчал на этом же самом месте, а потом все-таки развернулся и пошел назад, к двери. И уже даже снял пальто с крючка, когда тихий шорох заставил его замереть. Таки разбудил. Уход — теперь не вариант. Не поймет. Достав пачку сигарет из кармана, он вернул пальто на прежнее место, прислушиваясь и впитывая в себя каждый звук, сопровождающий ее сонные, медленные движения.

— Вячеслав? — тихий, немного хриплый, обалденный голос Бусинки будто горячим шаром прокатился по его спине. — Ты пришел или уходишь?

У нее был какой-то непривычный ему тон. Настолько, что Вячеслав, пытаясь уловить эти несостыковки, молча развернулся. И просто разжал часть пальцев, показывая пачку сигарет, которую держал, а сам внимательно глянул на свою малышку. И тут же об этом пожалел, забыв, что собирался сделать: вдохнуть или выдохнуть.

Она стояла на пороге. Там, где он проторчал все это время. Даже оперлась на тот же косяк плечом, держась пальцами за наличник. Голову Бусинка наклонила, и сейчас смотрела на него чуть прищуренными глазами: сонно и как-то так… Он не мог понять.

Бред. Боров свою малышку просто «читал» в последние недели. Достаточно было глянуть в глаза — и он хоть приблизительно, но понимал, что у девчонки на уме, и как ему реагировать на это. А сейчас — не мог врубиться. То ли она смотрела слишком ровно, то ли у него мозг мигом протух, когда он целиком свою Бусинку осмотрел. И ничего такого, вроде. Все даже очень прилично. Только пижамы ее и в помине не было. Впрочем, нельзя сказать, что то, что было на малышке, торкнуло его меньше.

Бах. Как получить удар под дых. Только вместо боли — нервы разом скрутило нуждой, бухнуло в голову жаром, что аж во рту пересохло. И руки сжались в кулаки. От жадности, от желания к своей малышке.

Она стояла в ночной рубашке, такой, до середины бедра. То ли шелковой, то ли атласной, хрен знает, Боров в этом плохо разбирался. И простая, вроде. Как майка на бретелях, только длинней, и в тоже время такая, что «ух». Просто ткань так прилегала, словно ластилась к коже Бусинки что и, не просвечиваясь, давала возможность то ли увидеть, то ли угадать детали.

Вот он стоял, пялился, а не мог понять — видел ли каждую черточку ее груди, с мягкими сейчас, плавными линиями сосков? Действительно ли заметил тень во впадинке пупка и треугольник, в котором сходились ее бедра? Или просто додумывал это все, следя за игрой тени и света в складках золотистой ткани на теле своей малышки. У Вячеслава зуд в ладонях прям появился от желания подойти ближе и провести рукой, расправить пальцами все эти складки, почувствовать кожей все это.

Поверх сорочки, не подпоясав, Бусинка накинула халат из такой же ткани, который сейчас медленно сползал с левого плеча, а она, похоже, продолжая дремать на ходу, не замечала этого. И пряча зевок, ежилась вместо того, чтобы запахнуться плотнее.

Что-то он раньше на ней такого не видел. А то точно сорвался бы с цепи, открой она ему как-то двери в подобном наряде, а не в своей пижаме. Вячеслав выдохнул, таки осознав, что грудь уже давит от воздуха. И снова втянул воздух в себя, ощущая, как все внутри начинает дико жечь от желания.

Бросил пачку сигарет на полку небольшого комода, стоящего у нее в прихожей под вешалкой. И в три шага приблизился к своей Бусинке, которая как раз обхватила себя руками, оттолкнувшись от косяка двери, словно пыталась согреться.

— Замерзла? — спросил Вячеслав, обхватив ладонями ее плечи.

Или от того, что до этого он молчал, или еще с чего-то, голос сипел, грубо нарушив сонную тишину квартиры. Так, что Бусинка даже легонько вздрогнула. Но кивнула. А у него не вышло остановить свои руки, и ладони Вячеслава уже скользили по ее шее, спине, плечам, непонятно — растирая, чтобы согреть? Или все же в жадной попытке коснуться всего, чем дразнила, пряча, эта мягкая и шелковистая ткань сорочки.

Агния шумно втянула носом воздух, явно ощутив то, что Вячеслав и не пытался скрыть, и потянулась ему навстречу. А Боруцкий, обхватив одной ладонью ее затылок, запрокинул голову малышки и поймал ртом ее приоткрытые губы, целуя со всей той потребностью, которая еще днем вены жгла. Ощутил, как она привстала на носочки и закинула руки ему на шею, обнимая. И загребая полными жменями ее распущенные волосы, эту ткань и саму Бусинку, поднял малышку на руки.

— А что с пижамой случилось? — так же хрипло поинтересовался он, продолжая целовать ее, добрался до горячих щек. Прошелся губами по прикрытым векам. Шагнул вперед, внося ее в комнату.

— Постирала…? — он не понял, объяснила или сама спросила его девочка с лукавыми нотками в голосе.

Но точно ощутил подбородком, как сжались ее губы, когда она попыталась подавить улыбку, целуя в ответ его щеки, подбираясь к шее.

— А не околеешь от холода в сорочке? — опустившись на диван так, чтобы усадить ее себе на колени, хрипло поинтересовался Вячеслав.

— Ты же не уходишь? — Агния спросила это ровно. Спокойно.

Но он успел ощутить ладонями, как она напряглась, замерла. А потом обмякла, словно заставив себя расслабиться.

Поняла, значит, что он не курить собирался.

Уходит? Ага, фиг вам. Он пытался вспомнить, в какой карман брюк сунул презервативы. И уж точно не планировал уже никуда валить. Да его сейчас отсюда и танком не выпхаешь. Разве что вместе с Бусинкой.

Вместо ответа он сильнее сжал пальцы, снова с нажимом прошелся рукам по ее спине, плечам. Накрыл грудь, забираясь под сорочку, второй ладонью снова вернулся, запутался в волосах. И откинул свою девочку на подушки, так, что она легла на его руку. Навис над Бусинкой всем своим телом, коленом разведя ее бедра.

— Похоже на то, что я ухожу? — сдавленно хмыкнул Боров, спускаясь губами до ее груди.

Накрыл ртом сосок прямо через эту ткань, которая продолжала его дразнить. Втянул в себя, понимая, что заводится все сильнее, реально теряя контроль над собой. Хотелось ее всю, сразу: и руками коснуться каждого сантиметра тела, и губами пройтись по ее сладкой коже, подмять под себя и не выпускать. Вообще. Заставить все время быть рядом.

— Тогда не замерзну, — прошептала Бусинка ему в макушку. — Вячек! — вдруг выгнулась она, задохнувшись, когда он, собрав подол сорочки, добрался рукой до ее бедер.