Любовь как закладная жизни

Агния послушно делала то, к чему он ее подталкивал. И не в обмороке, вроде, при сознании. И в тоже время, Вячеслав ясно видел, что его жена в какой-то прострации, и сама мало понимает, что происходит, и куда они идут. Единственное, что его Бусинка делало более-менее осознанно, это едва ли не каждые пять секунд вскидывала голову, рассматривая его лицо. Будто, и правда, боялась, что он галлюцинация и может раствориться в воздухе в любую минуту. Только в туманных глазах, все равно, не было веры в правдивость того, что она видела. И еще, она продолжала держаться за него, дико крепко.

Наверное, они странно выглядели — он в смокинге, и его Бусинка в вечернем платье, при полном параде. Никакого багажа, да и на встречающих похожи мало. Однако, даже косо поглядывая на них через толстое стекло окошка, кассир быстро продала билеты. «На проходящий, стоянка в их городе — три минуты, и мест нет, только спальный», словно извиняясь, тараторила женщина.

Но Боруцкий только пожал плечами — какая разница? Выберутся, успеют, и что спальный — только лучше, что ж ему, Бусинку в таком состоянии еще в купе, полное народу тащить? Ага, счас. Главное, что этот поезд отправлялся через пять минут.

Они едва успели зайти в вагон, как состав тронулся. Проводница, уже определенно собирающаяся спать, без вопросов провела их к купе.

Его телефон зазвонил, когда они остановились у двери. Звонил Соболев.

Усадив Бусинку на один из топчанов, он велел проводнице принести горячего чая. Посмотрел на жену, игнорируя продолжающийся вызов. Мягко разжал ее пальцы, все еще сжимающие его руку. Поцеловал напряженную ладошку. Поднялся. И только потом нажал на прием. Но никуда не вышел, оставаясь все время в пределах прямой видимости Агнии.

— Да.

— Что ты там вытворил, что мне Шамалко ядом через трубку плюется? — С интересом и некоторой усмешкой, поинтересовался Соболев.

— Город на уши не ставил. — Тихо огрызнулся Боруцкий, намекая на недавний переполох, устроенный Константином, когда тот искал обидчика жены. — План, конечно, придется переиграть. Но…Я забрал свою жену. Все. — Он глянул через плечо на Агнию. Она ни на сантиметр не сдвинулась с места, куда он ее посадил. Только напряженно смотрела на него, и так сжимала руки, что кожа кистей побелела. — И, Соболь, не знаю, что у тебя за зуб на него — но Шамалко… — Он еще понизил голос. — Эта сука моя. Я лично убью его.

Соболев помолчал некоторое время.

— Хорошо. — Наконец, согласился он, видимо, уловив что-то в голосе Боруцкого. — Вам там помощь не нужна? Может, вертушку с подкреплением послать? — Поинтересовался Соболь.

— Мы уже в поезде. — Боруцкий хмыкнул. — Едем.

— Машину на вокзал подогнать?

— Я Федота вызову. Если не найду, отзвонюсь.

— Хорошо. — Соболев не спорил. — Если будет нужна помощь, мой номер есть.

Он отключился, а Боруцкий бросил телефон на стол и обернулся к Агнии.

Десять лет назад

Следующие две недели он почти не попадал в ресторан. Более того, злой на себя за эту придурочную выходку с шоколадкой, Боров сознательно избегал любой возможной встречи с девчонкой. Все силы и энергию он перенаправил на изучение и попытки разобраться в незнакомой пока сфере ночных клубов. И, тем не менее, ежедневно, звоня Семену, чтобы поинтересоваться обстановкой и состоянием дел в ресторане, Вячеслав не сдерживался, и уточнял, все ли в порядке с девчонкой?

Администратор, узнавший о нападении на Бусину, списывал подобный интерес на естественное беспокойство Борова о своем работнике. И даже сообщил, что теперь отправляет кого-то из парней провожать Агнию до остановки.

Боруцкий что-то одобрительно проворчал на этот счет, а сам подумал о том, что до дома то ее никто провожать-то не ездит, а там опасно не меньше. И никто не в курсе, что девчонка на него работает, не прикроет ее его имя…

Но сосредотачиваться на этой мысли себе не позволил. В конце концов, думать надо было над тем, куда лезла.

Почти все свое время он проводил в клубах, как и Федот, впрочем. Вдвоем они старались вникнуть в тонкости и нюансы этой сферы. Не без того, конечно, чтоб расслабиться, хоть раз за неделю. Да и старые объекты нельзя было пускать на самотек. А то, контингент такой, что надумают себе невесть что, дай только продохнуть пару лишних деньков. Решат, что уже и не следит никто за порядком.

Короче, в ресторан Боров заехал почти в канун Нового года, тридцатого декабря. Да и то, потому, что его позвал Федот, уже замаявшийся с энтузиастом Лысого. Парень, вроде, был и неплох, но вот с подчинением наблюдались огромные проблемы. Зато энергии, энтузиазма, и дурного желания отличиться — было в Лысом, хоть отбавляй.

В итоге, Федот, намучавшись с тем за эти дни, намекнул, что неплохо было бы Борову самому повлиять на своего протеже. Мнение друга и ближайшего помощника Боров ценил. Федот был с ним еще с той, первой исправительной колонии для несовершеннолетних, куда загремел за ограбление. Федот был единственным человеком, которому Боров, действительно доверял. Тот никогда не рвался на первые роли, и сам понимая, что не потянет вести кого-то за собой, зато являлся великолепным исполнителем, и готов был прикрыть собой Боруцкого, что не раз доказывал. За двадцать один год, что они знали друг друга, не было ни одной проблемы, которую они не смогли бы решить благодаря интуиции, напору и стратегии Борова, и дотошной исполнительности Федота.

На самом деле звали его Андрей Славкин. Кличку «Федот» он же получил за любовь к стихотворному творению с главным героем, носящим такое имя. Уж сильно любил цитировать то к месту и не особо. Как подозревал Боров, данное произведение было единственным, которое Федот прочел за свою жизнь. Зато, от корки до корки. А может еще и задом наперед.

В общем, ощущая непонятное и глухое раздражение на всех и вся: ранние сумерки, снег, падающий с неба, слякоть на дорогах, Боруцкий остановился на парковке у ресторана в половину шестого вечера. При этом он искренне недоумевал, с какой-такой стати, поймал себя на мысли, что еще рано, и Бусине тут просто делать нечего. Он что — боится ее, в самом деле? Бред. Тем более что было бы очень глупо заявлять, будто бы Боров не вспоминал о той за это время. Да, чтоб его, порой Вячеславу начинало казаться, что он думает об этой малявке больше, чем о деле. И особенно его злило это ночами, после снов, в которых фигурировала она, та долбанная пижама, и его явное возбуждение. Не помогли даже пару вечеров в сауне с теплой компанией самых умелых девчонок Гели. Бог его знает, чего такого было в этой малявке, но Боруцкому, однозначно, не нравилась своя реакция на нее. И он не считал необходимым усугублять все эти непонятки новой встречей в ближайшее время.

Несмотря на раннее время, ресторан был относительно наполнен посетителями — праздники, все-таки. Люди уже гуляли. Федота он нашел в бильярдном зале. Тот, сидя на углу одного из столов, медленно курил и вдумчиво вычитывал Лысого. Освещения они много не включали, только лампы над двумя столами, и в зале было несколько сумрачно.

Парень стоял напротив Федота, грустно повесив голову. И явно не знал, куда деть кепку: то бросал на один из столов, то хватал и мял в руках. И опять бросал. Короче, не проникся он наставлениями Федота, похоже, не слышал и половины.