Любовь как закладная жизни
Шрифт:
После чего послушно пошла на кухню.
Вячеслав не знал, было ли этого достаточно, но и тратить больше времени уже не мог. Федот скинул сообщение, интересуясь — все ли нормально? Он достаточно хорошо знал друга, чтобы понять — это призыв о помощи. Кому больше нужна помощь: Федоту или Агнии — он не планировал разбираться. Даже «вспоминая» все Шамалко, может, как самая распоследняя тварь, испытывая холодное удовлетворение от того, что наконец-то за все отомстил, он ни на секунду не переставал думать о Бусинке. Искупили ли несколько часов мучений этого гада целый год ее страданий? Вячеслав не стал бы утверждать. Но и ухудшать состояние своей девочки, затягивая свое отсутствие, он не собирался.
Вячеслав глубоко вдохнул свежего воздуха, прогоняя привкус гари и тяжелого духа крематория, из которого они с Лютым только что вышли.
В какой-то степени та попытка наезда Виктора на него была справедлива, и серьезные люди действительно могли бы возмутиться. Потому и не мог добраться Вячеслав до него так долго, потому и выискивал пути. Но теперь, когда подключился Соболь, Мелешко; когда Шамалко задел слишком много интересов и они объединились — и другие вспомнили старые обиды. Потому Боруцкий был уверен в том, что реально Шамалко никто искать не собирается. Все уже были в курсе. За это отвечал Мелешко, получивший основой куш от дел Виктора и его основные сферы влияния.
Оба уже успели переодеться и даже быстро помыться. Сейчас им предстояло разъезжаться в разные стороны: Лютый переправит машину Шамалко через границу и создаст полную иллюзию, что тот убежал из страны. Вячеслав же поедет домой. Правда, до того, как он доберется до Бусинки, у него имелось еще одно дело, которое следовало обязательно решить.
Остановившись у автомобиля, Вячеслав посмотрел на Лютого. Оба ограничились сдержанным кивком. Вячеслав уже перевел деньги на счет, который держал этот парень для оплаты заказов, хоть тот и отказался от гонорара. Боруцкому так было спокойней. Тем не менее, он знал, что Лютый прикрывал его не из-за денег и ценил это. А тот знал, что рассчитался со своим долгом за давнее спасение.
— Если что, ты в курсе, как со мной связаться, — уже садясь за руль автомобиля Виктора, выдал Лютый самую длинную свою фразу за это время.
Вячеслав кивнул:
— Мы с Федотом тоже на связи, — гарантировал он в ответ свою готовность помочь в случае чего.
Больше ничего не добавив, они разъехались, покидая столицу в разных направлениях.
Рассвет застал Вячеслава в дороге. Он смотрел на солнце, медленно поднимающееся по небу впереди его машины, и очень надеялся, что этот рассвет значит куда больше, чем просто наступление очередного дня. Он заплатил по всем счетам. Шамалко оставался последним из тех, кто был повинен в муках его малышки.
Первым Вячеслав убил Щура. Достал сразу, как только смог более-менее самостоятельно передвигаться после того, как Леха подлатал его. Ясное дело, Федот поплелся следом. Но не встревал, позволив Вячеславу самому это уладить. Перед тем, как окончательно пристрелить Щура, они сумели-таки его расколоть.
Оказалось, столь оберегаемая ими тайна о слабом месте Боруцкого выплыла наружу из-за Стаса. Того самого композитора, которого Бусинка считала своим другом, и который достаточно неплохо жил в последние годы, став известным и обеспеченным именно благодаря своим песням, написанным для Агнии. Этот композитор так и не сумел изжить в себе остатки пацанячей влюбленности в Бусинку. И когда узнал, почему Агния отказывается продолжать петь — сорвался с катушек. Напивался. Бегал за ней, уговаривая не рубить свою карьеру, а по факту, как подозревал Вячеслав, наконец-то в полной мере осознав, что ни фига ему тут никогда не светит. И что он теряет свою последнюю связь с Агнией в виде песен. Так он однажды и добегался до того, что по вине Стаса Агния чуть не упала. Когда, устав от глупых и пьяных бредней, возвращалась со встречи с ним в одном из кафе к машине, где ее ждал Вячеслав. Ясное дело, он успел свою малышку подхватить. Усадил ее в машину, а потом устроил такой втык этому парню, пусть и только на словах, что тот опешил. Но, видимо, наконец-то сложил два и два, осознав, что за все эти годы и не видел рядом с Агнией никакого другого мужчины. Может и обошлось бы, потому как Вячеслав собирался на следующий день (само-собой оставив Бусинку дома), уже серьезней поговорить с этим композитором о том, что и как тому стоит думать и говорить. Да только Стас не домой после этого пошел, а в бар, где часто гулял. Как и еще половина их музыкальной тусовки. И Щур, в том числе, все еще занимавшейся продюсированием молодых талантов.
В чем Вячеслав не сомневался, так это
в том, что Щур и не ожидал, какой куш сорвет, когда подсаживался к Стасу, заливающему свою обиду и злость алкоголем. По словам самого Щура, просто надеялся переманить талант для своих подопечных.И смех, и грех. И больно так, что продыху даже сейчас нет. Правду говорят — не утаить шила в мешке. Вот и всплыло все. Совпало. Сложилось так по-дурному.
Стас по пьяни пожаловался на Агнию, все эти годы «морочившую» ему голову и выскочившую замуж за своего крестного. Причем, парень ведь так и не знал, кто же такой Вячеслав.
Зато Щур это знал прекрасно. Как и то, что в городе как раз шли войны за территорию и дурь. И знал Щур то, кому эту информацию за хорошие бабки можно было толкнуть. А Шамалко предложил заработать еще больше и лично устранить Боруцкого. Щур не отказался. Даже деньги эти еще никуда потратить не успел, когда Вячеслав потом до него добрался. И чего стоило на одну только морду его посмотреть, когда Щур понял, что зря решил помучить Боруцкого сильнее, и не добил, оставив полуживым на растерзание голодной своры псов. Недооценил.
Покончив со Щуром, Боруцкий навестил и Стаса. Поздно, конечно. Но все же. Нет, этого он не убил. Наверное потому, что понимал — Бусинка расстроится. Да и тут дело в другом было. В огромной и непроходимой дурости, в непонимании того, что натворил своими пьяными словами. И все-таки, Стас тоже получил свое наказание. В понимании Вячеслава за ним имелась огромная доля вины. Может песни он и продолжает сочинять, но вот записывать их сможет только с чужой помощью. Да и, насколько он сейчас знал, парень сильно запил после того, как в полной мере осознал, на что обрек Агнию. Вячеслав его об этом подробно просветил, пока избивал. И плевать, что срывал злобу и бессилие от невозможности спасти жену. Последние полгода парень то и дело уходил в запой, если верить Федоту, который курировал этот вопрос.
А теперь — все. Полный расчет. Практически.
В свой город Вячеслав въехал около восьми утра, дороги оказались практически пустыми. Он хотел есть и безумно устал. Но, несмотря на это все и на дикое желание, почти потребность увидеть Бусинку, завернул на дорогу, ведущую к ее старому дому. Проехал эту пятиэтажку, знакомую ему, казалось, до последнего своего кирпича, преодолел еще три квартала и припарковал машину в пустом дворе у церкви. В самом храме, по счастью, так же не наблюдалось толкотни. Собственно, он не увидел никого, кроме продавщицы свечей. Купив несколько свечек, Вячеслав уточнил у женщины, куда именно надо ставить, чтоб «за здравие», поскольку, несмотря на регулярные посещения церкви Бусинкой, сам во все эти тонкости не вникал никогда. И с этой охапкой, снабженный информацией, пошел в зал, уверенный, что Игорь его сам скоро разыщет. Сейчас Вячеславу был нужен не священник, а несколько минут одиночества. У него имелся один разговор. Просьба, если так можно было сказать. А может сделка, хрен знает. Только он хотел прояснить один момент. С Богом. И не нуждался в свидетелях.
Поставив все свечи за здравие Агнии, Вячеслав медленно осмотрелся, ощущая себя не к месту и как-то неуютно. И все-таки, он не собирался отступать. Слишком хорошо Вячеслав помнил, как уламывал Игоря молиться за свою девочку, когда у нее подозревали рак. И совсем не хотел еще когда-то оказаться в подобной ситуации. Подойдя к центральным иконам и алтарю, Вячеслав криво усмехнулся, вспомнив, как стоял на этом самом месте, венчаясь со своей девочкой, и как за его спиной ворчливо гундосил Федот, у которого под конец церемонии онемели обе руки.
Время шло. Он словно наяву слышал, как щелкали секунды. В любой момент кто-то мог зайти. Тот же Игорь, наверняка, заинтересуется, чего это он сам приперся.
Вячеслав откашлялся и опять глянул на эту икону. Бусинка говорила ему, как она называлась, но он точно не помнил — то ли ужин какой-то секретный. То ли еще чего-то в этом духе.
— Короче, — ощущая себя придурком, потому как разговаривал в пустом помещении неясно с кем, тихо начал он, — это все, что было ночью — это мое все. Не надо на нее вешать. Бусинка тут не при делах, вообще. — Он прижал кулак к подбородку, вдруг поняв, что реально нервничает. И от ситуации. И потому, что не знает, как мысль свою донести. И как убедить, чтоб Бусинку его это все и краем не тронуло. Только тот старый страх не давал ни на секунду усомниться в том, что в этом мире есть и что-то за гранью его понимания. И от этого Бусинку тоже надо уберечь. — Я ж крещенный… Короче, если чего, пусть мне все будет. Все счета за это. Но ее трогать не надо. Блин.