Любовь как закладная жизни

— Завтра год, как моя бабушка умерла, Вячеслав Генрихович. Я понимаю, что вы не помните, оно и не надо. Да и я вроде давно смирилась и успокоилась уже. Просто все вчера совпало. И все.

Она совсем от него отвернулась, уставившись в окно.

Вячеслав и правда, забыл. Саму ту ночь помнил, и как сидел здесь же, и как водкой ее поил, и как потом, когда она спала, лежал рядом, устроившись щекой на ее волосах. И как думал, что переболеет — помнил.

От последнего воспоминания он криво улыбнулся, глядя в спину своей Бусинки. По ходу, у него — эта хворь неизлечимая.

— Блин, Бусинка, ну чего ты, как человек, не позвонила, не сказала? Что я, не приехал бы? Зачем было одной сидеть и реветь?

Раздражение внутри него сменилось чем-то таким, о чем Боров не и не задумывался как-то. Только уже и отчитывать ее не хотелось, и неважно стало, что девчонка вчера мутила, не говоря правды. Вот надо было не слушать ее, а приехать, чувствовал же, что не так что-то. Он поднялся с табурета и подошел к ней почти впритык. Наверное, ощутив это, Агния оглянулась через плечо. И тут же опять опустила голову, будто прятала от него взгляд.

Да ну, че за дела, серьезно? Стыдно ей, что ли, за то, что соврала?

Боров сжал ее плечи руками и развернул девочку лицом к себе. А она уставилась ему куда-то в район груди. Зажмурилась. Снова покраснела, совсем сбив его с толку, и как-то нервно поджала губы.

— Ой, у вас же и свои дела есть, знакомые, друзья… — Агния помедлила, так и не открыв глаза, кстати, — Вячеслав Генрихович, я же понимаю, что вы не можете все свое время мне уделять.

Вот кажется ему, или они это уже обсуждали? Так с какой радости она опять уцепилась за эту тему?

— Слушай, может, я как-то сам решу, а? Или ты тут, по ходу, самая взросля и умная? — он нахмурился, больше в шутку, конечно, куда еще доставать ребенка, и так вон загрузилась по полной.

Только Бусинка, похоже, не особо поняла, что он не серьезно. Распахнула свои глаза и обеспокоенно уставилась на него. Ухватилась за его ладони, которые так и лежали на ее плечах. И тут же отпустила. Сцепила пальцы перед собой.

— Да, — нервно кивнула она. Моргнула. — Нет, в смысле, — Бусинка тяжко вздохнула, — я не самая умная. И вы сами…

Снова вздох. Да что с ней, серьезно? Но когда он уже решил поставить вопрос ребром, девчонка вдруг подскочила на месте:

— Ой, а сколько времени?! — чуть ли не взвизгнула она.

И не дожидаясь ответа, помчалась мимо него из кухни, толкнув Борова бедром.

— Ты чего, Бусинка? — он даже растерялся, глядя ей вслед.

— Спасибо, что приехали, Вячеслав Генрихович! — донеслось до него уже из ванной, куда Бусинка, похоже, помчалась умываться. — У меня же сегодня на десять дополнительное занятие по вокалу, Зоя Михайловна почему-то перенесла с пятого, позвонила уже вечером. А я забыла.

Она выскочила в коридор, с лицом, еще в каплях воды, с влажными прядками волос у лица. И вдруг так улыбнулась ему, что у Борова горло сдавило.

— Спасибо, — пробормотала Агния, продолжая улыбаться, — если бы не вы, я точно проспала бы. Ой, чайник, выключите, я не успею ничего уже, потом кофе выпью, около консерватории куплю, — добавила она, теперь с обеспокоенным выражением лица.

И скрылась в своей комнате.

Вячеслав, немного растерявшийся и совсем утративший контроль над ситуацией, глянул на часы — те показывали пять минут десятого. Он выключил чайник, который уже закипел, и вышел в коридор.

— Слышь, Бусина, тебе в консерваторию… — Вячеслав замолчал, так и не закончив вопрос, и понял, что пока вообще ни слова не сможет из себя выдавить.

Она переодевалась, на ходу вытягивая что-то из шкафа и одновременно стягивая верх пижамы через голову. И, похоже, его не услышала.

Мать его так!

Не то, чтоб она не закрыла двери. Закрыла. Прикрыла, точнее. Ну, оно и понятно, девчонка жила одна, ясно, что не привыкла закрываться на защелку, которая имелась на двери ее комнаты. И в суматохе, вероятно, не заметила, что дверь закрыта не до конца. Только ему от этого не стало легче.

Бл…! Домысливать, это все-таки одно, а вот так стоять и смотреть на нее…

На эту кожу, такую же белую, как и на лице, или еще белее даже. На саму грудь, и по виду, такую нежную, изящную, что ли. Но в тоже время очень даже округлую и полную, со светло-коричневыми вершинками острых сосков, на которые он до этого любовался только через кружева. У Вячеслава руки сами сжались так, что суставы хрустнули, настолько сильно захотелось дотронуться, провести пальцами, обхватить. И кончики этих самых пальцев начали зудеть от того, что он сам себе не давал двинуться с места.

Во рту стало так сухо, что Боров сглотнуть не мог.

Зато глазам ничто не мешало продолжать смотреть и «ощупывать» все, что только было доступно. Линия талии и живот, не впалый и не полный, а такой, такой… плавный, гладкий. Он будто ощущал бархатистость и мягкость ее кожи на ощупь. И темная впадинка пупка. А ниже — резинка пижамных штанов, уже немного спущенная и под ней видна белая линия простых, хлопковых …

Черт его знает, где Вячеслав взял силы отвернуться и отступить в сторону до того, как она таки сдернула с головы свою кофту и встряхнула головой, убирая волосы с лица.

Твою мать!

Прошло не больше минуты, а казалось, что время растянулось на час. И в голове у него зашумело так, как после бутылки водки, тогда, пару месяцев назад, когда она в кабинете села перед ним на колени.

Боров с силой провел ладонью по лицу, ощущая, что ему стало чересчур жарко, и резко выдохнул. Пульс барабанил в ушах, а пах скрутило до того, что стало больно от молниеносной реакции на эту картину.

— Вы меня звали, Вячеслав Генрихович?

Обеспокоенный голос Агнии, долетевший из комнаты, хоть немного заставил его очухаться.

Боруцкий откашлялся:

— Говорю, тебе в консерваторию? — а все равно сипел, блин.

Боров ругнулся в уме, и как-то так, бочком, бочком двинулся к кухне. Целоваться на крыше под фейерверки — это одно, а если она сейчас увидит, что он стоит и разглядывает ее?

— Да, а что? — вроде не почуяв подвоха, откликнулась малышка из комнаты.

— Тогда завтракай, я тебя подброшу, тут десять минут на машине, — наконец выдал он то, зачем и поперся в этот коридор пару минут назад, — еще успеешь.