Любовь мексиканского сыщика

– Нет, наняла нас не ты, а твоя сестра! – возразил дядя Вася.

– Какая разница?

– Очень даже большая! Значит, только она может нас уволить! – Дядя Вася снова повернулся ко мне: – Василиса, предъяви!

К тому времени мы уже оказались в комнате – ужасно, кстати, захламленной, повсюду валялись колготки, лифчики и прочие дамские причиндалы, я сдвинула со стола чашки с недопитым кофе и выложила перед Лизаветой распечатанную с монитора фотографию торжественной церемонии «Писатель года».

Мымрина в вечернем платье, и перед ней – Елизавета Ерощенко со своей проклятой талией.

– Узнаешь? – прошипел дядя Вася.

– Ну, узнаю… – отозвалась Елизавета. Она старалась держаться уверенно, но голос у нее предательски задрожал и глаза забегали. – Ну, узнаю… и что такого? Ну да, я иногда участвовала в торжественных церемониях «Человек года»… иногда вручала там призы… Это что – криминал?

– Нет, это не криминал! – ответил дядя Вася с показным спокойствием. – Криминал в другом. Тебя опознали сотрудники пансионата, в котором ты жила с мужем своей сестры Арсением Уколовым. Это ты была его любовницей!

– Это ложь! – заверещала Елизавета, но дядя Вася снова не удостоил ее ответом, он продолжал:

– Вы приехали в пансионат, чтобы присмотреть место для проведения будущей церемонии…

– Ну, и соединили там приятное с полезным, устроили маленький «медовый месяц»! – добавила я. – Развлеклись, в общем, по полной программе, стены дрожали! Свидетели есть, – добавила я на всякий случай, чтобы эта поганка Лизавета не задиралась.

– Но на вашу беду, – продолжил дядя Вася, – вас увидела Татьяна Московкина… она случайно оказалась в этом пансионате… проверяла у них баланс.

– Какая еще Татьяна? – перебила его Лиза. – Знать ее не знаю! Первый раз слышу!

– Может, ты ее и не знаешь, но зато она знает твою сестру и муженька ее непутевого тоже, вот она и позвонила Елене, увидев вас с Арсением в пансионате. Из-за этого звонка Елена наняла нас с Василисой… Еще с тобой посоветовалась по-родственному.

Я не стала уточнять, что наняла-то нас по просьбе сестры сама Елизавета, и наняла наверняка потому, что решила – у нас самое захудалое агентство в городе, и нас будет легко обвести вокруг пальца. Вряд ли такое разъяснение понравилось бы моему шефу.

– Тут вы с Арсением запаниковали, – продолжал дядя Вася, сверля Елизавету прокурорским взглядом. – Сестренка-то твоя в гневе крутенька бывает. Если она Татьяну эту уволила за ошибку бухгалтерскую, так что бы она с тобой сделала, если ты у нее мужа отнять пыталась! Да и ему мало бы не показалось. Значит, запаниковали вы и решили пустить нас по ложному следу. Арсений пару раз пригласил пообедать несчастную Анфису Болотникову. Вы с ним верно рассудили, что такая неказистая девица моментально клюнет на Арсения…

– Кроме того, – добавила я свои пять копеек, – кроме того, к ней ты не ревновала своего любовника! Знала, что он не польстится на эту Царевну-лягушку…

– Все это ваши домыслы! – бормотала Елизавета, но силы ее постепенно таяли и в глазах мелькала паника.

– А потом, – вбил дядя Вася последний гвоздь в крышку ее гроба, – а потом вы решили убить Анфису.

– Зачем?! – вскрикнула Елизавета. – Зачем мне было ее убивать? Какой в этом смысл?

Тут я решила вступить в игру.

– Понятно зачем, – проговорила я уверенно. – Ты решила подставить сестру, свалить на нее убийство, а когда ее посадят – выйти замуж за Арсения и завладеть всеми деньгами Елены. Вот как ты ей отплатила за ее доброту! Сестренка тебя приняла, в большом городе поселила на всем готовом, деньги на жизнь давала, шмотки-развлечения, а ты еще и на мужа ее польстилась! А потом и этого мало – захотела все иметь, как та лиса из сказки! Сестра вкалывала, как лошадь, а ты за ее спиной…

– Я искала работу! Я кастинги проходила! Меня даже один раз на шоу пригласили!

– Артистка, значит! – оживился дядя Вася. – Погорелого театра! Вот погоди, попадешь за убийство Анфисы на зону, там в самодеятельности и сыграешь…

– Неправда! – всхлипывала Елизавета, видимо, она решила сменить тактику и разжалобить нас. – Я ее не убивала! У меня и в мыслях такого не было!

– Не убивала? – переспросила я насмешливо. – Ты это расскажешь следователю! Не убивала? А кто, кроме тебя, мог подложить на место преступления серьгу Елены? Наверняка это сделала ты, чтобы подставить сестру!

– Я не убивала Анфису! – хныкала Лизавета, окончательно сломленная. – Клянусь вам!

– Клясться ты можешь сколько угодно, – вступил дядя Вася. – Даже если мы тебе поверим, это не играет роли. Следователь – человек недоверчивый, на него слезы и клятвы не действуют. Василиса верно говорит – кроме тебя, эту серьгу некому было подложить, значит, это сделала ты, и Анфису тоже ты убила.

Он снова повернулся ко мне и проговорил:

– Звони в милицию. Порадуй своих друзей, Творогова с Бахчиняном, скажи, что мы снова за них распутали дело!..

– Не надо! – слабым голосом воскликнула Елизавета. – Не надо милицию! Честное слово, я ее не убивала! Я вам все расскажу, всю правду, только не сдавайте меня!

– Правду? – недоверчиво переспросил дядя Вася. – Что-то я не верю, что ты знаешь, что это такое!

Елизавета удивленно взглянула на Куликова.

Неожиданно этот пожилой и, как ей казалось, недалекий человек сказал то, о чем она и сама нередко думала. Действительно, что такое правда? У каждого она своя… И жизнь у каждого своя. А некоторые проживают чужую, причем даже не знают об этом.

Вот она, Лиза Ерощенко, с самого детства была уверена, что родилась не в той семье. То есть пока была маленькой, она думала, что ее подменили в роддоме. Однако, подрастая, она сообразила, что менять-то было не на кого, рядом жили точно такие же люди, как ее родители. И все же это была чудовищная несправедливость – что вместо богатых, красивых и безумно любящих ее родителей, готовых исполнять любое ее желание, Лизе достались эти заурядные равнодушные люди.

Нельзя сказать, что с Лизой плохо обращались в семье. Мама любила ее по-своему, девочка всегда была сыта, умыта и чисто одета. Отец никогда Лизу не обижал, но и не привечал. На руки не возьмет, на колени не посадит, ласкового слова не скажет – такой уж был человек. Не пил, семью содержал, все по дому делал – не муж, а золото, говорили соседки.