Любовь моя

— Рита свои прожитые годы может считать полезно проведенными. Чего ей и в дальнейшем желаю. Ведь когда богатство твоей души живет еще и вне тебя — это двойное счастье! — Жанна решила создать благоприятный фон для беседы.

«Настал черед Ане высказаться», — подумала Лена и услышала:

— Может, Рита и не найдет ответы на все острые вопросы, но в самой ее попытке есть серьезное геройство.

— Геройство? Превозносишь, говоришь ни к чему не обязывающие добрые слова «собрату по цеху»? — не пылая дружелюбием, спросила Инна. Она явно намекала на Анины рецензии.

— Больше ни в чем меня не заподозришь?

Аня еще что-то порывалась сказать, но Инна опередила ее брезгливо произнесенной фразой:

— Задания писателям расписали и по полочкам разложили, осталось расставить их самих по ранжиру, в порядке народного обожания.

Инна выжидающе посмотрела на Лену.

Но та промолчала и только подумала: «Заниматься этим, это как в деревне у колодца старушкам обсуждать уроки сольфеджио. С тобой, дорогая, невозможно предугадать, в какую сторону повернется дискуссия».

И у Жанны, перехватившей взгляд Инны, мелькнула мысль:

«Удивительный дар вызывать к себе неприязнь. И как это качество до сих пор не отвратило от нее Лену? Какая-то в этом есть неосознаваемая мной натяжка». Но вслух она сказала о другом:

— Меня сейчас больше интересует, что изменилось в человеке за последние семьдесят или хотя бы десять лет.

— Новая эпоха поменяла интересы. Время диктует вкусы. Раньше людям хотелось быть порядочными, а теперь богатыми, — вздохнула Аня. — Вот я и спрашиваю себя…

— Хотеть не вредно, — хмыкнула Инна. — Допустим, некоторым женщинам в жизни не хватает страсти, их привлекает невероятная чувственность. (Кому что.) А где они ее могут найти? Только в книгах.

Но Аня не повелась на Иннины рассуждения, она решила на своем настоять, свой «припев» повторить:

— Раньше в жизни было больше смысла, доброты, а значит и счастья. Выбор Ритой последней темы не случаен. Она подсказывает читателям, что никогда не поздно найти свою судьбу. Она пытается их ободрить, поддержать.

— Вот откуда к нам снова приходят уже набившие оскомину фразы: «И хотя нам платили до обидного мало…, но мы, не находили в том ни вины своей, ни беды». «А теперь вокруг лица с общим, одинаковым выражением давят нас пошлостью и примитивом. Где человек думающий, чувствующий? Где личности? Исчезла иерархия в культуре, канули в Лету авторитеты». Конец света! — Инна цинично рассмеялась. — Может, еще вспомним о средневековом немом восторге и преклонении перед красотой женщины? Не марксизм-ленинизм, не атомная бомба, а развитие науки и особенно электроники изменило нашу цивилизацию. И теперь толпа обрела в интернете голос, сотни тысяч дураков позволяют себе на весь мир говорить не только глупости, но и гадости. Каждый считает себя экспертом по любым вопросам, включая управление государством. Им нечего сказать, но они говорят и пишут! Хор невоспитанных тупых голосов. Какая там этика? Вседозволенность! Улица и интернет предлагают одно, школа и семья — другое. Для меня многое в интернете чуждо и даже страшно. И я не хочу, чтобы оно победило наших детей. Еще Аристотель писал: «Кто движется вперед в науках, но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед». Что из них, из этих писак, вырастет? Качнется ли маятник в сторону духовных поисков? Я хочу и в Интернете читать умное и прекрасное.

— Качнется, — спокойно ответила Лена.

«Однако, как Инна о молодежи!.. А подруги? Однажды лебедь, рак и щука…» — Лена до боли стиснула «гудящие» виски ладонями.

— Инна, прогресс виноват в отсутствии совести у людей? Может, еще и сама природа? Так она самодостаточна и несет нравственный заряд. Миллионы глупцов… Ты слишком плохого мнения о качестве человеческого материала. Но вот что настораживает: заявитель всегда прав. Оправдываться трудней. Тема требует прокачки, поэтому сама подробнее расшифруй сказанное, — недовольным тоном предложила Жанна.

— Ой, не надо, — взвизгнула Аня.

— Что ты вопишь, как ненормальная? Киру разбудишь, — зашипела на нее Жанна.

— Грань нормальности и ненормальности так тонка! К тому же существует процесс двусторонней диффузии, — хихикнула Инна.

Лена посмотрела на нее с удивлением и явным неодобрением, но уже через несколько секунд выключилась из происходящего.

Аня обидчиво промолчала, но после паузы с новой темой все-таки повернулась именно к Инне:

— Мне кажется суметь предельно искренне, абсолютно естественно и интересно написать о великой любви двух обыкновенных людей — и есть самое трудное для писателя.

— Для тебя, — слегка ущипнула ее Инна.

— Уволь, это не ко мне.

— Теперь и в фильмах про любовь только богатых людей показывают, потому что про обыкновенных и бедных не получается создать увлекательный сюжет. Их жизнь монотонна и неинтересна. К тому же в кино выполняется принцип: снимаешь о простых людях, делай это не изощренно». А это скучно. Бедные смотрят современные сериалы и думают: «Нам бы ваши заботы», — вздохнула Жанна. — Там же у них все только вокруг денег крутится. «Одна, но пламенная страсть».

— Перечитай пьесы великих писателей древности или нашего Островского, может, успокоишься и развлечешься, — посоветовала ей Аня.

— Они про пейджеры и мобильники? — пошутила Инна.

— Глупо, но мило. И как тебе в голову пришла такая «неожиданная» мысль? — Жанна посмотрела на Инну долгим, пристальным и спокойным взглядом. И ей впервые со времени их встречи пришла догадка, что она и ее может за что-то недолюбливать.

— Умные и глупые мысли приходят в голову одинаково неожиданно, — беззаботно рассмеялась Инна.

«Мне не всегда доходит подтекст их разговоров. Я только-только начинаю вникать и осваиваться. И все потому, что мало знаю об их жизни», — предположила Аня, недоуменно поглядывая на подруг.

— Не понимаешь ты шуток, Анюта. А они ведь жизнь украшают, — снова включилась в разговор Инна.

— Все зависит от того кто и под каким соусом их преподносит, — обидчиво огрызнулась «обвиняемая». — Я понимаю юмор, но не умею его воспроизводить так, чтобы было смешно. Не всем дано.

— Любишь потреблять? Не заметила, — покривила губы Инна.

Аню всегда выводили из себя открытые уверения в ее неспособности легко смотреть на жизненные проблемы. Она понимала, что в основном люди правы, но ей не хотелось этого признавать. И пресечь разговоры о себе не умела. «Я сама себя не устраиваю и всю жизнь воюю со своими патологическими недостатками, — оправдывала она себя. — Наивность не самооценочна только у маленьких детей. Они не понимают своей доверчивости, а у меня на первом месте доброта и жалостливость, вот и влипаю в истории.

На днях встретила дочку своей бывшей сослуживицы. Разговорились, конечно. Я об ее успехах спросила. Потом вспомнили общих с ее мамой знакомых. И вдруг она мне говорит: «А вы знаете, Иван Александрович умер. Ему только сорок пять лет было». Я разохалась, мол, какой хороший человек! Но когда мы разошлись в разные стороны, подумала: «А далеко ли яблочко от яблоньки упало? Ее мать-сплетница разные гадкие «фокусы» на мне много раз апробировала». Позвонила я Ивану Александровичу — он мой бывший ученик, — и мы с ним очень мило побеседовали.