Любовь на все времена

На помолвке присутствовали ближайшие родственники, сэр Роберт Смолл и его сестра Сесили. В то время проводить мессу запрещалось, но ни один из слуг в Королевском Молверне, большинство из которых принадлежало к старой церкви, не донес бы на семейство де Мариско или на их священника, которого почитали в округе.

Маленькая будущая невеста была очаровательна в бледно-розовом (Шелковом платье, с венком из роз на золотисто-каштановых волосах. Она была очень горда, что, несмотря на малолетство, смогла написать свое имя на официальном документе рядом с именем своего жениха.

Эйден с некоторым изумлением наблюдала за молодой парой и думала о том, как она рада, что ее отец не устроил ей помолвку в юности. Алекса смущали и проявление к нему добрых чувств, и маленькая девочка, которая когда-нибудь станет его женой. Глядя на нее, он не мог представить ее взрослой, хотя себя самого считал взрослым. Пытаясь выразить дружеские чувства, он предложил маленькой невесте сладости. Она взяла их, пролепетав слова благодарности, а потом, бросив на него из-под ресниц неожиданно взрослый взгляд, поспешила обратно, в безопасность материнских коленей.

Празднование помолвки было коротким и продолжалось всего один день. Единственной дочери Ангуса Гордона предстояло выходить замуж через несколько недель, и он оставил и ее, и жену в Шотландии в это смутное время, чтобы съездить на юг, на помолвку своего наследника. Кроме того, было особенно неосмотрительно оставлять свои владения без хозяина. На следующее утро после помолвки граф Брок-Кэрнский и его сын выехали на север, но сделали это не раньше волнующего завершения предыдущего дня, когда дочь Скай, Виллоу, быстро разрешилась от бремени своим первым ребенком, здоровым, пронзительно кричащим мальчишкой, который из-за необычных обстоятельств своего рождения был немедленно окрещен, а новобрачная пара стала его крестными.

Пока на следующий день они полями ехали к себе домой, Эйден продолжала смеяться над той суматохой, причиной которой явилась молодая Виллоу, и над тем, как ее золовка, обычно сохраняющая контроль над собой, была явно потрясена испытаниями, выпавшими на долю ее дочери.

— Я не могу поверить в это, — сказал Конн, наверное, в сотый раз. — Никогда бы не подумал, что Скай может так волноваться. У нее было много собственных детей.

— Да, но на этот раз рожала ее дочь, — ответила Эйден. — Одно дело страдать от собственной боли, но видеть, как мучается твой ребенок, это совсем другое дело. Мне только предстоит стать матерью, но я уже понимаю такие вещи.

Он потянулся и взял ее за руку, пока их лошади мирно брели рядом.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он. — Я так тебя люблю.

Они проехали по полю, заросшему желтым тысячелистником, и вверх по очень пологому склону холма. Остановившись на минутку на его гребне, они посмотрели на Перрок-Ройял, мирно лежащий в лучах послеполуденного солнца. Ромашковый луг был уже аккуратно скошен и похож на кусок бледно-зеленого бархата, расстеленного перед домом. Сады представляли буйство ярких красок, а на спокойной воде озера безмятежно плавали птицы. С одной стороны озера сохранился небольшой лес, в котором жили олени Перрок-Ройял, и они увидели, как олениха с двумя телятами вышла из леса к озеру на водопой. Конн и его жена не обменялись ни единым словом. В этом не было необходимости. Они просто спокойно смотрели, улыбаясь друг другу, оглядывая свой непотревоженный маленький мирок. Наконец лошади беспокойно зашевелились под ними, и они начали потихоньку спускаться к дому.

Когда они подъехали, вышел конюший, чтобы принять их лошадей, а из дома навстречу спешил Бил.

— Милорд, вас ждут какие-то джентльмены.

— Благодарю тебя, Бил, — сказал Конн и поспешил в дом вместе с Эйден.

В коридоре стояло примерно полдюжины мужчин, одетых в форму личной гвардии королевы.

Конн вышел вперед.

— Добро пожаловать в Перрок-Ройял, джентльмены. Надеюсь, Бил предложил вам освежительное. — Он не узнавал ни одного из них, однако гвардейцы часто уходили в отставку, как сделал и он сам, а служить в личной гвардии королевы считалось большой честью, и туда поступали вновь прибывшие ко двору. — Что я могу сделать для вас?

Начальник группы сделал шаг вперед.

— Вы Конн Сен-Мишель, урожденный О'Малли с острова Иннисфаны, сейчас известный как лорд Блисс?

— Это я, сэр.

— Тогда мой тягостный долг состоит в том, чтобы известить вас, милорд, что именем королевы вы арестованы.

— Что? — Конн был совершенно ошеломлен.

— Мы прибыли, милорд, сопроводить вас в Лондон, где вас заключат в Тауэр до решения ее величества.

— Нет! — Эйден побелела от ужаса. — Нет! — повторила она. — Здесь какая-то ошибка! Какая-то ошибка!

Конн обнял жену.

— Все в порядке, милая. Я не сделал ничего плохого.

Это просто ошибка.

— Они приехали забрать тебя в Тауэр! — закричала она. — Я никогда не увижу тебя! — Тут она залилась слезами. Он крепко обнял ее, тщетно пытаясь утешить.

— Моя жена, — сказал он явно чувствующему себя неловко начальнику стражи, — только недавно забеременела. — Потом он приподнял к себе ее залитое слезами лицо. — Я верю Бесс, Эйден. Теперь возьми себя в руки, любовь моя, и послушай меня. Я еду с этими джентльменами. Ты должна послать в Королевский Молверн за Адамом и сообщить ему, что произошло. Он поймет, что надо делать. Ты поняла меня, Эйден?

— Д… да, — всхлипнула она.

— Бил! — крикнул Конн. Дворецкий появился.

— Да, милорд?

— Принеси мне шпагу, быстро!

Казалось, прошла вечность, пока они стояли в большом зале, ожидая, когда Бил принесет Конну шпагу. Эйден прильнула к мужу, вне себя от страха. Конн крепко прижимал ее к себе, а его сердце нервно билось. Он не мог представить, почему оказался в таком положении. Может быть, его старшие братья снова натворили что-то, но если дело заключалось в этом, почему королева не сказала ничего, когда они были в Лондоне? Королевские посланцы беспокойно переминались с ноги на ногу в ожидании. Они сами не знали ничего, просто получили приказ арестовать этого человека. Кто знает, что он натворил? Это могло быть все что угодно, от серьезного обвинения в измене до какой-то глупости, вроде совращения жены какой-нибудь важной персоны или его дочери. У него была репутация человека, способного на подобные выходки.

— Ваша шпага, милорд. — Бил вручил клинок Конну.

Конн кивнул в знак благодарности, а потом, выпустив Эйден из своих объятий, повернулся к начальнику гвардии и протянул ему оружие.

— Моя шпага, — спокойно сказал он. Капитан взял ее и сказал:

— Могу я получить ваше слово, милорд, что вы не сделаете попытки бежать?

— Я даю его вам, — ответил Конн со спокойствием, скрывавшим его волнение.

— Благодарю вас, милорд, тогда мы готовы ехать.

— Нет, — закричала Эйден, — только не сейчас, сэр! Сегодня поздно. Подождите до утра!

— Миледи, у меня есть приказ доставить вашего мужа в Лондон как можно скорее. У нас осталось еще по меньшей мере шесть часов светлого времени, и мы сможем покрыть много миль по дороге в Лондон до наступления темноты. — Он посмотрел на Конна. — Вы когда-нибудь были в Тауэре, сэр?

— Нет, — сказал Конн.

— Тогда вам лучше захватить с собой кошелек потяжелее, милорд. Условия в камере, которую вы получите, будут зависеть от ваших возможностей. Те, кто не в состоянии платить, обычно оказываются в камерах, которые ниже уровня реки, но те, у кого есть серебро, могут получить пристойное место, еду, а в холодное время даже дрова и вино. В Тауэре за все нужно платить.