Любовь не для заучек

Представляю какого я сейчас цвета. Наверное, как вареная свекла.

Но самое обидное, что у нас ничего не было. И слышать несправедливые обвинения обидно вдвойне.

— Я не спала с Демьяном, — шепчу, закрыв лицо руками, — как вам не стыдно. Прекратите меня оскорблять.

— Это ты мне говоришь? — взвивается Анна. — Прыгнула в постель к моему сыну, и еще смеешь меня стыдить?

— Я не прыгала, — сипло говорю, но она меня не слышит.

— Легких денег захотелось? Думала, ноги раздвинешь перед богатым парнем, и он на тебя клюнет? Наивная! Наивная и тупая...

— Хватит! — Взрывается мама. — Убирайтесь вон, Анна Александровна. Вы не имеете права оскорблять мою дочь. Она слишком слаба после болезни, за которую, заметьте, Ангелина должна благодарить вашего сыночка!

— Ты лучше бы за дочерью своей следила, а не кувыркалась с моим управляющим, — с пренебрежительным видом парирует мать Демьяна.

Мама замолкает, глядя на меня с ужасом, но я не собираюсь становится на сторону зла. То есть Вишневской. Та не обращает на наш обмен взглядами никакого внимания, поворачивается ко мне.

— Демьян из-за тебя попал в аварию. Разбился на машине. Она новая была, с салона, там никаких поломок быть не могло.

— Что с ним? — отшатываюсь назад. — Он жив?

Наверное, тон у меня не совсем нормальный, потому что следом за мной отшатывается и Анна. Ее лицо делается еще более жестким.

— Жив. Но у него поврежден позвоночник. Пока никаких прогнозов врачи не дают, но самый оптимальный — это инвалидное кресло.

— И вы вините в этом меня? — спрашиваю потрясенно. Ответ убивает еще больше.

— Не я, — качает головой Вишневская. — Он. Демьян.

Глава 19

Ангелина

Демьян и авария. Демьян и инвалидное кресло.

Этого не может быть.

Это невозможно.

Демьян такой сильный красивый парень. Он не проиграл ни одного боя, а теперь из-за какой-то аварии может быть прикован к инвалидному креслу?

Нет, этого нельзя допустить.

Кружу по комнате, как зверь по клетке. Я бы сейчас к нему бежала, но мама выразилась коротко и ясно.

— Только через мой труп.

Поэтому я еще не там, не возле него.

Я выжидаю, мама не может сидеть дома вечно. Она разместила свои резюме и ходит по собеседованиям.

Сегодня должна уйти в обед, и я не нахожу себе места. А ведь надо маскироваться, иначе она заподозрит и останется дома. Тогда я сегодня снова никуда не попаду.

Я уже почти здорова, но мама меня не выпускает из квартиры под надуманными предлогами. То я еще слаба, то меня продует, то есть риск получить тепловой удар.

Я должна, просто обязана увидеть Демьяна. Спросить, почему он считает виноватой меня. Предложить помощь.

А мама как чувствует, не уходит, будто что-то подозревает.

— Может мне не идти, Лин? — спрашивает в сотый раз, заглядывая в зеркало.

— Как хочешь, мамуль, — демонстрирую сдержанное участие. — Но если тебе интересна эта вакансия, почему не сходить?

Слишком настаивать не спешу, чтобы не вызвать лишних подозрений. И как только она уходит, достаю телефон и набираю Григория.

— Здравствуйте, Григорий Константинович. Это Ангелина. Мне очень, очень надо знать, где лежит Демьян. Пожалуйста! — быстро тараторю и слышу в трубке тяжелый вздох.

— Ангелинка, я вижу, что это ты. Ты ставишь меня в неудобное положение...

— Знаю, — перебиваю его, — мама просила вас ничего не говорить. Но я вас не выдам, клянусь. Она и не узнает, я только проведаю его, и все. А если что, скажу, мне его друг рассказал, Артур. Мы с ним знакомы, не подумайте ничего, у меня просто нет его телефона.

— Ох, Ангелина, подводишь ты меня под монастырь, — ворчит в трубку Григорий, но называет клинику и номер палаты.

Это частная клиника в центре. Беру такси и еду, без всяких передач, соков и апельсинов. Не думаю, что это сейчас нужно Демьяну.

Выскакиваю из такси, влетаю в двери, но на пороге торможу. Меня же могут не впустить, такую взмыленную и запыхавшуюся. Оглаживаю волосы, расправляю подол платья. Делаю вдох и вхожу в холл.

— Я к Каренину в шестнадцатую палату, — говорю на ресепшене с как можно более невозмутимым видом и поворачиваюсь к лестнице.

— Простите, а как вас представить? — спрашивает девушка-администратор.

— Я его знакомая, Ангелина, — говорю, стараясь унять учащенное сердцебиение. На всякий случай улыбаюсь, хоть и выглядит это со стороны довольно глупо.

— Надевайте бахилы, я вас провожу, — говорит админ.

Натягиваю бахилы поверх босоножек, и мы поднимаемся на второй этаж. У двери с номером шестнадцать я невольно останавливаюсь и прижимаю руки к груди. Боюсь, что сердце сейчас выпрыгнет из-за ребер и поскачет по больничному коридору.

— Демьян, к вам пришли, — администратор стучится, затем распахивает дверь передо мной, — проходите, Ангелина.

Вхожу как в воду ныряю. Темную и глубокую, точно как та, по которой мы плыли с Демьяном после дня его рождения.

— Привет, — стараюсь казаться непринужденной и даже улыбаться, но когда вижу его, лежащего на кровати с заостренными выступающими скулами и бескровными губами, выдержка мне изменяет.

Руки приходится сцепить в замок, чтобы не тряслись. Губу закусить, чтобы не подрагивала.

На похудевшем лице глаза вспыхивают как молнии. Демьян приподнимается на локте и вперяется в меня ненавидящим взглядом.

— Зачем пришла? Чего смотришь, убогая? Я спрашиваю, зачем приперлась?

— Демьян, я... — сглатываю подкативший к горлу ком и едва успеваю увернуться от чашки, которую в меня запустил Каренин.

Чашка со звоном разбивается о белую плитку.

— Пошла вон! Я сказал, нахер пошла отсюда. И чтоб я тебя больше не видел!

Вслед за чашкой летит стакан. Я отскакиваю в сторону, и его постигает судьба чашки. Каренин свешивается с кровати, упираясь руками в пол.