Любовь не умирает

— Джек, — попыталась было начать она снова, — это неправда…

Но он, кажется, и слушать ее не желает…

— То, что я делаю в Карлайле, Джо, я делаю для нас. Да, я отнимаю у твоего отца его дом и все, что ему дорого. Потому что хочу дать ему прочувствовать сполна, что значит не иметь ничего.

Джорджия посмотрела на него и впервые, как ей подумалось, по-настоящему увидела его с тех пор, как они снова встретились. Она вдруг поняла наконец причину беспокойства, не покидавшего ее с самой первой минуты встречи. Джек Маккормик, два дня как вернувшийся в Карлайл, совсем не тот Джек, который уехал отсюда двадцать три года назад. Мужчина, которому она отдалась сегодня утром, вообразив что любит его, — совершенно чужой ей человек.

Теперь-то она осознала: вовсе не его она любит, не этого человека. Она любила того мальчишку. Любила озлобленного на мир подростка, умевшего все же отдавать себя, а не набрасываться зверем на всех, кто обходился с ним несправедливо. Тот бился изо всех сил над самосовершенствованием. Тот никогда никого не винил, не искал отмщения — лишь стремился вырваться из той жизни, в которой ему приходилось тяжело. Тот мальчишка просто хотел счастья, а этот мужчина жаждет мести.

Он вернулся в Карлайл, потому что не в силах забыть прошлое. Этот Джек хочет воздать сполна за все зло, причиненное ему и тем, кто ему дорог. Это человек, не способный прощать, в сердце у него лишь одно желание — расплаты. Такого невозможно любить.

— Ты делаешь это не для нас, — ровным голосом заговорила она. — Ты делаешь это для себя. Я никогда не думала о мести. И ты тогда не думал о ней. Не знаю, почему ты изменился. Я-то осталась той же. Я хотела только, чтобы моя жизнь сложилась не хуже, чем мне суждено. Я и сейчас хочу лишь этого. И мне казалось, того же хочешь и ты. Очевидно, я ошибалась.

— Джорджия, все не так просто… — начал было Джек.

Но она подняла руку, останавливая его:

— Нет, все совершенно просто. Ты ослеплен пустой жаждой мщения и ничего не видишь.

— Нам нужно поговорить. Но она отстранила его и, выходя в ночной холод, бросила, не оборачиваясь:

— По-моему, нам больше не о чем говорить.

Джек сделал шаг следом за ней, но остановился.

— Нам много о чем надо поговорить.

— Поговори обо всем этом с моим отцом. — Она отступила от него еще на шаг. — Это теперь касается только вас двоих. Судя по всему, ни ты, ни он ни на секунду не задумались о моих чувствах.

— Как тебе в голову пришло такое! — воскликнул Джек. — Ты всегда значила для меня очень много, всегда.

Слезы навернулись у нее на глаза. Плакать нельзя, приказала она себе, только не теперь, только не здесь, когда ее видят отец и этот незнакомый мужчина, которого она когда-то любила.

— Твой поступок никоим образом не свидетельствует об этом.

— Джо…

Поколебавшись, она все же обернулась.

— Знаешь, Джек, возможно, ты был прав относительно своих родных.

— Что ты имеешь в виду? — Джека смутила внезапная перемена темы.

— Вчера вечером ты сказал, что боишься, вдруг им не понравится, каким ты стал. Ты был прав. Скорее всего, не понравится. Они будут поражены: человек, когда-то так любивший их, теперь думает только о себе.

— Джо…

— До свидания, Джек.

Спохватившись, она вспомнила об отце и повернулась к нему.

— Папа…

Больше она ничего не могла бы сказать — во всяком случае, сейчас. И возможно — больше никогда.

Ответом была лишь какая-то странная улыбка — смесь душевных мук и торжества. Джорджия не знала, как толковать ее, и думать об этом не хотелось. Усталая и разбитая, она мечтала лишь об одном: поскорее бы оказаться дома. И потому, не оборачиваясь, быстро пошла к машине. Лишь завернув за угол в конце квартала, она позволила себе расплакаться.

Джек проводил ее взглядом — она медленно прошла через газон и скрылась в машине. Шаги уверенные, ни разу не оглянулась на тех, кого оставила. Он стоял и смотрел, как тронулась ее машина, безучастно отметил вспыхнувшие красные огоньки стоп-сигналов у выезда на шоссе, ритмичное подмигивание желтого сигнала поворота на углу. Из выхлопной трубы вырвалось облачко дыма, и машина скрылась из виду. Думал он только одно — это стучало в голове: «Почему она ничего не поняла?» Обернувшись к Грегори Лавендеру, он заметил у него на лице ту самую ухмылку, которую возненавидел еще много лет назад.

— Я же говорил тебе: у меня есть секретное оружие.

— Ничего у вас нет.

Ухмылка повторилась, еще более гнусная.

— А теперь и у тебя ничего нет.

— Вы ошибаетесь. Джорджия вернется ко мне. Просто она ничего не поняла. Как только я поговорю с ней, все объясню… — И осекся, сам почувствовав, какое отчаяние звучит в его словах.

Грегори Лавендер, несомненно, заметил это, зловещий смех его вызвал гулкое эхо — это откликнулся пустой дом.

— Зачем? — вдруг почти жалобно проговорил Джек. — Зачем вы это сделали? Почему хотите разлучить нас с Джорджией?

— Ты ей не пара, — сверкнул глазами старик.

Джек изумленно уставился на него: так вот в чем дело! Неужели это правда? Поэтому отец Джорджии всегда ненавидел его? Прежде Джек был уверен: Грегори Лавендер не хочет счастья для дочери и потому стремится отгородить ее от всего, что может принести ей радость. А дело, как видно, в том, что ему, как и многим отцам, не по нраву пришелся парень, с которым дружит дочь.

— Не вам решать, что хорошо для Джорджии, а что нет.

— Ошибаешься. Она моя дочь, я — ее отец. Мать умерла, когда Джорджии было всего четыре года, и перед смертью я обещал ей дать Джорджии все, что в моих силах.

Час от часу не легче — вот уж чего он никогда не подозревал.

— И для этого вы оскорбляли и унижали ее? Отказывали в самой главной человеческой потребности — в любви?

— Я обещал ее матери, что Джорджия получит все, чего мы для нее хотели, — продолжал старик, не обращая на него внимания.

— А вам не приходило в голову спросить и у самой Джорджии, чего она для себя хочет? Грегори Лавендер покачал головой.

— Она еще девчонка. Не может самостоятельно принимать решения.

— Джорджия давно уже не девчонка. Она взрослая женщина.

Старик пристально смотрел на Джека, но тот не мог прочесть его мысли. Наконец Грегори патетически произнес:

— А теперь ты ничего не понимаешь. Я ее отец. Отец.

— Вы правы. Я ничего не понимаю. То обстоятельство, что вы являетесь ее отцом, означает, что вы должны желать ей только добра.

— Конечно, я и желаю.

Джек решил, что дальнейшие споры бесполезны. Поведение старика для него так же непостижимо, как и реакция Джорджии. Что там на уме у Грегори Лавендера, ему совершенно все равно. Но Джорджию просто необходимо убедить. Встретиться с ней, поговорить — это главное. Как только до нее дойдет…