Любовь… Нелюбовь…

Тамара легла прямо в шубке на матрас, поджала ноги калачиком и уснула. Машка с Ольгой с трудом переложили ее на разобранную постель, стянули верхнюю одежду и сапоги и навалили на нее сверху три одеяла.

Это было последнее, что Машка смогла совершить в этот день. Тоже, кое-как стянув с себя одежду и подпрыгивая от холода, она натянула прямо на колготки и водолазку тренировочный костюм, разбросала постель и залезла в нее, как в сугроб. Правда, три одеяла сделали свое дело, и она провалилась в сон, сразу, как только согрелась.

Утро ворвалось в Машкино сознание яркими солнечными лучиками через зажмуренные ресницы, согрело захолодевшие щеки и защекотало в носу. Она открыла глаза, с трудом соображая – где она и поняла, что в комнате одна. Постели Тамары и Ольги были аккуратно застелены, вещи развешаны на плечики, а плечики пристроены на гвоздиках, набитых по стенам. На столе красовалась скатерть, явно из простыни, и стояли чашки и тарелки. А на крайней кровати лежала какая-то огромная куча. Мохнатая и страшная.

С ужасом откинув одеяло, Машка встала и почувствовала, что в комнате холод – ну просто ледяной. Сунув ноги в тапки, которые ровным счетом ничего не давали, она на цыпочках пробралась к чемодану и натянула сразу два свитера (хорошо, Олег уговорил ее взять два). Шмыгая носом, она подошла к окну. А там, за стеклом сияла под солнцем бесконечная снежная равнина. И только кое-где, как крошечные мошки на сахаре, медленно передвигались черные точки. И голубела тонкая нить извитой, закованной в лед, речки.

С шумом распахнулась дверь, влетели Тамара с Ольгой – хохочущие, розовощекие, пахнущие морозом и снегом. В огромных тулупах, пуховых платках и валенках, они были почти не узнаваемы и как-то по-особенному красивы. Машка вдруг показалась себе серой, городской замерзшей и неумытой тухлятиной. И ей почему-то стало страшно, одиноко и очень тоскливо.

Глава 8. Пикник

К вечеру ужас прошел. И не только прошел – Машка вдруг, неожиданно для себя, сразу и насмерть влюбилась в этот ледяной мир. Правда, с холодом в номере они начали бескомпромиссную борьбу – выпросили небольшой, старенький обогреватель-ветерок, затянули окна толстым полиэтиленом, полиэтилен тут же надулся от сквозняка, бьющего во все щели, и звенел, как барабан. Через пару часов температура в комнате уже была терпимой, во всяком случае, можно было ходить не в пальто и сапогах, а в свитере и джинсах. Та куча, которая лежала на свободной кровати оказалась Машкиной новой одеждой, которую ей притащил помощник председателя. Здоровенный, мохнатый внутри тулуп, валенки и пуховый платок превратили Машку в матрешку, так ей казалось, почему-то. Когда она смотрела на свое отражение в мутноватом коридорном зеркале – розовощекое с морозца, глазастое и веселое – то сразу вспоминала про этих деревянных куколок. Яркие, глуповатые, ну просто одно лицо. А еще – она вдруг неожиданно помолодела, насколько можно такое сказать о женщине ее возраста. Вернее – в ее облике появилось что-то такое- юное, озорное, бесшабашное и безалаберное. Она носилась по номеру, наводя порядок, с такой скоростью, что казалось, что от ее движений создаются легки завихрения прохладного воздуха. Высоко поднятые пушистые волосы, заколотые на затылке, горящие щеки и подбородок, который она периодически прятала в воротник толстого свитера – если бы ее увидели муж и дочь – точно не узнали бы. А она и не помнила про них. Как-то они совсем вылетели у нее из головы, растворились – там в серой промозглости мутного московского воздуха, остались в той жизни, которая, как будто превратилась в старое забытое кино. Скучное и правильное до ломоты в скулах.

–Маша, вы сейчас похожи на какую-то птицу – яркую, экзотичную, необыкновенную.

Зам сидел на кровати в углу комнаты и наблюдал, как Машка убирается. Сегодня было воскресенье, и председатель пригласил их на пикник – ради знакомства. А потом, пикник должен был перерасти в вечер встречи (так, посмеиваясь, назвала предстоящую пьянку Ольга). Для вечера встречи надо было успеть приготовить стол – поэтому женщины пошли в местное сельпо за хлебом и картошкой, остальное у них было с собой – московские гостинцы. Семен Исаакович ждал Петра с Игорем – они должны были притащить молоток и гвозди и сколотить полуразвалившийся гостиничный стол. Машка, наконец доползла с тряпкой до угла – до кровати, на которой притулился Зам и, пятясь задом, вдруг споткнулась о его ногу, стала заваливаться набок.

Конец ознакомительного фрагмента.