Любовь опаснее меча

Воины приближались к нему по узкой дорожке, оставшейся у стены, часть из них пошла в обход с левой стороны. Надо было что-то решать, как-то снова вызывать наваждение, но мысли вдруг перепутались, Уррий не мог решить, кого бы он сейчас хотел, кто бы пришел на помощь — Эмриса, отца, сэра Бана, или… О, черт, они уже близко! «Господи, помоги рабу твоему, сделай хоть что-нибудь!» Даже мысли о возможности бегства из часовни от наступающих врагов у Уррия (как у истинного рыцаря) не возникло.

И что-то произошло. Уррий даже не понял вначале что. Но иноверцы вдруг все разом бухнулись на колени и с диким истеричным воплем простерли вперед руки, положив на пол грозные клинки.

Шар двинулся к Уррию. Прямо по воздухе — медленно и плавно, его свечение перешло в бешеную пляску разноцветных огней: зеленых, красных, синих…

И Уррий вдруг почувствовал, с приближением шара, как ошеломляющая сила наполняет его, вселяя в душу уверенность и отвагу. Он протянул руки в сторону шара (хотел откинуть в сторону меч, но пожалел его бросить, хотя надо было бы) и сделал шаг к нему, к самому краю дорожки вокруг стен. Шар словно обрадовался движению Уррия и послушно уткнулся в его левую ладонь. Правой Уррий, не отпуская меча, придержал волшебный предмет. Шар представлялся на вид холодным и тяжелым, но оказался теплым, как щенок и ласковым. Шар, который два века ничто не могло сдвинуть в сторону ни на дюйм, сам отдался Уррию.

Уррий попятился на несколько шагов к выходу из часовни, не выпуская волшебного шара из рук.

Воины уже не орали — смотрели, как завороженные на Уррия и священный шар в его руках. Зато отстоятель Зуур, который шестнадцать лет ждал мгновения, когда прикоснется к частице малой в священный День Одухотворения, словно потерял разум. Ничего перед собой не видя, кроме чудесного предмета в чужих руках, он шагнул с пандуса вперед. До мостика, ведущего к центру часовни, к месту где незыблемо два века покоился шар, было около ярда правее. Но Зуур шагнул в пустоту. И падая, он лишь успел подумать, что разобьется, так и не прикоснувшись к шару, так и не приобщившись к великой мудрости и что не попадет в Золотые Директории алголиан. Страшный крик вырвался из его груди — крик ужаса, бессилия и отчаянья. Несостоявшийся преемник Зуура, который распластался на полу в центре храма, лишь успел откатится, чтобы несчастный отстоятель не шлепнулся на него.

Великая растерянность охватила апологетов могущественного Алгола.

Хэккер Прионест покраснел от ярости и кричал истошным голосом:

— Поймать мерзавца! Отобрать частицу Алгола, Атеизм вас всех раздери! Поймать! Убить! Отобрать!

Контрлбрики, толкаясь, торопились забраться на магическую платформу, дабы скорее оказаться на верху и покарать оскорбителя святыни. Кто молился великому Алголу, предчувствуя конец мира, кто вскочив на ноги, вглядывался в высоту, в которой ничего теперь было не рассмотреть, кто-то зачем-то побежал в коридор, ведущий к жилым помещениям подземного храма.

Лишь Координатор Фоор оставался невозмутим. Он повернулся к небольшой лестнице, чтобы сойти с подиума. Находившие вокруг апологеты тут же почтительно расступились, давая ему дорогу.

Уррий спиной уперся в косяк выхода и сделал шаг в бок. В дверях, ведущих в келью Фракса, появился с боевым кличем новый отряд свирепых иноверцев. Стоящие в исступлении на коленях бойцы словно очнулись в мгновение ока и, схватив сабли, вскочили на ноги, готовые разорвать на куски наглого сорванца, посягнувшего на их сокровище.

Уррий, стараясь не впасть в панику, решил что на склоне холма встретить врагов будет сподручнее, выскочил из часовни и пробежал несколько ярдов по насыпи — дальше были останки отряда иноверцев, брезгливость перемешалась в душе Уррия с опаской поскользнуться. Уррий развернулся. Противоречивые чувства раздирали его, но главным было необъяснимое несказанное счастье, вливающееся в него из чудодейского шара и невесть почему возникшая ненависть к Фраксу, который оказался совсем не тем, кем его считал Уррий.

Уррий, чтобы встретить противника во всеоружии хотел положить необыкновенный шар у обочины. Но почти невесомый шар словно прилип к его рукам — точно не желал с ним расставаться!

В дверях показались враги. Уррий не сомневался, что они ему враги — враги всех, кого Уррий любил и всего, что любил и чему поклонялся. Иноверцы… Ненависть к Фраксу, охватившая Уррия, перенеслась на всех, находившихся в Красной часовне. Он страстно желал уничтожить это осиное гнездо, чтобы камня на камне не осталось от подземного вместилища зла.

Чудесный шар как будто услышал его мысли, дернулся в руках и запульсировал цветовыми переливами. С неба, на котором не было ни облачка, вдруг сорвалась ослепительная молния, удар грома заложил Уррию уши, вновь где-то в затылке появилась боль, но почти сразу исчезла. Стараясь придерживаться самого края дороги, Уррий поспешно сбежал вниз, к основанию холма.

Новая молния ударила в самое основание часовни и здание начало рушиться внутрь себя. Уррий отбежал еще на несколько десятков ярдов, чувствуя как дрожит под ногами земля. «Так их! — злорадно кричал он. — Чтобы от подземного помещения и воспоминания не осталось!»В голове пронеслась зримая картина, как рушатся четырехугольные столбы, как валится золотая дорога, по которой поднимался Фракс.

Трое выбежавших из часовни и спускающихся к Уррию воинов обернулись и смотрели на рушащуюся часовню. Одного тут же убило куском красной известняковой плиты, двух других испепелила очередная молния.

«Так их, так!» — восхищенно думал Уррий. И вдруг сообразил, что он победил. Всех победил. И делать ему здесь больше нечего. Совсем. Надо возвращаться в замок.

Но что делать с чудесным шаром? Уррий не желал с ним расставаться, он уже знал, что именно шар вызывал наваждения, которые могли сражаться и убивать. И от шара исходило удивительно приятное чувство. Но не идти же с ним в замок! Как он там объяснит его происхождение? Об этом-то Уррий как-то не думал — надо ли вообще рассказывать кому бы то ни было (за исключением Эмриса и Ламорака, разумеется) о происшедшем. С одной стороны его распирала гордость за одержанную в честном поединке победу над грозным противником, а с другой — что-то подсказывало ему, что лучше об этом не говорить никому. И это что-то исходило от шара. Решено, Уррий его спрячет от любопытных глаз. И тут же догадался, что лучшим местом будет тайный грот, известный только ему, Эмрису и Ламораку на маленьком острове без названия, что посреди озера Гуронгеля.

Последняя молния ударила в останки часовни, бушующее пламя в миг объяло остатки стен. С неба, оказавшимся вдруг заполненным огромной черной тучей, рухнул на землю проливной дождь. Уррий побежал к верному коню, чтобы помчаться по тропе к берегу Гуронгеля, спрятать чудесный шар и поскорее вернутся в уютные и безопасные, такие желанные сейчас, стены Рэдвэлла. День выдался очень тяжелым.

Когда рухнула Красная часовня и все сто двенадцать колонн, державших золоченый пандус переломились посередине, словно лучины, Координатор Фоор выкинул вверх руки, удерживая падающие обломки и не давая рухнуть многотонной спирали на находящихся в круглом зале людей. Пришлось использовать всю силу, данную ему Алвисидом и многократно усиленную десятилетиями упорных тренировок и самосовершенствования. Но его силы надолго бы не хватило. Фоор услышал как кто-то из апологетов распорядился немедленно всем покинуть храм и почувствовал, что ему стало много легче удерживать вес пандуса и каменных обломков — хэккеры пришли в себя и помогли своему Координатору. Фоор медленно стал продвигаться к центру зала, туда, где лежал труп бывшего отстоятеля плоти Алгола.

Через несколько минут все, кроме трех хэккеров, удерживающих своей внутренней силой готовый обвалиться пандус, покинули храм, укрывшись в безопасном коридоре. Все кто мог спастись — спасся. Хэккеры сошлись на середине зала и по кивку Верховного Координатора сузили защитное пространство до небольшого невидимого конуса обводящего центральный круг, в котором лежало тело Зуура. Тяжелые кольца пандуса медленно ввалились одно в другое, заполнив подземный дворец неимоверным грохотом. Окаймляющие ленту пандуса стальные полосы не выдержали нагрузки и лопнули, тридцать тысяч шестьсот сорок шесть золоченых железных прутков, с таким трудом и тщательностью выкованные и собранные в мастерских алголиан по секретным приемам, разлетелись по храму — мялись, корежились, приводились в негодность. Пандус, которым пользовались раз в шестнадцать лет и который стоил десяти лет напряженного труда разлетелся в считанные мгновения. Храм Красной часовни перестал существовать. Собственно, это случилось чуть раньше — когда по непостижимым причинам частица малая плоти Алгола покинула свое извечное место.