Любовь опаснее меча
Шрифт:
— Отец, можно я…
— Иди в дом, к гостям, — сказал сэр Отлак мягким, но не терпящим дальнейших пререканий тоном. — Мы приехали на турнир, — добавил он, — и я тебе обещаю: приключений будет достаточно, ты сможешь проявить свою отвагу и умение. Иди в дом!
Морианс вздохнул и вошел в дверь.
Вечер начинал вступать в свои права. Граф и его слуга уверенно и быстро шли по знакомым улицам столицы.
На одной из улиц из таверны вывалились трое подвыпивших солдат из дружины какого-то прибывшего на турнир рыцаря. Граф брезгливо обошел их — он не любил пьяных.
— Ты! — грубо сказал ему в спину один из солдат и скверно выругался. — Не желаешь ли выпить с нами
Граф ускорил шаги, все трое солдат развернулись в его сторону.
— Стой, ты… — крикнул первый, видя, что незнакомец хочет быстрее уйти и, значит, — боится. — Стой, трус! Держи этих горожан, мы научим их вежливости!
Навстречу графу из дверей гостиницы вышли еще два солдата с такими же бордовыми нашивками в виде ромба и с черным невнятным рисунком. Услышав крики товарища, они подумали, что его оскорбили. На ногах они держались не тверже первых троих, но тут же обнажили оружие, в предчувствии легкой победы над испуганным горожанином.
Разговаривать с пьяными воинами, которые и мечи-то толком в руках держать не умеют, было бесполезно. И недостойно знатного рыцаря. Сэр Отлак лишь пожалел, что у него парадный меч, лучший из его мечей, жалко марать об эту мразь. Ловким движением он скинул с себя длинный плащ.
Резкий стремительный выпад прервал никчемную жизнь одного из тех двух солдат, что появились позже. Второй не успел занести меч для удара, как был пронзен в область сердца клинком графа и с предсмертным криком упал на запыленную мостовую. За спиной графа раздался лязг скрестившихся мечей и сэр Отлак не мешкая обернулся. Его смертоносный удар прорубил шею наглого гуляки, и если бы был нанесен не сверху, а сбоку, то снес бы голову охальника напрочь. С развороченным мечом графского слуги животом упал рядом его собутыльник, оглушая пустынную в этот час улицу истошными криками.
Последний солдат (именно тот, что первым окликнул незнакомых прохожих, никак не предполагая, что под скромными плащами скрываются опытные бойцы) разом протрезвел, ужас отразился в его глазах, он развернулся и со всех ног побежал прочь, не бросив свой меч лишь по той причине, что совсем забыл о нем, а пальцы судорожно вцепились в рукоять.
Граф подошел к своему плащу, брошенному на землю, и поднял его, брезгливо отпихнув ногой руку корчившегося в агонии солдата.
У двери в гостиницу, прислонившись плечом к деревянному столбу, стоял человек в дорогих одеждах, в рукояти его меча блеснули драгоценные камни. Незнакомец был черноволос и чисто выбрит, глаза его, сузившие в две узкие щелки пристально смотрели на графа.
— Браво! — Незнакомец похлопал в ладоши. — Я могу узнать ваше имя?
— Это ваши солдаты? — спросил сэр Отлак.
— Мои. Но это не важно. Я хочу знать так ли вы хорошо деретесь с настоящими рыцарями, как с этим пьяным сбродом.
Граф посмотрел на обнаженный меч в своей руке, за время скоротечного боя у него даже дыхание осталось ровным.
— Проверьте прямо сейчас, — сказал он. — Мое имя — сэр Отлак Сидморт, граф Маридунский. В свою очередь, я хочу знать ваше.
— Я не испытываю вражды к вам, граф. Я восхищен вашим владением мечом. Вы примите участие в турнире?
— Вы не ответили на мой вопрос. — Граф понял, что тот не собирается драться, по крайней мере сейчас, и убрал меч в ножны. Отлак старался говорить с незнакомцем учтиво, как того требовал этикет — все-таки незнакомец был благородного происхождения.
— Мое имя сэр Джон Лайон, барон Окстерский.
— Саксонец… — непроизвольно вырвалось у сэра Отлака.
— Да, — подтвердил сэр Лайон. — И что-то подсказывает мне, что мы еще
увидимся с вами с мечами в руках. Например, послезавтра на турнире.— К сожалению, я не принимаю уже участия в благородных потехах, — сказал граф. — Но если вы пожелаете, мое доброе имя защитит сэр Педивер Сидморт, мой старший сын. Если же мы встретимся на поле боя, я рад буду продемонстрировать вам свое умение.
Барон учтиво наклонил голову. Граф надел свой плащ, вновь надвинул капюшон на голову и с достоинством удалился, не обращая ни малейшего внимания на предсмертные крики поверженных им солдат.
Слуга шел почти рядом с графом, на полшага позади. Сэр Отлак обратил внимание, что он прижимает руку к груди.
— Что с тобой, Пэйс, — поинтересовался граф.
— Слишком резвый солдат попался, не успел отразить удар, — неохотно ответил верный слуга.
Граф давно и хорошо знал своего слугу и догадался, что если он пропустил удар, значит удар был нанесен мастерски, потерять бдительность Пэйс не мог.
— Рана серьезная?
— Нет, — лаконично ответил слуга и они продолжили путь.
Цель была уже близка, прохожих на улицах становилось все меньше.
Граф вдруг вспомнил, что с ним просился идти Морианс. И вдруг необъяснимая волна облегчения накатила на бесстрашного рыцаря. Если бы позади него был не опытный Пэйс, а Морианс, вряд ли бы сын отделался одной лишь раной. Ужас охватывал графа при мысли, что он может потерять одного из своих сыновей.
Граф не знал страха, да — на поле боя. Но в жизни не все зависит от собственной воли. Граф никогда не боялся за собственную жизнь — он мог за нее постоять. И он был готов умереть — он прожил славную жизнь, род его не прервется, у него четыре сына. А за судьбу своих сыновей он боялся. Боялся, что вдруг ему придется похоронить кого-нибудь из них. Он старался не думать об этом. Он зажмуривал глаза и внутри все замирало от ужаса от одной мысли что с кем-либо его сыновей может случиться несчастье. Больше всего он боялся, как ни странно, за младших — Морианса и Уррия. Они такие славные, такие еще глупые и несмышленые. Они бесстрашно смотрят в глаза опасности, но еще не могут полноценно противостоять ей.
Сэр Отлак любил всех своих сыновей. Кроме Флоридаса, к которому он относился совершенно равнодушно — второй сын графа Маридунского по традиции сызмальства предназначался церкви. Испокон веков Сидморты владели в Маридунуме и светской и духовной властью. Но в воспитание остальных троих сыновей граф вложил всю душу, хотя стороннему наблюдателю и могло бы показаться, что отец практически не уделяет сыновьям внимания. И если за Педивера он уже не боялся — он им гордился, то за младших у него болело сердце. Им предстояло самим биться за свою жизнь, вырывая у Судьбы свой кусок мечом и умением. Но граф очень не хотел отпускать их из-под своего крылышка и с безнадежной тоской думал, что когда-нибудь настанет день в который и Морианс, и Уррий уедут по дороге неизвестности прочь из родового замка.
Давным-давно у сэра Отлака был еще один младший брат, кроме Свера. Более четверти века назад брат уехал искать счастья в рыцарских подвигах. Через год в замке узнали о его гибели, а друг отца Отлака, отец нынешнего графа Камулодунского, привез в замок тело погибшего в благородном бою юноши. Отец сэра Отлака похоронил своего младшего сына и сэр Отлак на всю жизнь запомнил его горе, как постарел отец сразу на десять лет и понял: самое страшное в жизни похоронить сына. Хоронить отца тяжело, но такова жизнь, ничего не поделаешь, все рано или поздно умирают. Хоронить же сыновей мужчина не должен, это несправедливо. И этого сэр Отлак действительно боялся.