Любовь по правилам и без

Наташа не идет ни в какое сравнение с Анной. Анна была богиней, Наташа же откровенно некрасива, неуклюжа и бесстыжа. Приходила к жене в гости, и стоило Насте отвернуться, раздевала меня глазами. Злила меня, раздражала, вызывала отвращение.

Я и сам не понимаю почему залез на неё. Трижды это было, и каждый раз я ненавидел и себя, и её — ненависть приходила даже не после секса, а в процессе, и я с удовольствием вымещал на Наташу всё что чувствовал: злость на проходящую молодость, отвращение к самой Наташе, терпящей от меня унижения, и обиду на жену. Да, обиду на Настю я вымещал на Наташу.

Настя ни хера не замечала. Всё успевала: с дочкой возиться, мне время уделять, строить карьеру, заниматься внешностью — и всё это с легкостью, которой я завидовал. Настя смеялась что не боится своего возраста, и не станет как некоторые говорить что ей восемнадцать с хвостиком. Тридцать, и всё тут. Будет сорок — будет еще счастливее.

И никогда ни единой жалобы от жены. Ни на мою загруженность, ни на безденежье в первые годы брака. Всегда поддерживала меня, возносила на пьедестал, считала всесильным главой семьи.

А я не такой. Я обычный человек, но вынужден был соответствовать. И в Наташе я увидел ту, на ком можно сорваться, наконец.

Сорвался. И всё потерял.

Развод.

— Ну что ты молчишь? — трясет меня Наташа, схватив за рукав пальто. — Всё Настю вернуть хочешь? После того как она нас увидела? Её же вывернуло, ты в курсе? Выбежали они с Катей из квартиры, ты за ними, а я следом. Смотрю — рвота. После такого она к тебе вернется? Её от тебя тошнит, меня — нет. И я…

— Заткнись.

— Ненавидишь меня? А я тебя люблю. Потому и терпела всё. Вить, я до того тебя люблю, что… ну хочешь я с Настей поговорю? — всхлипнула Наташа. — Скажу ей что опоила тебя, накачала, что ты не хотел. Пусть меня за волосы оттаскает — плевать. Могу даже переехать. Ради тебя.

— Наташ, — лифт остановился, но я должен сказать это несмотря на отвращение к этой женщине, — ты прости меня. За всё прости, ладно? Ничего у нас с тобой не будет больше. И к Насте не лезь.

— Будешь её возвращать, значит?

— Буду.

— Любишь?

— Люблю. Пока, — я вышел на своем этаже, и с трудом вспомнил номер собственной квартиры.

Как вернуть жену? Нужно снова поговорить с ней. Только не назначать встречу, а приехать внезапно. И с Катей пора отношения налаживать, по дочке я скучаю безумно.

Может, Котька мне поможет? Должна помочь, она же папина дочка.

И Настя должна передумать! Обязана! Да, я ошибся, предал, обманул, тысячу раз да! Но кто в этой жизни не ошибался? Теперь-то я не допущу подобного, никаких других женщин, только жена.

Бывшей женой Настя не станет.

— Пора «включать» юриста, — я включил холодную воду, и она привела меня в чувство.

В зеркале я увидел не развалину, которая выползала из офиса, и не сломанного стареющего мужика, что ехал в лифте с бывшей любовницей. В зеркале я увидел самого себя.

Я проснулся, наконец.

Написал партнеру, раскидал дела, поужинал, и лег спать. Впервые за долгое время я заснул сразу же, бессонница меня не мучила.

А утром я доехал на такси до парковки, пересел в свой автомобиль и поехал к жене и дочке.

27

— Ну вкусно же, вкусно? — Катя заглядывает в лицо Егора, настырно требуя ответ. — Мы с мамой сами готовили!

Егор улыбнулся, кивнул и сделал еще глоток чая. Он слишком хорошо воспитан, но мне немало лет чтобы просечь притворство — наш чай Егору не по вкусу. Да и не чай это, а сплошные приправы, я сама такой только перед Новым Годом пью из-за аромата корицы.

— А давайте я вам еще налью?

— Ммм… еще? — Егор протянул кружку дочке, но я сжалилась над мужиком.

— Кать, беги одевайся, мы же на прогулку собираемся. А чай успеем еще попить.

Дочка надулась, вышла из кухни. Остановилась у лестницы, и поманила меня:

— Мам, можно тебя?

— Что? — подошла я к ней.

— Будь приветливой. Вот что ты дяде Егору чая пожалела? Он же обидится, — зашептала дочка.

— Яйца курицу не учат!

— Мам!

— Кать, у нас кружки поллитровые. Егор — большой мужчина, конечно, но литр чая — это даже для него слишком с самого утра.

— Понятно. Но все равно это было невежливо, — задрала дочка нос, надо же, воспитательница мелкая.

Катя начала подниматься по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и я крикнула:

— Колготы не забудь надеть! И носки сверху.

— Мам, не позорь меня, — топнула ногой дочка, и убежала, а я мысленно потерла руки — так тебе, Котя, потому что нечего маму воспитывать!

Вернулась на кухню я с твердым намерением предпринять то, что всё исправит. Подошла к Егору решительно, и…

— Эмм, а может, и правда еще чаю налить? — проблеяла я, оттягивая время.

— Спасибо, Насть, я напился. Было вкусно.

— Врешь ведь!

— В теории чай вкусный. На практике — на любителя.

— И ты не любитель, — заключила я.

— Не любитель, но я оценил жест с передачей мне традиционной кружки, наполненной чаем, который вы сделали сами, — выкрутился Егор.

— Катька у меня — щедрая душа.

— Она у тебя замечательная.

— Почему ты пропал? — выпалила я. — То есть… я понимаю, наверное, но я бы хотела объяснить. Егор, тот поцелуй — он понравился мне…

— А сейчас врешь ты, — мягко перебил меня Егор. — Не стоит, Насть, я взрослый дядя, лицо твое после того поцелуя помню. И выражение на нем было не «понравилось», а… озвучивать не буду, какое. Трагедии из этого не делаю, всё понимаю, никаких обид.

— Нет, ты не понимаешь! — сжала я кулаки. — Просто после десяти лет поцелуев с одним и тем же мужчиной трудно перестроиться. Мне было непривычно, но мне всё понравилось.

— Как скажешь, — кивнул Егор.

Не верит.

Черт, да я сама бы не поверила на его месте. Трясло меня тогда знатно.

— Мне правда понравился наш поцелуй, — зачем-то повторила я.

— Ладно, Насть, закрыли тему.

— Так почему ты не приходил к нам?

— Сначала к брату с семьей ездил, затем работал, — Егор надкусил курабье. — А вы с Катей как время проводили?