Любовь-победительница
Шрифт:
Адам помнил горячие слезы на щеках. И помнил порку, которой его подвергли за эти слезы.
Как нелепо, что он вспомнил об этом именно сейчас! Эти давно забытые воспоминания не имели никакого отношения к Мэри Шеппард.
Подойдя к кибитке, Мэри на мгновение задержалась около кобылы, погладила ее по крупу, и та ткнулась мордой ей в ладонь.
Всего несколько минут назад эти маленькие руки касались его, сначала несмело, потом пылко. А тот поцелуй? Адам не собирался этого делать. Он просто хотел, чтобы она успокоилась, прежде чем он скажет ей, что отправляет ее домой. Но когда она повернулась
Виктор Габриэль вышел из тени деревьев, но вместо того, чтобы пойти к повозке, направился к Адаму.
Жених Мэри тоже был весь в черном. Да, с его точеными чертами лица и светлыми золотистыми волосами он действительно был воплощением ангельской красоты. Адам вспомнил, как его слуга сказал, что поразительная красота Габриэля лишает женщин чувств.
А он, казалось, не замечал своей притягательной силы. Остановившись в нескольких шагах от Адама, он слегка склонил голову и сжал перед собой руки, словно проситель.
Некоторые мужчины ценят невинность.
Мэри говорила о своем женихе. Вскоре она окажется в объятиях этого образца добродетели. Это ему она отдаст право наслаждаться ее телом. Это ему она будет принадлежать в полном смысле этого слова. Если, конечно, такой, добродетельный человек позволит себе испытывать физическую страсть и захочет разделить эту радость со своей женой.
Дьякон молча стоял, словно ожидая чего-то, и Адам спросил:
– Вы что-то хотели сказать?
– Ваша светлость, прошу прощения за мою смелость. – Голос Габриэля был звучным, ласкающим слух и слишком почтительным для члена радикальной секты. – Если мне будет позволено коснуться деликатной темы…
– Говорите.
– Я бы хотел справиться о здоровье вашего брата.
Адам наконец отвел взгляд от Мэри, взбиравшейся на повозку.
– Что вам известно о Сириле?
– Только те незначительные факты, что я собрал, разыскивая мисс Мэри. Говорят, что он еще без чувств.
– Да, это так.
– Есть ли у врачей надежда на улучшение его состояния?
– Они, конечно, надеются на лучшее. – Смутное подозрение вдруг овладело Адамом: – А зачем вам нужно это знать?
– Если лорду герцогу будет угодно, я хотел бы помолиться у постели лорда Сирила о его скорейшем выздоровлении.
Мэри тоже об этом просила, и воспоминание обожгло душу Адама. Молитва – вот все, что могли предложить эти верующие люди. Молитва, когда преступник, стрелявший в Сирила, на свободе.
– Приберегите ваши обращения к Господу для Джозефин Шеппард, – ответил Адам, пристально глядя на дьякона. – Возможно, вам известно, как связаться с ней.
Светлые, честные глаза быстро взглянули на Адама, и Габриэль тут же снова опустил голову.
– Мне, ваша светлость?
– Вы раньше были помолвлены с ней. Разве нельзя предположить, что она могла бы в трудную минуту обратиться к вам за помощью?
– Мисс Джозефин не нужна человеку, посвятившему себя Богу. Миновало уже несколько месяцев с тех пор, как богатство и положение увлекли ее прочь от лона семьи. С тех пор мы ее не видели.
– Но
ведь она должна была присылать вам письма. Что-нибудь, из чего вы поняли бы, где она.Дьякон грустно покачал головой.
– Ничего, нет. Я молюсь за нее день и ночь. – Он поклонился. – Надеюсь, моя просьба не обидела вас, ваша светлость. В своих молитвах я буду упоминать и вашего брата. – С этими словами Габриэль медленно побрел к повозке.
Неприязнь волной захлестнула Адама. Значит, этот человек, потеряв Джо, решил довольствоваться Мэри. Какой же он глупец, что не схватил ее в объятия и не расцеловал.
На переднем сиденье повозки сгорбился Томас Шеппард. Рядом с ним на фоне освещенного луной неба виднелась маленькая, изящная фигурка Мэри.
Адам представил, что она смотрит на него, и при мысли об этом у него даже закружилась голова. Что ему за дело, если она смотрит в его сторону? Она уже выполнила свою задачу. А теперь он еще знал, что она так же безумна, как и ее отец, поскольку верит, что может проникать в мысли своей сестры. Он должен быть доволен, что больше не увидит ее. Однако он не мог оторвать от нее глаз. И вдруг она украдкой помахала ему. От этого жеста у Адама перехватило дыхание и вдруг возникло нелепое желание помахать ей в ответ. Но он вовремя остановил себя, сжав пальцы в кулак. Через мгновение она исчезла в кибитке, и мимолетная связь между ними прервалась.
Виктор Габриэль взобрался на козлы и взял в руки поводья. Лошадка затрусила по булыжной мостовой, таща за собой причудливое сооружение, скрипевшее и стонавшее, словно старая ворчливая тетка.
Адам еще долго смотрел вслед удалявшейся повозке. Издалека к нему доносились звуки оживленных голосов. Где-то там люди света возвращались домой после театра. Где-то там пили и играли джентльмены, смеялись и танцевали дамы.
А здесь, вокруг него, была темнота.
– Вот вам чай, – сказал Обедайя и поставил серебряный поднос на грубо сколоченный стол. – И тарелка мяса, чтобы набить животы.
Несколько свечей отбрасывали блики на кастрюли и тарелки, стоявшие на полках вдоль стен. В печке потрескивал огонь, что, впрочем, не помогало прогнать сырость. В целях экономии отец решил переночевать в кибитке, стоявшей у дома Джо, чтобы не платить за гостиницу. Мэри знала, что он спустился в кухню только затем, чтобы поговорить с ней.
Пока Обедайя хлопотал у плиты, подбрасывая угли, Мэри налила чай в кружки, передала одну Виктору и еще одну поставила перед отцом. Добавив в свою кружку сливок, она обхватила ее холодными ладонями.
Она рада была возможности собраться с мыслями, пока мужчины ужинают. Ее голова раскалывалась от выпитого вина. По пути сюда она, заплетая волосы в привычные косы, терзалась сомнениями. Как быстро она снова вернулась к роли покорной дочери. Женщина, не побоявшаяся герцога Сент-Шелдона, растеряла всю свою уверенность от одного лишь резкого окрика отца.
Она подавила желание сказать все, что думает, когда он велел ей занять место в темной кибитке. Раньше она была рада любой возможности спрятаться там от внешнего мира. Но сейчас кибитка показалась ей тюрьмой. Замкнутое пространство, запах книг, чернил и несвежих продуктов, даже привычное покачивание вызывали у нее желание бежать.