Любовь побеждает время

Готовая провалиться сквозь землю, Вивиан залилась румянцем.

— Я уверена, что у вас получилось очень даже вкусно, — отозвалась она, решив, что не время оспаривать шовинистические взгляды Харди на женщин и их место в обществе.

И, в подтверждение собственных слов, молодая женщина храбро отправила в рот изрядный кусок ветчины. Дерек по-прежнему наблюдал за ней через стол, сжимая чашку в руках.

Волной нахлынули воспоминания: еще несколько часов назад эти сильные руки ложились на ее грудь, охватывали талию, раздвигали бедра, унимали сладостную дрожь. «Я сама себя не понимаю», — призналась она ночью, прижимаясь к любимому и наслаждаясь собственной властью. При одном его прикосновении барьеры рушились и жаркая истома разливалась по всему телу. Но какой позор — вспоминать об этом теперь! Какое бесстыдство!

Молодая женщина едва не подавилась ветчиной. Дерек встал из-за стола, молча забрал тарелку соседки, выкинул содержимое в мусорное ведро, затем положил в тостер два куска хлеба.

— Кофе? — спросил он, снимая с плиты кофейник.

— Спасибо. — Вивиан благодарно кивнула.

— А тебе, Харди? Подлить еще?

Старик неохотно изъявил согласие.

Дерек заново наполнил его чашку и теперь задумчиво выбивал пальцами дробь по спинке стула: ждал, пока подрумянятся гренки.

Вивиан искоса наблюдала за соседом. Как высок, как великолепно сложен! Ясные глаза, чеканные черты... Молодая женщина непроизвольно наклонилась вперед, упиваясь пряным запахом его лосьона.

Подрумяненный ломтик хлеба пулей выскочил из тостера.

— Ишь, так и поедает мужика глазами: прямо живьем слопать готова! — пробурчал Харди под нос, ни к кому, собственно, не обращаясь.

— Угощайся. — Дерек поставил перед гостьей блюдце с гренками. — Завтракай быстрее и марш за курткой! У крыльца ждет сюрприз.

9

Сгорая от любопытства посмотреть на сюрприз и стремясь скрыться с глаз чересчур наблюдательного Харди, Вивиан мгновенно покончила с завтраком и, накинув куртку, выбежала на веранду.

У подножия крыльца стояли нарядные алые сани с высоким сиденьем. Прайз терпеливо дожидался, перебирая ногами, на упряжи позвякивали серебряные колокольчики. Вивиан задохнулась от восторга.

— Я подумал, ты не прочь прокатиться, — Дерек вышел следом, — а то засиделась дома!

— Здорово! — Вивиан по-детски захлопала в ладоши. — Дерек, что за восхитительные сани!

— Нравится? — Он гордо погладил расписной возок и распахнул дверцу. — Садись, проедемся, пока солнце еще высоко.

Вивиан поднялась по двум ступенькам и уселась на обитое алой кожей сиденье. В ногах лежали горячие кирпичи, обернутые фланелью, а великолепная меховая полость защищала от холода.

— Это бизоньи шкуры, — объяснил Дерек. — Не пропускают ветер, под ними тепло в любые морозы.

Владелец фермы уселся рядом со своей дамой, взял в руки вожжи и прищелкнул языком; повинуясь сигналу, Прайз затрусил по заснеженной дороге.

Сани выехали в поле и покатили к западу, вдоль невысокого хребта. Мех капюшона приятно щекотал щеку, бизоньи шкуры укрывали колени, ноги согревались на теплых кирпичах. Наслаждаясь комфортом, Вивиан жадно глядела по сторонам, чтобы не упустить ни малейшей детали пейзажа.

По обе стороны вниз уходили пологие склоны, голые и пустынные, если не считать куртин заснеженных деревьев. Впереди воздвигся скалистый кряж: белые шапки снегов поблескивали на фоне глубокой синевы неба.

Тишину нарушало только поскрипывание полозьев и негромкий перезвон колокольчиков.

— Этот твой женатый друг... — вдруг заговорил Дерек. Звук его голоса гармонично вплетался в безмолвие: словно горячий ромовый соус струился по мороженому, приготовленному Вивиан на десерт. — Ты его любила?

— Питера? — Она замолчала. При чем тут Питер? — Да, любила. Я очень горевала, когда он меня бросил.

— А сейчас?..

Молодая женщина недоуменно взглянула на соседа: тот сосредоточил все свое внимание на дороге.

— Сейчас?

Дерек упорно не смотрел в ее сторону.

— Он тебе дорог до сих пор?

— Нет! — воскликнула Вивиан. — Будь это так, между тобою и мной ничего бы не произошло!

— Это не взаимоисключающие вещи, знаешь ли...

— Для меня — взаимоисключающие! Я не любительница альковных фарсов. — Молодая женщина помолчала, искоса поглядывая на собеседника. Его профиль казался высеченным изо льда, под стать заснеженному пейзажу. — А ты, Дерек, неужели ты настолько неразборчив?

— Нет! — Возница натянул поводья, и конь послушно застыл на месте. — Я предпочитаю жить в ладу с собственной совестью.

Непринужденное веселье, царившее между спутниками в начале поездки, развеялось само собой; на смену пришло томительное напряжение — хрупкое, словно кристалл, мерцающий в солнечном свете.

— Тогда почему ты об этом заговорил?

— Я вот все гадаю, чего же теперь делать. Вчера мне казалось, что все ясно. А сегодня я уже ни в чем не уверен.

Это признание должно было бы обрадовать Вивиан, если бы в суровом голосе не прозвучало горького сожаления о случившемся.

— Ну что ж, — подхватила она с напускным безразличием, — то, что произошло между нами... это ведь чисто физическая близость... по крайней мере, для меня.

— В самом деле? Тогда почему я чувствую себя последним мерзавцем? Словно я обманул нас обоих и вдобавок причинил тебе боль.

— Ты не причинил мне боли, — отчаянно заявила Вивиан, уже еле сдерживая слезы. — Ты со мной честен, а ведь только это и имеет значение.

— Честность для тебя очень важна, верно?

— Да, особенно в отношении чувств. Я долгие годы верила в любовь тети: она ведь так старательно скрывала свою неприязнь ко мне!

Молодая женщина вдохнула морозного воздуха, от души надеясь, что не поддастся малодушному порыву выплакаться на плече соседа. Жалость к самому себе почти всегда омерзительна, и притом небезопасна. Сочувствие ей не нужно, и притворные заверения в любви — тоже. И того и другого судьба отпустила ей с лихвой — до конца жизни хватит!

— Ты была совсем маленькой, когда переехала к тете?

— Да! — Она откинула капюшон и подставила личико бледным лучам солнца. — Мне было восемь, а Элисон — пять. Разумеется, я понятия не имела, насколько тетя нам «рада», и поняла это очень нескоро. — Вивиан нервно затеребила меховую полость. — Тетя прилежно исполняла все, что требуется от приемных родителей, но скорее из чувства долга, нежели из любви к нам. Дядя и тетя не желали обзаводиться своими детьми, и две чужие, несчастные девочки, что свалились им на руки нежданно-негаданно, очень их стеснили.

— По крайней мере, вас было двое. — Дерек стянул перчатки и положил руку на спинку сиденья. — Неудивительно, что ты тут же поспешила к сестре, услышав о несчастье. Вы, должно быть, очень близки?

— Не особо. По мере того как мы взрослели, обнаружилось, что у нас очень мало общего. — Вивиан пожала плечами, ощущая опасную близость его руки. — Элисон быстро приспособилась к новой ситуации, в отличие от меня. Наша тетя — светская дама, она постоянно задавала роскошные балы и вечеринки; а нас наряжали и выводили к гостям, чтобы все оценили тетин великодушный жест. Я была некрасивым, застенчивым ребенком, не умела держаться в обществе, а Элисон с самых ранних лет обожала шумные компании. Прелестная, забавная, веселая, такого ребенка всякий полюбит, даже если ножки у нее не такие стройные, как у меня.