Любовь, похожая на смерть
Шрифт:
Кобзев предупредил милиционера, что со временем у него туго. Завтра с утра в Туле открывается международное совещание работников мясной промышленности, ожидают приезда первых лиц государства. Кобзев получил заказ на серию фотографий: торжественное открытие совещания, вручение наград и прочая лабуда. До Тулы ехать полдня, в дорогу еще ничего не собрано: ни вещи, ни аппаратура.
Но Девяткин никуда не спешил. Только что он плотно поел и был настроен на философский лад. Расположившись на диване, стал наблюдать, как Кобзев копается в дорожном чемодане.
– Вы задавайте вопросы, если они есть, – поторопил хозяин. – А то
Кобзев был невысоким мужчиной лет пятидесяти пяти, с маленьким острым носом и заметной лысиной. Глядя на человека, он щурил глаза, будто плохо видел. Дома носил длинный полосатый халат с продранными локтями и резиновые тапочки.
– Эх, Илья Павлович, наша жизнь – лишь пустые планы, – заметил Девяткин. – Мы что-то загадываем, на что-то надеемся, куда-то торопимся… Но всюду не успеваем. А человеческие надежды – это лишь пепел на ладони. И его унесет легкий порыв ветра. Вот один мой знакомый тоже собрался в Тулу. Дело было в прошлом году, осенью. Помнится, дождик шел, слякоть. Короче, тот мужик вместо Тулы приехал в судебный морг. И там ему сделали вскрытие. Да, такие дела…
– Это как же понимать? – Кобзев застыл над раскрытым чемоданом и уставился на гостя.
– Ну, так и следует понимать. В буквальном смысле. По пьяному делу вывалился человек из поезда – и привет. А в Туле, между прочим, его ждала любимая женщина…
– Во-первых, я не пью. – Кобзев распрямил спину и одернул полосатый халат. Он почувствовал, как в сердце зашевелился страх. – А во-вторых… Во-вторых, я на машине еду. И любимая женщина меня уже давно не ждет. Намеки у вас какие-то странные, товарищ майор.
– А я без намеков с вами говорю, – усмехнулся Девяткин. – Я говорю как есть, напрямик. Мне сдается, что первые лица государства как-нибудь переживут, если не увидят вас на совещании.
– Но я уже аванс получил… – Кобзев понял, что милиционер настроен серьезно.
– Аванс вернете, – ответил Девяткин. Он встал, вытащил из папки фотографии, которые получил накануне, и протянул их хозяину квартиры. – Ваша работа?
– Не могу точно припомнить.
Кобзев пожал плечами, не зная, как себя вести в этой ситуации: врать до последнего или, наоборот, честно во всем признаться. Он, выгадывая время на раздумье, внимательно разглядывал фото, будто видел их впервые, хмурился и качал головой. Кобзев пришел к выводу, что правду говорить нельзя ни в коем случае – потом неприятностей не оберешься. Но и врать не следует. Могут проверить, и тогда…
– Впрочем, работа, конечно же, моя, – он поскреб ногтями лысину. – На снимках бывшая жена Вера, а это… Какой-то человек вместе с ней. Может быть, сослуживец. Я увидел Веру случайно и сделал несколько снимков. Вроде как на память. А потом отправил фотографии жениху моей бывшей супруги. Для его личной коллекции. Чтобы молодой человек знал, что у его невесты много друзей мужского пола. И с мужчинами Вера почему-то любит встречаться возле гостиниц… Надеюсь, сделав фотографии, я не вступил в конфликт с законом?
– Ну, по части закона мы еще посмотрим, – Девяткин нахмурился. – А сказки рассказывать ты мастер. Твоя бывшая жена развелась с тобой, потому что ты отравил ее жизнь своей патологической ревностью. Ты устраивал скандалы в публичных местах, следил за ней с утра до вечера, подслушивал телефонные разговоры, писал ее начальству анонимные письма. Ты превратил ее жизнь в ад. Но и после
развода не давал ей спокойно дышать. Доставал ночными звонками, среди общих знакомых распространял грязные сплетни. А когда узнал, что Вера снова собирается замуж, решил этому помешать. Отправил ее жениху эти снимки и сопроводил их своими комментариями. Так что у милиции к тебе еще будут вопросы.– Что ж, я готов… Я всегда стоял за правду. Горой стоял. Да… Для меня любая ложь – все равно что предательство. А моя бывшая жена…
– Ладно, помалкивай, – сказал Девяткин. – Авось за умного сойдешь. Значит, на сегодня у нас такая программа. Сейчас сюда поднимутся оперативники, пригласим понятых и проведем обыск. Все фотографии и другие материалы, интересующие следствие, будут изъяты. Потом мы проедем в Главное управление внутренних дел на Петровку, поговорим с тобой. Ответишь на вопросы – и все. Свободен. Только есть у меня нехорошее предчувствие…
– Что такое? – насторожился Кобзев.
– Сдается мне, что недолго ты на свободе погуляешь.
– Это отчего ж такое предчувствие? – голос Кобзева сделался каким-то низким, сиплым, а правая коленка задрожала. – Чего ж так?
– Посмотри внимательно на свои фотографии, – усмехнулся Девяткин. – Вот человек, который беседует с твоей бывшей женой в ресторане и на улице. Ты случайно не знаешь, кто он? Не знаешь. Тогда я скажу: это один из самых опасных людей в Москве. По нашим данным, он имеет прямое отношение к гибели Веры. А работает этот малый на очень крутого гангстера. Богом клянусь, что этот человек и его босс будут готовы заплатить за твои снимки любую цену.
– Заплатить? – тупо переспросил Кобзев.
– Ну, в смысле готовы заплатить, чтобы этих снимков не стало. И чтобы от фотографа, который их сделал, не осталось даже мокрого места. Даже воспоминания. Пока эти парни ничего не знают о фотографиях и о твоем существовании тоже не догадываются. Но как только информация дойдет до них… Короче, я тебе не завидую. Пожалеешь, что на свет появился. Такие невеселые дела.
Кобзев сбросил со стула раскрытый чемодан и сел, потому что теперь начали трястись обе коленки.
Паша Пулемет выслушал короткую инструкцию Гурского, кивнул – мол, все понял. Скинул пиджак, переоделся в серый плащ с глубокими карманами, сел за руль «Ниссана» и, резко развернув машину, пропал за поворотом. Через четверть часа он снова появился, но теперь уже сидел в кабине грузовика «КамАЗ» рядом с водителем, молодым мужиком в матросской тельняшке. Семитонный видавший виды самосвал с желтой кабиной и серым кузовом выпустил из трубы ядовитый выхлоп и остановился в сотне метров от ворот «Прогресса». В зеркало Паша заметил, как Гурский махнул рукой, давая знак к началу работы.
– Ты все понял? – спросил Паша водителя.
– Это хозяйский грузовик, не мой, – ответил водитель. – Меня убьют, если я его покурочу.
– Я тебя раньше убью, чем хозяин, – пообещал Паша. – Гораздо раньше. Ну, все понял? Тогда повтори.
– Высадить железные ворота, – сказал водитель. – Подать машину назад. И новым ударом разломать боксы. Отъехать назад и врезать по дому. Чтобы рассыпался на кирпичи. Только я ни за что не отвечаю. Машина старая, вам лучше другую…
– Ну, с богом. – Паша переложил автомат с магазином в сто патронов с колен на пол, передернул затвор пистолета. – Давай.