Любовь с изъяном
Шрифт:
– Ты что, сынок, стоишь-то здесь?
Но Борис молчал, он смотрел на Марину Константиновну отрешенным взглядом и от страха не мог произнести ни слова.
– Ты чего молчишь? С Леркой, что ли своей поссорился?
Услышав имя мертвой жены, Борис почувствовал головокружение. Ощущая, что ему не хватает воздуха, он положил руку на грудь, а второй облокотился о ствол дерева.
– Сынок, тебе плохо? Что с тобой? Врача вызвать?
Борис отрицательно покачал головой:
– Нет. Все нормально. Сейчас отпустит.
– Пойдем на лавочку сядем, так полегче станет.
Мужчина слегка кивнул и, взяв мать под руку, отправился на стоящую возле дома скамейку. Присев на нее, и облокотившись о спинку, он почувствовал себя немного легче.
– Так что случилось? – не унималась взволнованная Марина Константиновна.
– Все нормально. Все хорошо.
– Я слышала, как она пришла. И как сорились, слышала. Гнал бы ты ее. Это где ж видано, что бы замужняя женщина по чужим мужикам ночевала.
– А с чего ты взяла, что она у мужиков была?
– А где ж еще? Не на поле, поди, пахала. А наверняка под мужиком стонала.
Борис понимал, что мать права. Ему вспомнился надменный тон Леры. Ее усмешки, издёвки и такое жестокое предательство. Как же она могла так с ним? А главное за что? Ведь он все это
– Что ты! Что ты! – встревожилась обеспокоенная мать. – Было бы из-за кого слезы лить. Плюнь ты на нее. Ишь, нашлась какая краля!
– Не говори ничего, – всхлипывая, проговорил Борис, мотая головой из стороны в сторону. – И так тошно. Ничего не хочу слышать.
– Ну, давай, я с ней поговорю. Мозги на место вставлю.
Вспомнив окровавленное тело, Борис вздрогнул и замахал руками:
– Не надо с ней говорить… Она… Она… Она уехала.
– Куда это? И опять на ночь глядя?
– Мы расстались с ней. Я ее выгнал и она уехала.
– Куда? – не могла угомониться мать, – К любовнику что ли?
– Наверное. Я не спрашивал, – зло пробурчал он и процедил, что бы мама шла домой, так как он хочет побыть один. Марина Константиновна удалилась, а Борис, оставшись один, стал думать, что ему делать дальше. «Для начала, надо взять себя в руки», решил он и стал пробовать себя успокоить: «В том, что произошло, моей вины нет. Во-первых, это случайность. А во-вторых, она сама меня вывела, а это говорит о том, что я был в состоянии аффекта. Значит, самое лучшее решение, это пойти в полицию с чистосердечным признанием. Приду, все объясню, что надо подпишу и дадут мне условных пару лет. Хотя стоп… Мне же могут не поверить… Ведь надо будет, все рассказывать, и про хахаля ее тоже. Тогда они сочтут, что я вру. На самом деле психанул от ревности и специально убил. Сколько там за убийство? Лет десять? Да за что??? Она гуляла от меня, предавала, залетела от другого. Еще и беременность… Ведь это уже другая статья… Как-то звучит, что заведомо знал о том, что она в положении… И срок другой будет…» – Борис уткнулся лицом в ладони, сильно схватив себя за волосы. «Это кошмар. Зачем я ее пихнул? Зачем мы переехали сюда? Зачем я вообще с ней связался? Почему мать не послушал, ведь она меня предупреждала, что этот брак к хорошему не приведет. Что же теперь делать? Что делать? Нет, в полицию нельзя, закроют и все. Не будет там никто разбираться. Убийство – есть убийство. Хотя я бы на них посмотрел, если бы они подобное про себя услышали. Ведь я же просил ее уйти… Просил… Ну почему она не ушла? Зачем продолжила? Так. Надо успокаиваться и брать себя в руки». – При этом Борис встал и стал ходить кругами возле лавки. Потом опять сел, взялся за голову и стал ерошить и без того растрепанные волосы: «Если идти нельзя, то надо скрыть преступление. А значит, избавиться от трупа. Тем более, сейчас ночь и все соседи должны спать. Сложностей быть недолжно. Это не город, камер нет. Значит надо вытащить тело сегодня. Вопрос, как? Положить в мешок и оттащить отсюда? Нет, тяжелое. Пока буду тащить, утро наступит и все повылазят из своих домов. Да и следы останутся от волочения. Значит, отпадает. А может здесь, в огороде закопать? Цветами засадить и пусть лежит. Тоже опасно. Менты ко мне в первую очередь придут. Так-то оно как обычная грядка смотреться будет, не подкопаешься. Хотя, обратят внимания, что свежая. И если капнут, то еще и сокрытие преступления припишут. А еще они могут с собаками придти. И если сами не найдут, то животное точно учует. Так что этот вариант тоже отпадает. Но как незаметно вывезти? А что если по частям? Расчленить и распихать по пакетам?» – Борис испугался собственных мыслей, но все-таки поднялся и пошел к дому.
Подойдя к двери, он остановился. Заходить внутрь было страшно. Он на секунду представил, что там лежит труп и ему надо к нему прикасаться, да еще и рубить. Отпрянув от дома, он набрал в рот побольше воздуха и, постояв так секунд десять, выдохнул и резко дернул ручку двери. Войдя в коридор, он медленно стал подходить к комнате: «Надо перебороть страх… Просто перебороть и все… Это не страшно… Просто нужно успокоиться…», – он шел, пытаясь успокоить себя от предстоящего кошмара. Возле комнаты мужчина остановился и, сделав очередной глубокий вдох, перешагнул комнатный порог. Лера, как и прежде, лежала на полу. Руки стали отдавать синеватым оттенком, а лужа крови, струящаяся из разбитой головы, залила почти половину пола под телом. Не выдержав этого зрелища, Борис опрометью выскочил из дома и сел на ступеньки у крыльца. Но сидеть спиной к двери, где был труп жены, оказалось еще страшнее. Он встал и быстрым шагом вернулся к лавочке, постоянно оборачиваясь назад. Затем сильно сжав кулаки, сделал новую попытку вернуться в дом. Дойдя до комнаты с трупом, он вновь остановился, постоял две минуты и уже более решительно вошел внутрь. Ничего за это время не поменялось. Лера по прежнему лежала на том же месте и в той же самой позе, в которой он ее оставил. Присев на краешек кровати, Борис уставился в пол, стараясь не смотреть на покойницу. Поняв, что ему все равно придется пересилить себя, он поднялся. Подойдя к мертвой жене, он осторожно повернул ее за плечо. Тело, словно туша, послушно, но громко перевернулось, оказавшись спиной на полу. Борис посмотрел на лицо и с ужасом отпрянул. Глаза по-прежнему были открыты и смотрели в потолок, рот тоже был слегка приоткрыт и почему-то немного перекошен. Лицо и губы были серо-синего цвета, а все черты лица и нос приняли островатую форму. На коже появились мелкие морщинки, которых у Леры никогда не было, либо он их просто не замечал. И за счет них, лицо стало казаться старым, страшным и неестественным. Закрыв рот ладонью, он вновь выбежал из дома. Схватив мобильный телефон, мужчина решил, что не сможет сделать задуманного и проще вызвать полицию и сдаться. Но серые краски мрачной камеры с решеткой, возникшие в его голове, остановили от вызова наряда. Сунув телефон в карман, Борис вновь вошел в дом и надел на себя висящий при входе дождевик, надеясь, что он защитит его от брызг крови. Затем достал из-под окна топор и мужественно вошел в комнату. Держа в руке «оружие», Борис подошел к телу и стал спокойно смотреть на него. Видимо
психика пошатнулась настолько сильно, и столько раз он сюда возвращался, что былой страх перешел в атрофированное спокойствие. Мужчина поднял топор вверх, и хотел было ударить по трупу, как вдруг замер. Опустив острое орудие, он сел рядом с мертвой Лерой и заплакал. Просидев так минут двадцать, он успокоился и вновь занес лезвие вверх. Ударив со всей силы в живот покойной, он моментально прикрылся рукой от взрыва кровавых брызг. Вновь заплакав, Борис принялся рубить ноги, поняв, что начинать нужно с конечностей. Мертвая кость никак не хотела поддаваться, чем привела мужчину в ярость. Он стал махать топором сильней и сильнее, не думая о том, слышны удары или нет. Может ли кто-нибудь войти в дом, который он так непредусмотрительно забыл закрыть или нет. Ему сейчас вообще было все равно. Все остальное казалось потусторонним и ненужным. В его голове стояла одна-единственная цель – разрубить. Яростно орудуя топором, он не замечал, как раздробил кости. Как разрубил на несколько частей ноги и руки несчастной. Он просто рубил и все. Когда Борис подобрался к голове, он снова опустил топор и снова заплакал. Ему показалось, что Лера смотрит не как раньше, куда-то вдаль, а на него. Прямо в глаза. Почувствовав сильное головокружение, у него потемнело в глазах, и обезумевший мужчина провалился куда-то в темноту…Очнулся он от жуткого холода, которое окутывало все тело. Трясясь в сильном ознобе и не открывая глаз, он стал проматывать в голове последние события. Вспомнив разрубленное им тело, Борис содрогнулся, но понимал, что это не сон, хотя так хотелось на это надеяться. Повернув медленно голову, он слабо приоткрыл глаза и тут же отпрянул и закричал. Почти совсем рядом, находилось мертвое Лерино лицо и смотрело на него, как и прежде широко открытыми глазами. Вблизи оно казалось еще ужасней. Жуткая синева стала сильнее, рот еще сильнее перекосился, а те самые мелкие появившиеся морщины стали еще глубже и отчетливее. Борис вскочил, но, не успев подняться, поскользнулся на липкой луже крови. Упав на пол, он зарыдал в голос и попытался подняться. Но это оказалось очень непросто. Руки и ноги скользили по багровой жидкости, запах крови бил в нос. Борис делал странные движения, пытаясь вырваться из этого ужаса, но у него ничего не получалось. Наконец, ему удалось подняться. Но идти он побоялся. Ему казалось, что если он сделает хоть шаг, то вновь упадет и окажется в этой липкой жидкости и будет опять барахтаться в чужой крови. Тяжело задышав, он все-таки сдвинулся с места и взял в руки окровавленный топор. Сев перед Лерой на колени, он зажмурил глаза и попытался сделать удар по шее. Мертвая голова содрогнулась и из шеи тоже заструилась кровь. Лицо словно перекосило, рот дернулся, и ему показалось, что Лера оживает. Испугавшись, он нанёс еще один удар по шее. И опять та же картина. К горлу Бориса подошел сильный ком тошноты. Его начало выворачивать изнутри. Рвотные массы выходили, смешиваясь с Лериной кровью. Он опять поднял топор. И опять, в глазах потемнело, и мужчина снова провалился в темноту. Затем он опять очнулся и все его мучения продолжились. Такие обморочные состояния происходили с ним несколько раз. Но были они достаточно короткими. Когда начало светать, Борис уже все сделал. Он сидел на полу, весь в крови и, очумевши, смотрел на свою «работу». Лерино тело напоминало странный конструктор. Особенно тяжело было смотреть на внутренности, которые так же лежали на полу. Посмотрев на лицо и видя все тот же жуткий взгляд, мужчина снова схватил топор и стал им бить по лицу. Когда от изрубленной головы не осталось почти ничего, на нее похожую, он бросил топор и молча, пошел к шкафу. Но посмотрев на окровавленные руки, Борис снял с себя забрызганный дождевик, снял испачканную обувь и пошел в коридор к умывальнику. Умыв лицо и руки, он снял с себя всю остальное и отправился в душ.
Хорошенько помывшись, Борис вернулся в комнату и ужаснулся от увиденного. Все стены, пол, постель и остальная мебель были забрызганы кровью. На полу лежало расчлененное тело, а за окошком вовсю поднималось солнышко. Времени на уборку у него почти не оставалось. «Но надо же еще и алиби себе обеспечить» – прокручивал в голове Борис. Подойдя к шкафу, он достал от туда Лерину длинную юбку, туфли и яркую футболку. Переодевшись в жену, он надел на голову шляпу с широкими полями, натянул на нос большие солнечные очки и вышел из дома. Идти мужчине, в его диком состоянии, да еще и в женских туфлях, которые оказались порядком малы, давалось очень нелегко. Спотыкаясь и прихрамывая, его шатало из стороны в сторону. «Ну и хорошо», – думал он. «Пусть думают, что пьяная». Выйдя из калитки, он пошатался в сторону небольшого леса, который вел напрямик к автобусной остановке.
– Доброе утро, Лерочка, – услышал он радужный голос соседки. – Ты куда это в такую рань собралась?
Борис ничего не ответил, а лишь кивнул головой, в знак приветствия и слегка помахал рукой.
– Пьяная уж с утра, – расслышал он голос женщины. – Подумать только, еще солнце не до конца встало, а она уже наклюкалась.
Борис ликовал! Теперь эта соседка скажет, что видела, как пьяная Лера уходил с утра из дома. А значит, один из моментов алиби, он себе обеспечил. Дойдя до леса, он огляделся и вытащил из прихваченного с собой пакета свои штаны, футболку и шлепки. Облачившись в свою одежду, аккуратно сложил одежду жены и закопал под елкой. Сделав на дереве небольшую пометку, Борис пошел в обход лесных посадок. Он шел достаточно долго, так как пришлось обойти кругом весь поселок. Выйдя с другой стороны, Борис зашагал к своему дому. Обнаружив в кармане брюк смятую сторублевую купюру, мужчина обрадовался и зашел в магазин. Купив батон хлеба и пакет молока, самодовольный, он пошел к своему дому. Тетя Лида, которая с утра видела «Леру» стояла напротив его дома и через забор разговаривала с Ниной Павловной.
– Ой! Борьк! – услышал он снова знакомый голос. – А я то и не видела, как ты выходил.
– Здра-а-а-асьте приехали, – артистично развел руками Борис. – Я вышел десять минут назад. За хлебом, – он демонстративно показал купленный батон. – Я ж поздоровался. Думал, вы меня видели.
– Ты, наверное, проходил, когда Нинку звала. Вот и не увидела, – попыталась оправдаться соседка.
– Да, ладно. Чё уж, – махнул рукой Борис, и уже было направился в свой двор, как неугомонная Лидия Степановна, перегородила ему дорогу и начала расспрос:
– Борьк, я вот что хотела спросить… У вас с Леркой как дела?
– А что?
– Слушай, может ее к врачу или бабке, какой показать. Жалко девку, совсем пропадает.
– Вы о чем, теть Лид? – насторожился Борис.
– О пьянках ее, о чем же еще. Только сегодня видела, как она шаталась здесь. Утро только наступило, а она уже в драбадан шла.
– Да не обращайте внимания.
– Как же не обращать-то? Мне тебя жалко. Вон посмотри, совсем лица нет. Глаза все красные. Видно, что всю ночь не спал. Отправь ты ее лечиться-то. Глядишь, поможет.