Любовь с точки зрения мужчины

И если в ситуации, когда мужчина существенно старше партнёрши, могут возникать сомнения в любви женщины, то в любви дамы к партнёру существенно моложе её сомневаться не приходится.

Много… много…

Что делать с полигинией?

Многоженство и любовь – вещи, которые общество, построенное на христианских канонах, никак не сведёт воедино.

Несколько женщин любят одного мужчину. Более того, они знакомы друг с другом и даже приходятся жёнами одному и тому же мужчине.

По мнению основных защитников прав женщин – феминисток, – такие женщины несчастны или счастливы не в полной мере. Якобы женщинам приходится делить свою любовь с кем-то ещё.

Когда компания подружек влюбляется в одного и того же мужчину, их состояния не отличаются друг от друга. Ни у кого не возникает вопрос, что чувство девушек делает их несчастными, потому что им приходится это чувство делить с кем-то другим.

Когда же одна из подруг окажется победительницей и станет собственницей мужчины, чувства у товарок одномоментно не пройдут, просто у них будет отсутствовать возможность реализовать свои чувства.

А в любви реализация – ключевой момент. И когда возможность реализации любви сводится на нет, возникает чувство потери, фрустрации, моральный дискомфорт.

В странах, где многоженство разрешено, замужество подруги не влечёт за собой невозможности реализации чувства кому-то из её подруг, и как следствие, не возникает негативного психологического поля.

Традиции и этика мусульманских стран существенно снизили для женщин моральный дискомфорт от роли не единственной жены, хотя и не искоренили совсем.

Традиции и этика государств с упором на моногамные браки культивируют в женском сознании осуждение любви женщины к женатому мужчине.

Поведение и любовь жены всегда находят поддержку и понимание общества, а любовь и поведение любовницы всегда осуждаются. В толерантном и терпимом обществе любовница априори агрессор – и потому всегда находится под презумпцией виновности.

Такое шаблонное поведение – следствие этики общества, и это поведение деструктивно, оно изничтожает личность любящей женщины, волею случая ставшей любовницей. Да и жене, любящей мужчину не меньше любовницы, несладко. Более того, она в одночасье может стать одинокой, если муж, следуя этике общества, разведётся и женится на любовнице.

Хорошо многоженство или плохо – тема отдельного разговора. Просто многоженство и любовь женщин – вещи, не противоречащие друг другу и не исключающие друг друга.

Что делать с полиандрией?

Многомужество – более редкий для исследований предмет. Как-то не прижилась полиандрия в цивилизованных странах. В отличие от многоженства, многомужество человеческим индивидуумам малоинтересно, и примеров строительства таких семей практически нет.

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона описывает традиции полиандрии в Тибете, где женился старший сын, а его младшие братья в брак не вступали и были добавочными мужьями общей невестки; все рождённые дети признавались детьми старшего брата. По смерти старшего брата второй по старшинству за ним наследовал его имущество и его вдову.

Интересно: что происходит в Китае сейчас, где на одну женщину приходится девять мужчин, – и это на девять половозрелых, здоровых мужчин? А полиандрия там запрещена законом и сурово осуждается.

Однако, как показывает практика, возможность для женщины создать семью с несколькими мужчинами не влечёт за собой потребности в такой семье, в отличие от мужчин с их многоженством.

И это хорошо согласуется с правилом любви – из множества свободных мужчин женщине будет интересен лишь лучший генофонд.

Более того, я склонен считать практику полиандрии системой защиты не женщины, а мужчины.

В племенах, где по воле случая начинали преобладать мужчины, выбор женщиной партнёра с лучшим генным материалом мог одновременно стать ему смертным приговором. Конкуренты с более низким интеллектом, но более развитой физической силой быстро избавились бы от счастливого избранника.

В итоге женщина с высокой степенью вероятности получила бы физически здоровый, но регрессивный генный материал.

Извели же кроманьонцы неандертальцев, хотя последние имели мозг большего размера, а следственно, и интеллект, и, наверное, на свою беду, и большую толерантность к иным особям.

Полиандрия, как некий механизм сдерживания нездоровой конкуренции, замечательно срабатывает. Агрессивной либо неадекватной особи противостоит не один самец, а группа самцов, что позволяет эффективно нейтрализовать любое девиантное поведение.

Псевдополиандрия существует в российской глубинке, в пунктах, населённых маргинальными и уголовными элементами, где количество женщин существенно меньше мужчин. Правда, к защите избранника добавляется и механизм уступки насилию для защиты себя и детей.

Различная уступчивость различных особей имеет очень важное биологическое значение – она позволяет снизить накал внутригрупповой борьбы, а тем самым – избежать излишней гибели особей [5] .

В семье, образованной на принципах полиандрии, женщина любит одного мужчину, остальные же используются для защиты избранника. Поэтому в современном мире, где этика общества не позволяет физически уничтожать соперников, механизм полиандрии оказывается невостребованным.

5

Протопопов А. Трактат о любви, как её понимает жуткий зануда». КСП+, 2002.

Секс, наркотики, рок-н-ролл

Современному обществу удалось развести понятия «секс» и «любовь». Это раньше половые отношения до брака считались чем-то предосудительным. Сейчас сексуальные потребности существуют сами по себе и не имеют жёсткой связки с системой брака.

Более того, секс перестаёт иметь отношения и с понятием «любовь» как таковым. Большинство масс-медиа пропагандирует секс как некий элемент поддержания здоровья – что-то вроде физической зарядки или полезного завтрака.

Если раньше у большинства граждан секс вне любви и брака воспринимался как нарушение этических норм и вызывал моральный дискомфорт, то сейчас эта норма не имеет категорически отрицательного императива.

Из нормы о неприемлемости секса вне любви и брака вначале была исключена любовь. По этому пути шли все страны, столкнувшиеся с сексуальными революциями. Эти массовые движения снизу корректировали этические нормы передовых обществ, а затем эти нормы, уже устоявшиеся, пересекали границы государств.