Любовь шевалье

Каноник выскочил из комнаты и тут же влетел обратно с другой заряженной аркебузой в руках. Моревер решительно взял оружие, прицелился и выстрелил.

— Наповал! — радостно воскликнул каноник, увидев, что Колиньи упал на землю.

— Надеюсь! — усмехнулся Моревер.

— Бегите же!

В дверь домика уже колотили, однако Моревер спокойно направился к черному ходу, очутился на улице, отвязал скакуна и рысью пустил его по тропинке.

Каноник же в это время молниеносно юркнул в подвал, закрыл за собой люк и понесся по узкому подземному коридору, потом поднялся по каменным ступеням и попал в ризницу храма Сен-Жермен-Л'Озеруа.

А около обители разыгрывалась волнующая сцена. Дворяне-гугеноты ринулись к окну, из которого раздались выстрелы; однако выломать крепкие прутья решетки мужчины не смогли. Тогда один из них принялся вышибать дверь, а остальные с обнаженными шпагами в руках сгрудились возле Колиньи, боясь нового покушения.

— Сообщите Его Величеству, — хладнокровно распорядился адмирал.

Один из его приближенных, барон де Пон, помчался в Лувр. Чернь мрачно смотрела ему вслед.

Гугеноты помогли Колиньи подняться, но он еле держался на ногах, и было ясно, что через несколько минут он опять рухнет на землю.

— Ему нужно сесть! Принесите стул! — обратился к горожанам Клермон де Пиль.

Однако зеваки лишь нагло ухмылялись, не собираясь трогаться с места. Побледневшие гугеноты со страхом посмотрели друг на друга. Двое дворян, сцепив руки в замок, усадили на них Колиньи, остальные, не пряча шпаг, в молчании встали вокруг. К ним подбежал человек, пытавшийся высадить дверь домика, и скорбная группа двинулась в путь.

Колиньи был в сознании и хладнокровно повторял:

— Спокойствие, только спокойствие!

Но соратники уже не слушали его. Клермон де Пиль рыдал от скорби и бессильного гнева. Остальные кричали на всю улицу:

— Адмирала ранили! К нашему предводителю подослали убийц! Отомстим за Колиньи!

Сбежавшиеся гугеноты присоединились к искалеченному адмиралу и его людям. Они шли по Парижу, размахивая обнаженными шпагами, и горестно вопили:

— Отомстим за Колиньи!

На улице Бетизи толпилось уже человек двести; гугеноты потрясали клинками, выкрикивали проклятия и угрозы. Парижане злобно смотрели на это сборище.

Слух о ранении Колиньи мгновенно разнесся по столице; через час весь Париж трясло, как в лихорадке; вооруженные горожане собирались на перекрестках; проповедники прямо на улицах объясняли народу, что проклятого еретика покарал Господь.

Во дворе особняка Колиньи и на соседних улицах стояло множество гугенотов: они страшились второго нападения и готовы были принять бой, но не пропустить врага в адмиральский дворец. К особняку подходили все новые и новые отряды…

Но постепенно город успокоился. Распространился слух, что на адмирала напал какой-то бандит, а каноник Вильмюр в этом деле вовсе не замешан. Волнение улеглось полностью, когда выяснилось, что раны адмирала не опасны. И все же немало гугенотов так и не покинуло улицу Бетизи; они начали искать себе жилье неподалеку от адмиральского особняка, чтобы в случае необходимости сразу прийти на помощь своему вождю.

Часа в два люди, собравшиеся у дома Колиньи, внезапно зашумели. Они заметили в конце улицы экипаж, за которым следовали вооруженные гвардейцы.

— Король! Король!

Все обнажили головы, но горе и обида оказались сильнее уважения к монарху, и кто-то закричал:

— Отомстим за Колиньи!

Королевский экипаж остановился, и из него вышли король, Екатерина Медичи и герцог Анжуйский. Бледный и хмурый Карл IX сказал склонившимся перед ним дворянам-гугенотам:

— Господа, я также, как и вы, горю желанием покарать того, кто посмел поднять руку на адмирала. Это — мой долг, поскольку господин Колиньи был моим гостем; прошу вас, успокойтесь, негодяй будет пойман и примерно наказан.

— Да здравствует король! Да здравствует король! — грянула толпа.

О покушении на Колиньи Карл узнал в зале для игры в мяч. Он как раз пытался победить команду, во главе которой стоял Телиньи, зять адмирала. И тут в зал вбежал потрясенный барон де Пон. Лицо его было мокрым от слез.

— Сир, только что застрелили адмирала.

Карл IX, который замахнулся, чтобы бросить мяч, в изумлении замер. Телиньи, Генрих Наваррский, Конде и все остальные гугеноты выскочили из зала и помчались на улицу Бетизи.

— О Господи! — наконец проговорил король. — Что вы сказали? Я не ослышался?

— Увы, нет, сир. Такова ужасная правда!

И барон де Пон поведал о несчастье, случившемся возле монашеской обители Сен-Жермен-Л'Озеруа. Карл в гневе отбросил мяч.

— Ну это уж слишком! — вскричал король. — В городе царит настоящий разбой! Господа парижане совсем обнаглели! Но я все-таки король и поступлю, как сочту нужным! Не хватало еще, чтобы средь бела дня на улицах убивали командующих королевскими войсками!

Король поспешил в свои апартаменты и немедленно вызвал к себе господина де Бирага и прево города Парижа. Первым явился прево: в этот момент он как раз находился в Лувре.

— Сударь, — заявил ему Карл, — я приказываю вам схватить убийцу адмирала. Даю вам на это три дня!

— Но Ваше Величество… — пролепетал прево.

— Ступайте, сударь! — заорал король. — Три дня, поняли? Иначе я подумаю, что вы покрываете преступника, и вас будут судить как сообщника!

Испуганный прево ушел. Через час прибыл канцлер де Бираг. Ожидая его, король взволнованно метался по своему кабинету.

— Сударь, — поинтересовался Карл у появившегося канцлера, — какая кара предусмотрена для простолюдинов, носящих оружие?

— Сперва — штраф, размер которого зависит от состояния обвиняемого, а затем — тюремное заключение.

— Так вот, сударь, сегодня я издам новый указ! Пишите!

Канцлер почтительно склонился в ожидании, и король продиктовал ему следующее:

— Горожанин простого звания, замеченный в ношении оружия, будь то аркебуза, шпага, кинжал, пистолет, арбалет, протазан или пика, будет арестован и без суда заключен в темницу на десять лет. Тот, кто попытается тайно укрыть оружие под одеждой, будет передан в руки палача и повешен через двенадцать часов, дабы за это время он успел покаяться в своих грехах и примириться с Господом.

— Ваше Величество, — промолвил де Бираг, — указ будет оглашен сегодня же, но разрешите мне сделать одно замечание?

— Слушаю вас, сударь.

— Указ распространяется на всех горожан?

— Разумеется, на всех — кроме дворян, конечно.

— Прекрасно, сир, но осмелюсь сообщить Вашему Величеству, что уже давно ни один парижанин не покидает дома, не прихватив с собой оружия…

— …Что еще раз подтверждает: им плевать на королевские указы! На что вы намекаете? На то, что нельзя упрятать в тюрьму всех вооруженных горожан? Ничего! Если понадобится, засадим под замок весь Париж! Впрочем, не беспокойтесь, господин канцлер, достаточно наказать несколько человек. Как увидят десяток трупов на виселицах, сразу образумятся. Я больше не задерживаю вас, сударь!