Любовь слепа

— Это, кажется, клерк вашего отца? — спросил он. — Странная птица.

— Его вид всегда пугает меня, — робко проговорила Ванесса. — Он похож на безумного, но папа говорит, что он совершенно нормален и заслуживает полного доверия.

Губерт знал, что означает взгляд этого человека — дикое восхищение, и он с презрительной интонацией сказал ей об этом.

Ванесса встрепенулась — вся гордость Монтаньяни и классовые предрассудки восстали в ней: «слуга восхищается мною!». Затем она пришла в себя и вспомнила о христианском смирении, милосердии и об остальных хороших вещах, которым ее учили.

Губерт тихонько рассмеялся. Она была восхитительно хороша, и в ней было гораздо больше характера, чем он мог предполагать. Внезапно он почувствовал интерес к возможностям, которые хранила эта натура. Впервые близость Ванессы начинала волновать его. От нее распространялся слабый аромат красных роз, хотя ее букет был из белых роз. В нем воскресли воспоминания…

— У вас замечательные духи, — сказал он.

— Отец привез мне их из Болгарии; это натуральный запах роз, эссенция в таких причудливых металлических коробочках, наглухо запечатанных. Одной из них хватает на годы.

Губерт подумал, что аромат очень подходит к ней, как и чистота розы. Но тут же рассердился на самого себя; он понял, что начинает чувствовать интерес к этой молодой женщине, которую имеет все основания презирать, которая заставила его упрекать себя. Вся эта история была ему навязана, и он не даст никаким чувствам овладеть им. Однако прежде чем они остановились у подъезда своего дома на улице Сент-Джемс, он заметил, что борется с желанием схватить ее в свои объятия.

Ванесса не могла заснуть, очутившись в своей роскошной прохладной кровати. Что-то новое вошло в ее жизнь, что именно, она не знала. Губерт в холле сказал ей ледяное «покойной ночи», и она должна была бы чувствовать себя подавленной, но вовсе не чувствовала… Она протянула в темноту руку и сказала громко: «Я люблю тебя». Затем, застыдившись, спрятала лицо в подушки. Потому что брак ведь это только форма, и знатные люди должны сдерживать свои чувства.

Губерт же отправился в Тарф-клуб, так как не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

В течение следующих дней они встречались только за едой, затем Губерта снова вызвали в Уэльс на совещание по поводу его рудников, и он отсутствовал целую неделю.

За это время Ральф Донгерфилд познакомился ближе с его молодой женой. Ванесса тотчас же привязалась к нему. Его спокойствие и терпимость, его милые карие глаза привлекали ее. Он был единственным человеком во всем этом новом для нее мире, который казался близким, который понимал ее и с которым она не чувствовала себя настороже. Однажды после полудня они сидели в парке, вдали от толпы гуляющих, и она, сама того не сознавая, нарисовала Ральфу полную картину своей девической жизни, протекавшей за каменной стеной, вдали от всякой действительности.

— Когда вы в первый раз увидели Губерта? — спросил ее Ральф. — Он принадлежит к тем мужчинам, на которых девушки сразу обращают внимание.

Ванесса очаровательно покраснела.

— В опере на «Мадам Батерфляй», и на следующий день папа сказал мне, что он просит моей руки.

Ральф отшатнулся. Значит, его подозрения верны… Она не принимала участия в сделке. И, очевидно, испытывает к Губерту романтическое чувство, краснея так по-старомодному.

— Вероятно, это тяжело для молодой девушки повиноваться во всем своим родителям, — продолжал он, — но я не думаю, чтоб было так уж трудно быть женой Губерта, — и он сочувственно улыбнулся ей.

Ванесса не была глупа. Она быстро взглянула на него — две недели жизни в свете сильно расширили круг ее понимания. Она наконец стала подозревать, что ее брак не похож на другие. Она ловко перевела разговор на другую тему, а Ральф был слишком деликатен, чтобы настаивать. Они заговорили о музыке, о книгах и о любимой ею Флоренции. И Ральфу показалось, что он перенесся на пять столетий назад и что Ванесса была знатной флорентийской дамой, которую он обожал. Очевидно, она никогда еще не жила в настоящем… Он увидел вульгарность и пошлость людей, которые окружали его — эта дочь ростовщика была аристократичнее и благороднее всех, кого он встречал в своей жизни. В конце концов они заговорили о Монтаньяни — это были флорентинцы, переехавшие впоследствии в Рим.

— Они не признавали больше моей матери, потому что она вышла за папу. Не глупо ли с их стороны? Ведь папа такой замечательный человек, — простодушно сказала Ванесса.

Так вот откуда происходила в ней эта патрицианская гордость. Молодая девушка была чудо, а Губерт — самый слепой дурак в мире. Но Ральф слишком хорошо знал своего кузена, чтобы вообразить, что он сможет прямо говорить с ним о его жене, — все должно быть предоставлено воле Божьей, он же постарается сделать, что возможно.

Ральф не знал точно, как далеко зашла связь Губерта с Алисой Линкольнвуд, Губерт никогда не говорил о женщинах… У него было тяжелое чувство, что их отношения могли быть серьезны. В таком случае, считает ли Губерт, что навязанный ему ненавистный брак должен служить препятствием для продолжения романа? Такое положение не сулило в будущем ничего хорошего.

«Если Ванесса его любит, а он из-за Алисы заставляет ее страдать, она этого долго не вынесет, — сказал он себе решительно. — Она горда, как Люцифер, и страстна, как итальянка».

ГЛАВА IX

Любовь не нуждается во многих днях, чтобы развиться, у таких натур, как Ванесса. Прежде чем наступила середина июля, ее любовь к Губерту выросла до размеров всепоглощающей страсти, и если бы не суровая выдержка, привитая ей в юности, даже огромная прирожденная гордость не помогла бы ей сохранить самообладание. Он, со своей стороны, тоже крепко держал себя в руках с той ночи приема при дворе и намеренно никогда не разрешал себе смотреть на Ванессу и задумываться над эмоциями, которые она в нем вызывала. Он сознательно не давал развиться своему чувству к ней. Затем случилось вот что.

У Губерта был дядя епископ, женатый на сестре его матери. Леди Аделиза Карстерс не понимала того, что современные браки требуют двух спален, и не поощряла этой моды. Для Губерта и его жены, которых ожидали во дворце епископа, расположенного рядом с собором в Прансминстере, была приготовлена громадная комната для гостей, времен Елизаветы. После чая, который пили на лужайке сейчас же по приезде, тетя Аделиза со своим обычным замораживающим достоинством повела Ванессу наверх, в ее комнату, переодеться к обеду.

— Уборная Губерта находится здесь, дорогая, — сказала она, указывая на маленькую дверь в дубовой панели, и, покидая комнату, добавила: — Ванная комната расположена в другой нише на противоположной стороне.

Ванесса обомлела. Ей бросилось в глаза лицо Мадлен, которое она могла видеть в зеркале туалета, где расставляла какие-то вещи. Его выражение, которое трудно было бы описать, возбудило в ее госпоже какие-то подозрения и заставило ее резко открыть маленькую дубовую дверь.

В небольшой, в шесть футов, квадратной комнате стоял великолепный комод работы Чипанделя, туалетный стол, умывальник и один жесткий стул той же эпохи. И это было все!