Любовь, смех и хоботы

Я проглотил комок в горле. Мне она не написала из своих экспедиций ни одного письма. Я вернулся к Софе, открыл вино, разлил по стаканам. Она улыбалась всё так же ласково.

– Предлагаю тост. Чтоб нам и дальше так везло!
– сказала она.

Мы выпили.

– Спасибо тебе, Лев. Без тебя я бы тут совсем пропала. Не знаю даже, как тебя отблагодарить.

– Всё просто, - сказал я как можно спокойнее.
– Мне нужны кости твоих летающих ящеров.

– Зачем? Я думала, ты в это всё не веришь.

– Я подумал, что эти кости должны быть удивительно лёгкие и прочные. Я хочу сделать материал, похожий на них. Мне нужно совсем немного. Какой-нибудь обломок подойдёт.

Я уже сам слушал себя с некоторым удивлением. Надо же, как я складно могу врать, если захочу.

– Вот как. А я думала, ты приехал мне помочь, - сказала Софа.

– Нет. Точнее - не совсем. Я совмещаю приятное с полезным. Подумал, раз уж я здесь, почему бы не выручить старушку Софу. На твоего Рудольфа ведь никакой надежды нет, верно?

– Конечно, кости я тебе дам. Но мне тогда оставь кусок пирита, пожалуйста.

– Да, конечно. Мне не жалко. А зачем он тебе?

– Как зачем? На память.

Мы допили вино. И я внезапно стал собираться. Если говорить честно, то это было бегство, даже почти предательство. Передачу пирита теперь Софе предстояло проделать без меня. Но мне уже и без этого было тошно.

* * *

Самое смешное, что у меня и впрямь получилось воссоздать структуру костей.

Это оказалось несложно. Сначала я засыпал влажным мелом все поры в кости и обжёг заготовку в печи. Кости рассыпались пеплом, а мел остался - в точности по форме пустот. Потом эту меловую заготовку я облил каучуком с мелкой серебряной стружкой и дал ему застыть. И наконец, обработал парами кислоты - тут уже мел растворился. Получилось пористое каучуковое тело - лёгкое и прочное.

Я так всем этим увлёкся, что даже не грустил из-за Софы. По ночам она, конечно, снилась мне - с волосами, золотыми, как пирит, с губами, алыми, как корунд. Но днём я о ней почти никогда не думал.

Три месяца спустя материал был готов.

Когда есть такой чудесный лёгкий материал, то просто невозможно не сделать летающую машину. Этим я и занялся. Не один, конечно. За инженерную часть отвечал Борис с физической магии. Мне надо было только сделать длинные доски и загнуть их особым образом.

Борис вообще оказался человеком предприимчивым. Он был знаком с великим князем Михаилом и сумел заинтересовать его нашей машиной. Князь принял у себя нас двоих, и мы два часа говорили о прогрессе и новых магических изобретениях.

Его дочь княжна Евгения пожелала изучать физическую магию под руководством Бориса и алхимию под моим руководством.

Наконец, летающая машина была готова. Испытания назначили за городом. Вроде бы всё держали в секрете, но народу всё равно оказалось много. Неожиданно в толпе я увидел и Софу. Она стояла с Александрой и незнакомым мне молодым человеком.

Наша машина взлетела плавно и красиво, хоть и медленно. А вот падать стала, наоборот, - быстро, бестолково. Хорошо хоть подняться успела невысоко и упала на кроны деревьев, водитель отделался переломом ноги.

Я не увидел ни дыма, ни огня, ничего вообще, что указывало бы на какую-то неисправность. Только стая мотыльков выпорхнула из кабины.

Борис едва ли не рыдал. У меня на душе тоже было горько.

В этот момент Софа, уже не скрываясь, подошла ко мне.

Она ведь мотыльковой магией давно не занимается, подумал я. Вся теперь с ящерами и гекконами. Тяжело ей пришлось, губы вон до сих пор синие. Чёрт, что за мысли в голову лезут в такой момент.

– Снова мотыльки, - сказал я вслух.
– Ты повторяешься.

Прошел почти год с того вечера в её палатке. Мы расстались тогда хоть и не возлюбленными, но друзьями. Так почему же встретились сейчас - врагами?

– Не было цели тебя впечатлить, Белов, - пожала плечами Софа.

– А зачем тогда? Это было некрасиво. Даже зло. Я не думал, что ты такая злая.

– Просто я подумала…

– Что ты подумала?

– Что тебе эта должность не нужна. Вот что.

– Неужто ты мне позавидовала?
– удивлённо спросил я.

Софа никогда не отличалась ни честолюбием, ни завистливостью.

А может, приревновала?

Когда мы с княжной перешли к практике по зельям, её привозили ко мне в университетскую лабораторию. Карета с гербами стояла прямо там, у подъезда. Бывало, что в перерывах мы выходили в сад, тут уж тем более каждый мог нас видеть.

Выходит, Софа могла приревновать?

Эта мысль меня немного утешила тогда. Но не полностью, конечно.

Я был очень зол на Софу, по-настоящему зол. И было обидно, что вот я так долго грустил из-за барышни, а барышня эта оказалась настоящей змеей, хоть сейчас на эмблему лекарского факультета. Ничему жизнь меня не учит, думал я по дороге домой. И волосы у неё не как пирит, совсем не похожи. Скорее на медь похоже, на медную проволоку. Эта проволока такая же колючая бывает.

К великому князю нас, ясное дело, больше не звали, Борис к своей задумке тоже охладел. Я поехал на Север смотреть новые месторождения апатитов.

В общем, о заговоре князя Михаила я там и узнал.

Вы, может, уже не помните об этом, но дело тогда было громкое. Шутка ли - сам брат государя решил против него выступить. Даром что двоюродный.

Михаила, правда, только лишили титула и в дальнюю губернию сослали, а вот всех его приближённых гребли широким неводом. Разбираться, кто знал о заговоре, конечно, было недосуг. Многих послали на каторгу, а кое-кого - и на виселицу.

Прелестную Евгению, к счастью, обвинять не стали, она уехала с матерью за границу. Даже написала мне оттуда письмо, очень трогательное. А через полгода вышла замуж за какого-то английского баронета.

Ну что вам сказать? Я начинал писать благодарственное письмо Софе четыре раза. И четыре раза всё выбрасывал. То мне казалось слишком слащаво, то слишком пафосно, то сухо.

Потом решил, что время уже упущено. Решил послать ей письмо к Рождеству и там написать и о заговоре, как бы невзначай. Мол, надо же, как неожиданно и удачно вышло, спасибо тебе, дорогая Софа.

Но она написала мне раньше. Я долго смотрел на нарядный конверт, не решаясь распечатать. А оказалось, там и не письмо вовсе - серебряный квадратик, пахнущий дурацкой сиренью.

Приглашение на свадьбу Софы. Её мужа звали не Рудольф, и я его вообще не знал.

* * *

Я приехал на свадьбу почти вовремя.

Происходило то, что я ненавижу больше всего, - разговоры и бессмысленное хождение. Людей было много, большую часть я не знал.

Хорошо, что Софу я увидел почти сразу. Она была в кружевном платье цвета свежеосаждённого хлорида серебра. Возле ключиц воротник платья почти сливался с ее кожей, и казалось, что плечи Софы поднимаются из пены. Волосы убраны в высокую причёску, украшены чайными розами.