Любовь со вкусом корицы

— Иди для начала переоденься и причешись, а-то на пугало похожа. У нас гости.

— Нормально я выгляжу. Тем более, кроме тёть Зои и папиных друзей к нам никто не ходит. А они меня всякой видели. Дай пройти.

Мама хмурится, не сдавая позиций. Теперь её руки сложены на груди, а губы сжаты в тонкую линию.

— Василиса. Ты хоть раз можешь не перечить матери, а сделать, как я прошу?

— Я всё делаю как угодно именно тебе. — Хмурюсь в ответ.

— Однако выбрала профессию кухарки. — Раздраженно выплевывает. — А могла бы стать…

— Так, всё. Хватит! Это мой дом! И здесь я могу ходить, как хочу и в чем хочу.

— На свой дом, дорогая моя, ты еще не заработала. Поэтому будь добра — следуй правилам.

Меня до глубины души поражает подобное заявление и этот надменный тон. Но продолжать выяснять отношения нет сил — как моральных, так и физических.

Проглотив тяжелый ком, молча отправляюсь в спальню.

Закрывшись изнутри, стягиваю свитер, джинсы вместе с колготками и, бросив небрежно на стул, забираюсь под одеяло.

Есть больше не хочется, да и вообще ничего не хочется. Я так устала. Боже, как же я устала. Что ни день, то скандал. Вот правда, я даже не помню, когда мы с мамой разговаривали по душам. Хуже всего, что мы в принципе с ней не разговариваем. Либо так, либо вообще никак. Она всегда всё делает по-своему. На моё мнение ей глубоко плевать. Да ей в принципе на всех плевать, кроме себя! Вон даже папа со своим адвокатским прошлым рядом с мамой превращается в послушного кота и выполняет каждую прихоть.

Надоело!

В голове уже неделю крутится мысль снять квартиру и съехать. Вопрос — смогу ли? Первый такой порыв случился в двадцать пять лет. Мама, помню, скандал закатила, что, наверное, все соседи слышали. В ход пошли: и больное сердце, и слезы, приправленные шантажом, и громкие слова, что у неё больше нет дочери. Я тогда настояла на своём и даже нашла квартиру. Но маму неожиданно увезли в больницу с сердечным приступом. Помимо лечения, врачи рекомендовали отгородить её от любых стрессов и обеспечить душевный покой. А мои попытки сепарироваться так и остались в списке несбывшихся надежд.

Сейчас же, я четко ощущаю, как вешу на волоске от нервного срыва. Мне тоже нужен покой и место, куда захочется прийти с желанием отдохнуть, а не сбежать.

Ручка двери дергается, выбрасывая из мысленного потока.

— Василиса, ты там уснула, что ли? — Канючит мать — Открой дверь!

Вздохнув, я поднимаюсь с постели. Накинув висевший на спинке кровати халат, подхожу к двери и щелкаю замком.

— Ты издеваешься?! — Шипит влетая в комнату. — Я сказала переодеться, а не раздеться! Решила меня перед Зоей опозорить?

— Да кто тебя позорит? — цокаю — Я пришла с работы, устала и хочу полежать!

— Ты меня расстраиваешь, Василиса. Не так я воспитывала свою дочь. Где твои манеры?

Там же, где и твой здравый смысл. Мама!

— Не пойму. От меня ты что хочешь?

— Для начала сбавь обороты! Ты с матерью разговариваешь, а не с подружкой.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— И прекрати язвить! Через пять минут, чтобы была на кухне. — Вторит тоном, не терпящим возражений — И давай только без своих чудачеств.

Мама уходит с полной уверенностью, что я её не разочарую, и в сотый раз оказывается права. Да, мне хочется злится, кричать, отстаивать свои интересы. Но я всё равно делаю так, как хочется ей — надеваю домашний сарафан бежевого цвета и собираю волосы в высокий хвост. Фу. От самой себя противно. Мне тридцать лет, но в этом доме никому до этого нет дела. А я — бесхребетная дура, раз до сих пор пляшу под родительскую дудку.

Глава 3

— Василисочка, а как твоё кафе? Цветет и благоухает? — Спрашивает Зоя Васильевна, разбавляя своим голосом звенящую тишину. Мы уже как десять минут сидим за столом, а накал напряжения в воздухе практически достиг апогея.

Мать нервно постукивает пальцами по фарфоровой кружке. Я ковыряюсь в тарелке с едой, чтобы хоть как-то отвлечься от этого безумия, а тёть Зоя делает вид, словно ничего не происходит.

— Прекрасно — отвечаю, поддевая вилкой кусочек порезанного ароматного стейка, и от удовольствия закрываю глаза, наслаждаясь игрой вкусов. Мама сегодня превзошла саму себя. Мясо получилось нежным и сочным, овощи на гриле в меру жареными, с легким хрустом на зубах, и даже мой любимый салат с ананасами и сыром по-особенному изысканный. Я бы даже выразила ей своё почтение, не будь между нами сквозившего недопонимания.

— Я смотрела фотографии твоих тортов — это настоящее произведение искусств.

— Спасибо. Мне безмерно приятно. — С искренностью заявляю, глядя в серые глаза напротив. Я редко слышу в свой адрес похвалу. А получить одобрение от подруги матери — это особый вид кайфа.

Никто даже понятия не имеет, какие дебаты родительница устраивает и насколько сопротивляется моему увлечению.

На людях она та еще притворщица.

— Да Васенька — наша гордость. — Разливается соловьем мама. А я с трудом держусь от рвущегося наружу смешка.

Гордость. Как же.

— А как она готовит! Ммм. Рестораны «Мишлен» ничто, по сравнению с блюдами дочери.

— Это прекрасно — кивает Зоя Васильевна, поправляя выбившуюся из прически прядь пепельных волос. — Будущий муж оценит.

— И не только муж — поддакивает мать — Свекровь от такой невестки будет в полном восторге. Правда Зоечка?

— Несомненно, Лидочка. Василис, может, поведаешь нам, девочкам, как твоя личная жизнь развивается? Есть кто на примете?

Если честно, я впервые замечаю за Зоей Васильевной столь глубокий интерес к своей персоне. Она прекрасный собеседник, и, возможно, никакого подвоха вовсе нет. Но мне неуютно под этим пристальным взглядом, словно я не у себя дома, а в камере допросов.

Проглатываю неопределённости и сомнения и с гордостью делюсь своими мыслями:

— На данный момент всё моё время занимает кафе. Я планирую расширится и разработать диетическое меню для тех, кто не употребляет в пищу сахар. Если всё получится, со временем открою еще один филиал в центре города и запущу рекламу, чтобы как можно больше людей узнало об этом месте.

— Твоему упорству, Васенька, можно только позавидовать. Но как же мужчина? Разве ты не мечтаешь выйти замуж, родить детей?