Любовь сроком на один год

– Мария Владимировна, доброе утро. Завтракать будете?

– Да, спасибо. А где все?

Домработница опустила глаза и, ничего мне не ответив, начала накрывать на стол, это меня сильно насторожило. Она поставила передо мной тарелку с омлетом и овощами, чашку кофе и тост с арахисовым маслом.

– Вы мне не ответили на вопрос, где все?

– Простите, но я не могу ответить. Дождитесь мисс Джулию, она всё вам объяснит. Приятного аппетита.

Поклонившись, она ушла, а у меня пропал весь аппетит и ком в горле встал, но желудок упорно урчал и требовал есть, поэтому не понимая, что ем, я запихнула в себя еду. Допив кофе, я встала из-за стола и поставила посуду в раковину, повернулась чтобы подняться к себе, но увидела Джулию, она смотрела на меня печальными глазами, в которых стояли слёзы.

– Что? – спросила я, похолодев от ужаса. – Что случилось? Почему ты плачешь?!

– Клим… – прошептала она, и у меня всё перед глазами потемнело, я схватилась за столешницу, чтобы не упасть, меня сильно замутило. Желудок сжался и я думала, что меня вывернет. Но собрав всю силу воли, я глубоко вздохнула, заставила себя поднять голову и спросила самое главное:

– Он жив?

– Да, - ответила она, и меня отпустило, да так, что ноги задрожали, - но в коме…

– Что случилось? – тихо спросила я. – Где он?

– В западном крыле особняка, там мы организовали ему больничную палату, ты же понимаешь, что он не просто так в коме.

– Понимаю, - ответила я, - как это случилось?

– В него врезался джип, он ударился головой. Внутреннего давления и гематомы нет, он просто не приходит в себя. Врач говорит, что у него вторая степень и пока сложно сказать, сколько потребуется времени. Ты останешься или вернёшься домой? – Джулия смотрела на меня глазами побитой собаки и видимо ждала худшего ответа.

– Останусь! – ответила я срывающимся голосом. – Я останусь рядом с ним! Можно его увидеть? Пожалуйста…

– Конечно, пойдём! – она заулыбалась. – Ты только не пугайся, когда его увидишь.

– Хорошо.

Мы пошли в западное крыло, там стояла охрана. Увидев нас, нам открыли двери, и мы вошли внутрь. На белой больничной кровати, как в фильмах, лежал Клим. Голова забинтована, левая бровь разбита и опухла, под правым глазом синяк, во рту трубка. Ещё была куча мелких порезов, сама того не понимая, я зажала рот рукой. По щекам потекли слёзы.

– Я понимаю, вид так себе, - раздался голос, - но он в порядке. Синяки и ссадины быстро заживут, с дыханием небольшие проблемы, поэтому подключили к аппарату, а так есть надежда, что это затянется не на очень длительный срок. Его мозг активен, он сильный и всё зависит от него. Вы разговаривайте с ним, это помогает, он нас слышит.

Я повернула голову, а там стоял мужчина в возрасте. Седые волосы в очках, крупного телосложения. Был небольшой живот, ну, наверное, в возрасте шестидесяти лет это можно, по моим подсчётам ему именно столько. Он как раз снимал со своих рук перчатки, но маска всё ещё была на нём.

– Хорошо, буду разговаривать.
– сказала я.

– Стив, я пойду. Всё, что я смог, сделал, дальше всё зависит от него. Если что, звони, приеду.

– Хорошо. – ответил Стив, который сидел в кресле и держал руки перед собой в замке и упирался ими в подбородок.

Я отвела от него глаза и подошла к Климу, положила свою руку на его и сжала. Тихонько нагнулась и поцеловала в висок. Прислонила свою голову к его и закрыла глаза. Не знаю, сколько я так простояла, но когда я их открыла, никого в комнате не было. Взяла его руку и поцеловала.

– Клим, - обратилась я, - открой, пожалуйста, свои глаза. Я так хочу вновь утонуть в этом сером омуте, не оставляй меня одну... ты мне нужен, очень нужен. Не превращай в ад то время, что мне выделено быть с тобой, пожалуйста... Не уходи, только не уходи…

Мои глаза заволокли слёзы, я уткнулась ему в плечо и тихо заплакала. Судьба нещадно проверяет меня на прочность, подкидывая одно испытание за другим. Словно любуясь, а сможет ли она это вынести, а вот это или это? А я сжимаю зубы и иду вперёд. Я подняла голову, вытерла слёзы, и снова поцеловав его, решила не плакать, слезами я тут ничем не помогу. Его надо вытаскивать, доктор сказал разговаривать, значит, будем разговаривать.

– Знаешь, я никогда не рассказывала тебе, что мне нравится из стихов. У меня есть одно очень любимое, его написал: Эдуард Асадов — Я могу тебя очень ждать. Хочешь послушать? Наверное, да… Так вот, слушай: Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно. И ночами могу не спать… Год, и два, и всю жизнь, наверно! Пусть листочки календаря облетят, как листва у сада. Только знать бы, что всё не зря, что тебе это вправду надо!

На этих строках мой голос дрогнул, я подавилась воздухом, но сделав глубокий вдох, продолжила:

– Я могу за тобой идти: по чащобам и перелазам, по пескам, без дорог почти, по горам, по любому пути! Где и чёрт не бывал ни разу! Всё пройду, никого не коря! Одолею любые тревоги…Только знать бы, что всё не зря, что потом не предашь в дороге.

На этих строчках мой голос задрожал, мне стало очень трудно, я давилась слезами, и сердце так болело... Слова застревали где-то там, в глубине, но я заставляла себя говорить! И я собиралась сказать то, чего не должна, никогда…

– Я могу для тебя отдать всё, что есть у меня и будет! Я могу за тебя принять горечь злейших на свете судеб. Буду счастьем считать, даря целый мир тебе ежечасно. Только знать бы, что всё не зря, что люблю тебя не напрасно! Я люблю тебя Клим и буду любить всю свою жизнь, всегда, где бы я не была…

Мою ладонь сжали, и я поняла, что меня слышат. В какой-то момент стало страшно, я призналась ему... А правильно ли я сделала? В принципе, что себя мучить? Что сделано, то сделано, назад уже не вернуть.

Я поселилась в этой комнате, постоянно что-то ему рассказывала из своего прошлого, что-то нейтральное. Читала книги, ставила капельницу. С его лица сошли все ссадины, но он не просыпался. Врач говорил, что он идёт на поправку и полностью здоров, но почему не открывает глаза, он не знает. Пошла уже третья неделя, как он в отключке и я не знала что делать. Потом, однажды утром, встав, вспомнила, куда я всегда бежала, когда в жизни всё было плохо? Кого я просила о помощи? Я бежала в церковь, и мне всегда отвечали, и сейчас, найдя в интернете православную церковь в Женеве, я ехала туда….

Мы приехали быстро, я попросила охрану подождать снаружи, надела на голову платок и зашла внутрь, предварительно, перекрестившись. Мне было некогда рассматривать убранство церкви, я пошла сразу к Иисусу. Поставила свечку, помолилась, перекрестилась и начала говорить:

– Я знаю, что сейчас живу не своей жизнью и обманываю многих, но так сложилась судьба. И не ты ли сам мне её послал? Вы там наверху знаете всё наперёд, всё вам известно. И ты уже знаешь, чего я попрошу. Я знаю, что ничего в этой жизни просто так не делается, для того чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать. Вытащи его, верни его целого и невредимого, я готова пожертвовать своим спокойствием и счастьем ради него. Отдать всё, что у меня есть. Я исполню обещание, что дала, уеду, исчезну из его жизни, ты только верни. Я не смогу ходить по этой земле зная, что его больше нет…