Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
13
Наши дни.
Дилип.
Аррина Лан
— Зачем ты возвращалась в Нижний Ярус?
Единственный вопрос от Гарда Норана после моего рассказа, но самый сложный.
Единственная вещь… которую не хотелось пояснять.
Он выслушал историю молча, не отказываясь от обещания не давить, только в какой-то момент я осознала, что мы не стоим у окна
Я не хотела говорить, потому что… потому что не знала, как он воспримет факт, что в моей жизни было слишком многое, в том числе и хладнокровное убийство.
Не из самообороны, не в пылу битвы, не потому, что я спасала мир.
А потому что мне понадобилось… унять собственную боль и избавиться от существа, само присутствие которого на одной со мной планете выворачивало наизнанку. От того, кто в те дни олицетворял все худшее, что произошло со мной в жизни.
Я убила ради собственного морального освобождения…
И чем была лучше тех, кого презирала и ненавидела?
Гард же… Да, он был стражем, и у меня не возникало иллюзий по поводу морально-этических норм этой расы. Но они были не худшими во Вселенной. А он… далеко не худшим стражем… и человеком. А может, и лучшим. Почему-то именно ему, тому, кто стал мне удивительно дорог (опаснейший путь, на который я ступила добровольно, просто не понимая, на что соглашаюсь), мне было страшно признать правду.
Из-за того что он мог поступить с этой правдой и со мной, как поступают с разорванным отсеком звездолета, даже если там есть живые существа. Блокируют и отделяют, выбрасывают в космос… Чтобы выжили остальные.
Я набрала воздуха и максимально ровно сказала:
— За Грумером.
Непроизвольное сокращение мышц плеч и груди показали, насколько его напрягли эти слова. Неужели… Но я тут же почувствовала, что он расслабляется и снова обтекает меня всем телом, прижимая еще ближе.
— Хорошо, — выдохнул мне на ухо. — Значит, мне не придется самому туда идти…
Меня затрясло от понимания, что именно он хотел сказать. Что-то потекло по щекам, и я дотронулась до лица, а потом с удивлением перевела взгляд на мокрые конники пальцев.
Плачу?
Разве я не разучилась это делать?
Но я и правда плакала. Тихо, тоскливо, капля за каплей выдавливая обиду на судьбу — даже не предполагала, что её скопилось так много. Капля за каплей возвращая доверие к жизни. Чувствуя, как освобождаюсь так же, как в танце…
Но в танце я была свободна ото всех.
А в этих слезах — от себя и неласковой части своего прошлого.
Гард ничего не говорил. Только покачивал в своих объятиях… А когда я затихла, осторожно поднял мое лицо за подбородок и поцелуями высушил кожу…
Нежно поцеловал меня в губы… А я ответила на поцелуй.
Мы занимались любовью тягуче, глядя друг другу глаза в глаза, не разлепляясь ни единым сантиметром наших тел. Его руки обхватывали мою голову, торс и ноги надежно фиксировали на кровати, а взгляд держал крепче, чем все остальное… Но ему не было в этом необходимости. Потому что я обвила его руками и ногами и сжимала внутренние мышцы так, будто хотела, чтобы он навечно остался во мне.
Мы
вернулись в тот же день, заказав флиппер до Академии, но перед выходом разделившись.Это был обычный учебный день, и неизвестно, что ждало нас за самоуправство: ни он, ни я не включали коммуникационные браслеты с момента, как покинули прием. И не явились ночью.
Отсюда отчисляли и за меньшее… Но почему-то мы понимали, что Глава посмотрит на это сквозь волны. Так и случилось.
Инструктора даже не сделали замечание, рейтинг не снизился, а одногруппники, похоже, и не заметили моего отсутствия. Только по отдельным репликам парней из линии Гарда, обращенным к нему, я поняла, что кто-то знал о нашем выступлении.
Даже в капсуле у меня все было как прежде, разве что мигало специальное устройство, на котором я нашла непройденные темы и поспешила в библиотеку.
Все осталось неизменным…
Но я чувствовала себя другой.
Как-будто тот день и та ночь изменили гораздо больше, чем можно было предположить. И невозможность сформулировать, что же именно произошло и как с этим жить, сделала меня еще более замкнутой и даже напряженной. Для всех…
Кроме Гарда.
Потому что я с удивлением осознала, что когда мы наедине — пусть это случалось и нечасто, — я могу быть самой собой.
Шутить, если хочется. Злиться, когда он меня бесит. Ругаться, потому что при всей сдержанности во мне кипели нешуточные эмоции, которые я привыкла подавлять.
Быть милой, пусть это и редко ему перепадало.
Расспрашивать о вкусах и интересах… и через силу, но рассказывать о своих.
Хотеть его, хотеть страстно и не скрывать этого.
И танцевать.
Это было… невероятно. Знать, что есть тот, кто принимает тебя.
Несовершенной.
Это открыло для меня совершенно новые возможности… приятия себя.
Наши танцы изменились. Мы перестали контролировать себя, доверяя партнеру, останавливаться и проверять каждый взмах, настороженно следить друг за другом…
И стали, наконец, полноценной парой.
В танце, конечно.
И пусть нам приходилось еще больше контролировать себя на людях, четко отслеживая каждый жест и взгляд в сторону друг друга, стараясь не сбиваться с изначально выбранной линии поведения: он — сын председателя, я — девочка с окраины, и мы вынуждены терпеть друг друга из-за какой-то непонятной идеи главы Академии, — это было несложно.
Уж слишком хорошо мы понимали, насколько неугоден может оказаться окружающим даже временный наш союз.
И, как ни странно, меня это не слишком волновало. Как и то, что ждет нас в недалеком будущем, когда Гард отправится на околопланетную станцию.
Потому что, пожалуй, впервые я чувствовала, что счастлива.
Предмет «История Содружества» не мог мне не нравиться. Даже не потому, что само становление такого большого конгломерата систем, рас, существ, и основные события, что их объединяли или заставляли воевать, были безумно интересны. И преподавали его под усиленными мемонами, а значит, все, что мы слышали, видели, трогали и нюхали в процессе виртуального рассказа, запоминалось на всю жизнь. А потому, что мне все было в новинку. И порой мне стоило приложить большие усилия и потратить часы на самостоятельные занятия, чтобы не выдать этого однокурсникам.