Любовь тигра

Фил вошел в мою пустую, слегка ободранную квартиру (давно я собирался сделать ремонт!): и то ли изумленно, то ли восхищенно покачал головой.

– Вот так вот!
– снова обратился он к Ирише.
– Никаких тебе стенок-гарнитуров, ковров и прочей лабуды! У людей все дела здесь!
– он шлепнул себя по бледному покатому лбу.

– Мне как раз не очень нравится моя квартира, - слегка смущенный таким успехом, проговорил я.
– Она такая не специально у меня. А дверь вообще только сегодня, наверное, выбита или вчера...

– Ясно?
– он снова строго обратился к ней.
– Человек даже не знает, сколько дней без двери живет!

– Для него я был дорогим воспоминанием о давних, святых временах бескорыстной дружбы. В глазах Ирины я явно становился все большим идиотом, но в оценке Фила все поднимался, - во всяком случае, на время отдыха.

Он взялся за ручку ванной, но я с испугом удержал его:

– Постой... там, понимаешь... раковина разбита!

Дело в том, что мне на день рождения один приятель подарил пузырек английского одеколона, и это проклятое орудие империализма, выскользнув у меня из рук, стукнулось о раковину. С ужасом я зажмурился... услышал треск... все, накрылся подарочек! Когда я наконец решился разожмуриться, изумлению моему не было предела - пузырек лежал целый и невредимый, раковина же была расколота на крупные куски!

Я рассказал это Филу - он посмотрел на меня со снисходительной усмешкой:

– Ну ладно - ты лучше историю эту в какой-нибудь рассказ свой вставь, а мне мозги не пудри - я все же инженер!

Я давно уже замечал, что люди, сами живущие по фантастическим законам, от искусства требуют строгости и поучительности - так же и мой друг.

– Ну хорошо!
– я вытащил на середину комнаты мой "журнальный столик" старый, испорченный приемник, расставил рюмочки.

– Ну, у тебя кайф, - усмехнулся Фил.
– Как в монгольской юрте.

– Ну прям уж!
– непонятно обидевшись, сказала Ирина, словно она всю жизнь провела в монгольской юрте и знает ее.

– К ним входишь, - не реагируя на ее реплику, продолжил Фил, - на стенах юрты полки, и на каждой стоит наш старый ламповый приемник "Рекорд"! Батарейки кончаются - монгол едет в улус, везет новый приемник!

Он явно предпочитал, чтобы истории звучали его, а не чьи-то другие.

– Ну прям уж!
– проговорила Ирина.
– На кухню, - приказал ей Фил. Ирина, взмахнув хвостом, ушла, куда ее послали.
– А когда ж ты... в Монголии был? пытаясь нащупать основные вехи его бурной жизни, вскользь спросил я.

– Ну как...
– спокойно ответил Фил.
– Оттрубил, потом в Сибири работал - я же строитель!
– а потом в Монголии, прорабом уже.

– Да... неслабо!
– восхищенно произнес я.
– Так сколько же тебе?
– я пригляделся к его выдвинутому вперед, словно обсыпанному мукой, лицу.

– А сколько дадите?
– он гордо-шутливо задрал над плечом свой наполеоновский профиль, застыл с дурацкой важностью, как мраморный бюст. Ну... давай!
– мы торжественно выпили.
– Мне про тебя первая еще Полинка сказала - помнишь Полинку?
– мол, есть такой замечательный человек! развоспоминался он.

Полинка! Ну как же можно не помнить Полинку - мою первую, самую отчаянную любовь!
– А ты... откуда с ней?
– ревниво воскликнул я.
– Сахадка!
– он пошевелил в воздухе пальцами.
– Так мы же с ней до второго курса вместе учились!

– С Полиной?
– воскликнул я. Тут я вдруг увидел, что он склонился к моему столику-приемнику и, покряхтывая, снял заднюю картонную стенку.

– Да не надо!
– со страстью, совершенно несоответствующей предмету, воскликнул я, - не надо!

Я отодвинул приемник: - Давно уже не работает - Бог с ним!

– Дадно... так и ходи!
– сурово произнес Фил свою любимую, видно, присказку, властно отстранил меня, засунул свою маленькую белую ручку внутрь, по очереди покачал лампы в гнездах, потом воткнул вилку в сеть, нажал клавишу... сочный, ритмичный джаз потряс мою душу, и стекла, и стены!

– Потрясающе! Как это ты?
– ...Сахадка!
– усмехнулся он. Единственное, что смущало меня, что он по-прежнему игнорировал даму - видно, вымещал ей за какой-то прокол - но сколько же можно?! Вот она гордо появилась из кухни с подносом, холодно расставила чашки, разлила чай.

– Смотрите - пар танцует под музыку!
– воскликнул я, но они продолжали держаться отчужденно.

– Ребяты!
– обнимая их за шеи, воскликнул я (в одной руке плескалась рюмка с коньяком).
– Ну, не ссорьтесь - я вас прошу! Так хорошо все, ей Богу!
– Я стал сдвигать их головы, они с натугой сдвинулись...

Проснулся я почему-то в кабинете, на диване, абсолютно одетый. Окно было настежь распахнуто, и высоковысоко в небе параллельно шли два невидимых самолетика, оставляя белую пушистую "лыжню".

Потом вдруг явно у меня в квартире!
– бухнула дверь. Прошел холодный сквознячок, осушая мгновенно выступивший едкий пот на лбу. Вдруг стали приближаться быстрые, дребезжащие шаги. Сердце испуганно оступилось. Я попытался подняться, но почувствовал такую слабость и тошноту, что снова сполз.

Кто ж это ходит по моей квартире?.. Так у меня и двери же нет!
– с ужасом вспомнил я. Сколько же там человек?
– я напряженно прислушался... один? Шаги продребезжали на кухню, послышалось сипенье крана. Странный грабитель - решил побаловаться чайком!
– я усмехнулся, и сразу же голову стянула боль. Потом вдруг шаги стремительно приблизились. Сердце остановилось.

Дверь кабинета со скрипом поехала... Я героически поднялся навстречу опасности. В щель просунулся серебристогрязный надувной сапог, потом колено в изжелтевших джинсах, потом поднос с чашками и наконец, сияя железом зубов и лучась глазками, знакомая голова. Со стоном я рухнул обратно.

– Ну ты, зверюга беспартийная!
– ласково просипел он.
– Жив еще? Сейчас врежем чайку!

– Чайку?
– пробулькал я.
– А кофе нельзя? Там... кофе с молоком в банке было.

– А кофе с молотком ты не хочешь?
– оскалился он.
– Ты вчера так тут ураганил! Удивительно, что стены стоят!
– ...Я?

– Ну, а кто - я, что ли?.. Всем девчонкам по четвертаку!

– Как - "девчонкам"?
– Я снова упал.
– Не помнишь?
– он усмехнулся.
– Ну, так и ходи!.. Ничего - я в свое время тоже ураганил, как зверь! Всю Сибирь заблевал, пока пить выучился. Но нам, строителям, без этого дела ни шагу!

На кухне засвистел чайник, и он, развернувшись, ушел туда. С колотящимся сердцем я кинулся к столу, выдвинул ящик - бумажник лежал сверху - вывернутый, пустой... Снова нашла слабость. Услышав приближающиеся шаги, я торопливо задвинул ящик.