Любовь, только любовь

– Я не вижу Жеана, – прошептала Катрин из-под вуали. – А, вот он! У входа… тот монах в коричневой рясе…

На бродяге было коричневое одеяние монаха нищенствующего ордена: с сумой через плечо и посохом в руках он просил гнусавым, монотонным голосом милостыню для своего монастыря. По пристальному взгляду, который он кинул на нее из-под пыльного капюшона, Катрин поняла, что Жеан узнал ее. Подойдя ближе, она положила монетку в протянутую руку и быстро пробормотала:

– Я должна поговорить с вами сейчас же!

– Как только эти крикуны войдут в церковь, – не изменив голоса, ответил ей «монах». – Из глубины взываю к тебе, Господи!

Когда похоронная процессия вошла в церковь, он провел женщин в тень большого портика.

– Что вы хотите знать? – спросил он.

– Что случилось?

– Все довольно просто! Барнаби хотел один сделать дело… «Это личное дело, – сказал он, – и слишком рискованно вовлекать кого-либо еще из парней». Дело не в том, что нам не стоило рисковать, если учесть, сколько драгоценностей бывает обычно при себе у казначея! Но вы же знаете Барнаби! Все, что он разрешил мне сделать, это присматривать за ним. Я пытался уговорить его взять с собой на всякий случай Мясника, понимаете? Брази еще молодой человек, а Барнаби уже стареет. Но с таким же успехом можно вразумить каменную стену! Он так же упрям, как мул епископа. Поэтому мы сделали так, как он хотел. Я следил, не идет ли кто со стороны Бурга, а он прятался за фонтаном на углу улицы. Я увидел, что кто-то приближается, а за ним следует грум. Я свистнул, чтобы предупредить Барнаби, и спрятался. Как только казначей подъехал к фонтану, Барнаби прыгнул на него с такой силой, что сбросил с лошади. Они боролись на земле, а я присматривал за грумом. Но тот оказался не из храброго десятка. Жалкий трус, вот он кто. Он сразу же пустился наутек, моля о пощаде!.. Потом я вроде бы увидел Барнаби и хотел подойти к нему помочь сбросить тело в Ош. Я даже набрал больших камней – и вдруг увидел, что это вовсе не Барнаби, а тот, другой… Гарэн… А Барнаби лежал на земле и стонал, как женщина при родах.

– Уж если и был момент прийти ему на помощь, так это именно тогда, – отрезала Катрин сухо.

– Я как раз и собирался, будьте уверены! Но только я вынул нож, чтобы сразиться с Гарэном, как с улицы Тотпур появилась стража. Брази закричал, и они бросились к нам. У меня времени хватило только на то, чтобы улизнуть. Их было слишком много на одного бедного одинокого нищего, чтобы померяться силами, – закончил он, сокрушенно улыбаясь.

– Что они сделали с Барнаби?

– Я видел, как двое стражников подхватили его и потащили, не слишком церемонясь. Он был тих и спокоен, как мертвый боров, но он был жив… Я слышал, он дышит! Офицер стражи велел забрать его в тюрьму. Там он сейчас находится… в замке, где казарма кавалеристов. Вы знаете, о чем я говорю?

Катрин кивнула. Она нервно теребила пальцами уголок часослова в бархатном переплете, лихорадочно соображая, что нужно сделать, чтобы вызволить старого друга из тюрьмы.

– Мы должны вытащить его оттуда! – сказала она. – Его надо как-то освободить.

Грустная улыбка появилась в уголках кривого рта Жеана. Он протянул деревянную миску трем хозяйкам, проходившим мимо. В чепцах и передниках они походили на торговок с рыночной площади на Бурге, пришедших помолиться в перерыве между торговлей.

– Конечно, он выберется оттуда, но совсем не так, как вы думаете! Его пригласят прогуляться на Маримон, чтобы приятно поболтать с главным «мясником» монсеньора.

Жест, которым он сопроводил это замечание, был недвусмысленным. Указательным пальцем Жеан провел по горлу, как бы рассекая его. Катрин побледнела.

– Если кто-то и виноват, так это я, – сказала она решительно. – Я не могу позволить, чтобы Барнаби умер такой смертью из-за меня! Есть ли какой-нибудь способ помочь ему убежать… может, деньги? Много денег?

Она подумала о драгоценностях, подаренных ей Гарэном, и которые она бы с радостью отдала. Слово «деньги» возымело мгновенное действие на Жеана. Его глаза заблестели, как огоньки.

– Это может подействовать! Только я не думаю, что Жако де ла-Мер поможет вам, прекрасная Катрин. Сейчас вы не пользуетесь у него успехом. Говорят, что это вы втравили одного из его лучших людей в беду, и все из-за глупого женского сумасбродства! Другими словами, я предлагаю вам какое-то время держаться от него подальше. Никто не будет слушать ваши объяснения, а вы можете пострадать. Жако не из самых великодушных людей, когда его гладят против шерсти!

– А вы? – спросила Катрин. – Не поможете ли ты мне?

Жеан промолчал. Он подумал немного и пожал плечами:

– Да. Я готов вам помочь. Потому что я из того сорта дураков, которые никогда не могут сказать «нет» красивой девушке! Но что можем сделать вы и я?

Не говоря ни слова, Катрин наклонила голову, чтобы скрыть слезы, наполнившие ее глаза. Сара потянула ее за рукав и осторожно обратила ее внимание на женщин, которые как раз входили в церковь и с любопытством уставились на странное трио, которое они составляли. Жеан потряс миской перед ними, прося милостыню гнусавым жалобным голосом. Как только женщины ушли, он прошептал:

– Вам лучше здесь не стоять… Я обдумаю все и посмотрю, не смогу ли найти чего – нибудь. В конце концов, Барнаби еще не казнили… и этот проклятый казначей еще жив…

Упоминание о Гарэне сразу высушило у Катрин слезы. Ей пришла идея. Возможно, сумасшедшая идея или, по крайней мере, отчаянная, что часто бывает одно и то же. Она взяла Сару за руку.

– Пошли, – сказала она таким решительным голосом, что цыганка испугалась:

– Куда, любовь моя?

– К мессиру де Брази. Я должна поговорить с ним…

Не давая Саре времени возразить, Катрин повернулась и вышла из Сен-Бенина. Приняв какое-то решение, она всегда действовала сразу же, не останавливаясь, чтобы взвесить все «за»и «против». Запыхавшаяся Сара спешила за ней, пытаясь убедить ее, что такой визит со стороны молодой незамужней девушки неприличен, что госпожа де Шандивер, несомненно, будет строго ее бранить и что Катрин рискует своей репутацией, идя в дом к мужчине, даже если этот мужчина – ее жених. Не слушая ее, Катрин шагала все так же торопливо, устремив глаза в землю.

Миновав церковь Святого Иоанна, она свернула в узкую улицу Птичьего ряда, где воздух был наполнен кудахтаньем кур и пронзительными криками гусей и уток. Низкие живописные дома со множеством намалеванных вывесок и древнееврейскими символами возвращали в те дни, когда эта улица была частью еврейского квартала. Гарэн де Брази жил на дальнем конце города, в большом и внушительном особняке, окруженном высокими стенами, который стоял на углу Воротной улицы, где располагались сверкающие, привлекательные лавки золотых дел мастеров.

Когда она вышла на рыночную площадь, котлы продавцов требухи уже кипели вовсю. Катрин зажала нос, чтобы не чувствовать тошнотворный запах крови и жира. Базар был в полном разгаре, и было трудно пробиться между мясными рядами, которые протянулись на пол-улицы, и крестьянскими корзинами, переполненными овощами и фруктами. На площади царила праздничная атмосфера, которая обычно нравилась Катрин. Но в это утро шумная, оживленная площадь нестерпимо раздражала ее. Катрин уже собиралась повернуть на улицу Пергаментщиков, когда увидела довольно странного человека.