Любовь у подножия трона (новеллы)

— Пусти меня, – прошептала Эйрена. – Я сейчас упаду.

Однако он привлекал ее к себе ближе, ближе – и вдруг резко перевернул на спину.

«Да он же ничего не понимает! – догадалась Эйрена. – Он не знает моего языка, а я не знаю его. Как же мы будем разговаривать?»

Разговаривать пока, впрочем, не приходилось. Одной рукой скиф держал Эйренины руки, закинутые за голову, другой медленно вел вверх по ногам, сминая и задирая рубаху.

— Нет, нет, – забормотала она, поняв наконец, что сейчас случится. – Что ты делаешь? Не трогай меня, я Христова непорочная невеста!

И тут же вспомнила, что скиф ее все равно не понимает, так что говорить с ним бессмысленно. Может быть, надо кричать? Она и закричала – от боли. Но было поздно, было уже поздно, и лик Христа смиренно и незлобиво взирал с небес на позор своей непорочной невесты.

А сквозь закатные солнечные лучи вдруг явственно проглянула усмешка лукавого, забытого Эроса.

…Святослав вернулся в крепость уже ночью. При виде его воины, считавшие своего вождя погибшим и пребывавшие в полном отчаянии, разразились приветственными криками.

— Завтра зашлем послов к Цимисхию, – усталым голосом сказал Святослав, осторожно трогая запекшуюся на виске корку крови. – Мир предложим. Нельзя ему наше поражение, нашу слабость видеть. Проведает о том, что у нас все побиты и силы нет, – немедля к крепости приступит, и тогда осады нам не выдержать. А придем как победители – со снисхождением до него – и уйдем, сохранив свою гордость. Обязались греки нам дань платить – и пускай платят. Довольно с нас будет.

— А ну как не согласится? – послышался насмешливый голос.

Это говорил один из воевод Святослава – Свенельд, названный так по имени отца своего. Старый Свенельд, погибший много лет назад, был пестуном Святослава и начальником дружины прежнего князя киевского – Игоря Рюриковича. Свенельд и его братья, Мстиша и Лют, росли вместе со Святославом.

— Кто не согласится? – нахмурился Святослав. – Этот Цимисхий? Слуга, подло убивший господина своего, законного императора Фоку? Да ему наше предложение – такая честь, что как бы не подавился! Пусть спасибо скажет, что я, князь русский, его миром удостою. Согласится с радостью! Мы у него еще такие выгоды выторгуем, что не с пустыми руками из этих краев уйдем. Все, что за эти годы взять успели, унесем с собой. Камни, золото, аксамит да алтабас [19] , кубки звонкие, коней легконогих, чернооких женщин, какая кому по нраву. Только уговор: вот эту – не трогать. Князева добыча.

19

Бархат, парчу.

И он вытянул из-за своей спины тонкую фигурку, дрожащую от ночной прохлады.

— Она мне жизнь спасла – не отпущу от себя. В Киев возьму, в моем доме жить станет.

— А княгиня что? А Малуша? – послышался голос злоехидного Свенельда.

Кто-кто, а он-то прекрасно знал, что любимая наложница Святослава куда своенравней тихой, послушной жены его Вольгуши. Мать Святослава, старая княгиня Ольга, видеть не могла дочь древлянского князя Малушу, крепко вскружившую голову молодому князю и родившую от него сына, а потому, хоть и не гнушалась выблядком Владимиром, Малушу, его мать, держала вдали от Киева, аж в далеком псковском селе Будутине. Но стоило умереть Ольге, как Малуша объявилась в стольном граде, и молодая княгиня Вольгуша пикнуть не посмела.

Как и велось при старой княгине, Владимир воспитывался вместе со старшими сыновьями Святослава – Ярополком и Олегом, и между тремя княжичами никто не делал никакого различия. Напротив – многие приближенные, остро чуявшие, куда и откуда ветер дует, оказывали Владимиру изрядное почтение. Мало ли что выблядок! Хоть на княжеском столе теперь в Киеве Ярополк, сын Святослава, но он еще мал, толку с него никакого. Ключница Малуша и ее брат Добрыня, воевода над всеми дружинниками, оставшимися для охраны стольного града, в отсутствие Святослава что хотят в Киеве, то и воротят. Небось безропотная Вольгуша себя гостьей у собственной ключницы чувствует. Незваной гостьей!

Так что вопрос Свенельда был не так безобиден, как могло показаться. Святослав насупился:

— А ничего они не скажут. Я ее не для себя взял – для сына. Ярополку отдам в наложницы.

Свенельд кивнул, признавая свое поражение. Наложница – не жена, ничего нет страшного, что она, чужинка безродная, пленница копья князева, да и в том невелика беда, что князь ее первым распробовал (в этом Свенельд мог бы поклясться!) и еще не раз отпробует в обратном пути. Ну что ж, девка красавица, только печальна ее красота. Эти черные очи, эти черные косы… ну сущая Богородица, которую так почитают греки и местные жители и которую покойная княгиня Ольга пыталась заставить почитать русов. Ох и тоска – век таким вот печальным очам молиться! Вот у Лады [20] глаза совсем иные – голубые, веселые, озорные.

20

Древняя славянская богиня любви.

— И еще вот что скажу, – прервал воцарившееся молчание князь Святослав. – Если на обратном пути со мной какая невзгода приключится – мало ли что, небось не по облакам до дому добираться будем, впереди и земли протяженные, и пороги днепровские, и засады печенежские, – девку до Киева довезите и отдайте Ярополку. Поклянитесь мне в том Перуном [21] .

Свенельд поднял брови. Да, еще держатся старые обычаи: рабов и слуг убитого воеводы тоже лишают жизни и возлагают на погребальный костер рядом с ним. В походах рабов у воинов не было… Но, значит, Святослав не хочет ничью жизнь забирать с собой, даже этой девчонки?

21

Верховный бог–громовержец древних славян.

А, ладно, что раньше времени князя хоронить? Может статься, Цимисхий не примет условий врага, не пойдет на мир; может статься, они все полягут на этой каменистой, выжженной солнцем земле или в обратном пути и некому будет исполнить князеву волю… Не надо загадывать! Лучше уповать на Перуна, Дажьбога да Велеса! [22]

Конечно, Свенельд не мог знать, что все случится как раз наоборот. Цимисхий охотно пошел на переговоры с русами, бывшие противники подписали взаимную хартию, поклявшись друг другу не нарушать мира никогда и ни за что: «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть и я, и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, и Перуна, и Велеса, скотьего бога, и будем желты, аки золото, и своим оружием посечены будем!»

22

У древних славян Дажьбог был богом солнца, Велес – покровитель домашних животных и бог богатства. Велес считался богом «всей Руси», а Перун – богом княжеской дружины.

Русы ушли из Болгарии мирно и с добычей, однако обратный путь оказался долог и труден, похуже иной войны. Зимовали в Белобережье, пережили страшный голод. В довершение всего на днепровских порогах их поджидали печенеги, предупрежденные греками. В бою был убит Святослав, и печенежский князь Куря сделал из его черепа чашу, из которой и пил отныне. Полегла вместе со своим предводителем почти вся русская сила, и только Свенельд со своей дружиной пробился через заслоны кочевников и вернулся в Киев.

Почти без добычи. Но – с пленницей. Подарком князеву сыну Ярополку.

Вернее сказать, подарком князю киевскому.

* * *

Было у Святослава три сына. Два – от княгини, а один от ключницы Малуши. Собираясь в дальний боевой поход в Болгарию, из которого он вполне готов был не вернуться (словно чуял!), князь раздал сыновьям уделы: Ярополку – Киев, Олегу – Древлянскую землю (некогда она стоила жизни его деду, Игорю Рюриковичу).

Сыну ключницы Владимиру досталось княжение в Новгороде – другим братьям ехать в северную глушь не хотелось. Но под покровительством своего дяди – храбреца Добрыни – Владимир ничего не боялся.