Любовь в объятиях тирана

* * *

С детства она была очень бойка, шаловлива, и ее любили за веселый и ласковый нрав. Была она смышлена, не труслива и часто проводила время не за домашней работой и не за прилавком в лавке отца, а на берегу реки или в дальних уголках города с такими же, как она сама, детьми небогатых бюргеров. Впрочем, она не гнушалась никакой работой и часто с удовольствием помогала родителям. Ей нравилось принимать посетителей и обслуживать их, предлагая товары и подбирая именно то, что хотелось бы получить покупателю, так, чтобы он ушел довольный и непременно пришел за следующей покупкой. Она была неграмотна, но не особенно об этом сожалела, так как очень рано поняла, что грамота в жизни ей пригодится не очень. Считать умела — вот и ладно… Деньги — они любят счет.

А еще она узнала, и тоже очень рано, что из мужчин можно легко вить веревки. Она повзрослела, и все вокруг стали говорить, что она очень красива. Соседские мальчишки, а иногда и старшие горожане наперебой предлагали ей свои пылкие услуги, и она поняла, что действительно очень привлекательна для противоположного пола. А красота всегда ценна, знала Марта, нужно только уметь ею правильно воспользоваться. Если подойти к вопросу с умом, то есть не только привлечь мужчину, а удержать на долгие годы, да так, чтобы не просто удержать, а умело управлять им, нужно просто соблазнить его и привязать к себе. Утопить в океане страсти, а потом он станет шелковым, и можно будет добиться от него чего угодно. В этом Марта была уверена и начала практиковаться в умении «утопления».

В обучении она делала большие успехи и уже почти было решила, что настала пора подыскать себе мужа, как разразилась очередная война. Первый страх был быстро забыт, и Марта начала с интересом поглядывать в сторону проезжавших через городок солдат. Они всегда накидывали на нее масленым оком, и скоро она так привыкла к ним, что даже стала перебрасываться с ними шутками и от души хохотала каждый раз, когда ей бросали, восхищенно хлопая в ладоши и присвистывая, то цветок, то яблоко, а иногда и красивый браслет…

— Эй, красотка, поехали с нами! — крикнул ей как-то молодой статный драгун.

Глаза его насмешливо блестели, он гарцевал на лошади, подъезжая почти вплотную к Марте и снова смиряя коня.

— Не поеду! — ответила она, задорно сверкая черными глазами-маслинами. — Поезжайте сами!

— Русских ждешь? — смеялся драгун. — А то поехали, у нас жизнь веселая…

Она потом часто вспоминала этого драгуна, шведа Рабе, его колкие усы и сильные руки, жадные грубые поцелуи и жесткие вьющиеся волосы… Он уехал спешно, на рассвете, пока она еще спала, и она даже не знала, что он уехал, но когда проснулась, не увидела его рядом с собой, зато услышала страшный шум и крики на улице, а потом конский топот и громкие мужские голоса.

Спасаться было поздно. Бежать было некуда. В город въехали русские.

Она стояла на пороге, растерянная, перепуганная, а по улице ехали огромные кони с вооруженными седоками, и она мысленно молилась: пресвятая Дева, помоги, отведи беду… Ей было так страшно, как никогда в жизни не было, и она бежала домой как полоумная: только бы успеть, только бы добежать, только бы…

Теперь она боялась выходить на улицу. Как-то ее окружили черные бородатые мужики, громко смеялись и, наверное, шутили, как и шведские драгуны, но она чуть в обморок не падала. Ей казалось, что со всех сторон к ней сейчас потянутся руки — чужие, мозолистые, грязные, схватят ее и уволокут куда-то, а старик отец не сможет ничем помочь…

К тому времени у них совсем не осталось денег и почти не осталось еды, и она думала лишь о том, где бы раздобыть кусок хлеба.

Она перепробовала все: пыталась продавать старые вещи, помогала служанке в доме напротив, даже нанялась прачкой, но все было без толку. Она совсем уже отчаялась, но вдруг на выручку ей пришла необыкновенная красота.

Марта выливала грязную воду, когда раздался стук копыт и властный голос окликнул ее. Она подняла голову. К ней обращался офицер — на незнакомом языке он, видимо, пытался о чем-то спросить у нее. Она не поняла ни слова и только растерянно хлопала глазами, и он громко выругался, соскочил с коня и приблизился к ней.

Марта замерла от страха.

Он взял ее за подбородок, внимательно рассмотрел лицо, провел пальцами по щеке — и легонько оттолкнул ее. На его вкус она была слишком худа и грязна…

Еще не замер вдалеке стук копыт, а Марта, глядевшая вслед всаднику, уже приняла решение. С этой минуты она не боялась. Как она могла забыть, что солдаты — даже вражеские — всего лишь те же мужчины… Им нужно просто дать то, чего они хотят.

Теперь у нее было вдоволь хлеба и воды, и даже иногда появлялось вино, а еще ей стали дарить платья, и она уже не выглядела такой оборванной и несчастной, как раньше. Ей даже было весело: чужие солдаты оказались добрыми и задорными, жалели ее и помогали, кто чем мог.

В один прекрасный день она бросила отца — просто уехала, не сказав ни слова, и, хотя воспоминание об этом временами возвращалось и жгло ее словно огнем, если бы пришлось второй раз выбирать, она и второй раз уехала бы. Ее тянуло к вольной, разгульной жизни. К тому же зачем все время ждать новых хозяев в городе, лучше уж быть всегда с одними и теми же… Да и профессия маркитантки была доходной и давала возможность жить так, как хотелось, почти ни в чем себе не отказывая.

Она полюбила кочевую жизнь. Полюбила рассветы и закаты под открытым небом, поездки на тряской телеге по разбитым дорогам, жаркие словесные перепалки с солдатами и конкурентками. Правда, когда наступили холода, стало труднее, но у нее было уже достаточно денег, чтобы купить себе душегрейку, рукавички и валенки — о, это русское изобретение, валенки, в них действительно не мерзли ноги!

Время от времени она все-таки задумывалась о будущем. Надолго ли хватит такой жизни? Надо было как-то устраиваться, причем быстро, потому что война войной, а замуж выходить надо, и остепеняться, и вести хозяйство, а иначе можно остаться на всю жизнь у разбитого корыта. Молодость пройдет, красота увянет — и что тогда?

Однажды, во время долгого перехода, как обычно, трясясь на краю телеги и от нечего делать оглядывая бесконечные колонны марширующих солдат, она обратила внимание на проезжавшую мимо карету. Это была добротная дорожная карета, крепкая и надежная, и она подумала, как здорово было бы иметь такую. Из окна высунулся пассажир — еще не старое благородное лицо, усы, ей показалось, что глаза у него очень добрые — она успела встретиться с ним взглядом.

Карета проехала, и Марта продолжила свое нехитрое занятие. Вокруг были усатые лица, грязные сапоги, усталые люди… Серо было кругом и уныло, и Марта, вздохнув, подумала, что не особо ей везет в жизни — так, пожалуй, все в ней, как в этот хмурый день, печально и беспросветно.

Из задумчивости ее выхватил мужской голос. Проехавшая карета остановилась чуть впереди, и пассажир послал кучера за Мартой. Она с радостью ухватилась за возможность прокатиться — удобно, тепло, почему нет.

— Поедешь со мной? — спросил незнакомец, оказавшийся не кем-нибудь, а петербургским аристократом, самим графом Шереметевым.

— Поеду, — ответила она задорно, блеснув черными глазами-маслинами.

Наконец-то она вытянула счастливый билет.

С того дня она сопровождала графа, жила в его палатке и чувствовала себя более чем хорошо. Ей было тепло, спокойно и сытно. Старик Шереметев молодел на глазах, видеть каждый день возле себя юную красавицу было очень приятно, и не было для него теперь большего удовольствия, чем баловать и забавлять ее.

— Счастье мое, — любил повторять граф, ласково похлопывая молодую любовницу по румяной пухлой щечке. — Хороша ты, чертовка, хороша…