Любовь в условия не входит

Полина держалась чуть в стороне, в любой момент готовая сделать вид, что она не с этими двумя, а просто «мимопроходил».

– Ну всё! Идём дальше, – благосклонно разрешил Мартин и даже стронулся с места первым, направился к машине, намереваясь вырулить к передней двери, но Ваня решил по-другому.

– Ручная кладь – сзади. А то ещё и багажник есть.

– Ха-ха! Остряк! – театрально выдал Мартин и многозначительно предупредил: – Я ведь могу и обидеться.

Ваня кивнул.

– Ага! И двинешь в общагу своим ходом?

Мартин гордо вскинулся, но при этом ухватился за ручку задней двери, широко распахнул её, сам едва не отлетев, чудом удержался и принялся пропихиваться в салон, патетично восклицая:

– А ещё друг. Ну да ладно. Можешь выделываться перед девушкой. За счёт меня. Если тебе так надо. – Он уселся, широко взмахнул рукой. – Разрешаю.

Ваня закатил глаза, обречённо выдохнул, обернулся к топтавшейся на месте Полине.

– Сядешь вперёд? Или ты опять…

Она не стала дожидаться, пока он договорит, направилась к передней двери.

Для «опять» не самое подходящее время. Полина ещё в кафе наслушалась пьяной болтовни и дурацких шуточек, и ей совсем не хотелось, чтобы Мартин опять заснул у неё на плече.

– Ну да, конечно, – возмущённо завёл тот. – Её-то к себе поближе. Понимаю-понимаю. Кто бы сомневался?

Он бы и дальше бухтел, но на него не обращали внимания, и Мартин смиренно затих. И Полина молчала, думала над его словами, вот этими: «перед девушкой выделываешься… тебе так надо… её к себе поближе». Они – просто бессмысленный трёп или прозвучали отнюдь не случайно?

Наверняка же не случайно. Пьяные вечно проговариваются и выдают секреты. И тогда получается, что Мартин и Ваня говорили о Полине. А сейчас один «выделывается», чтобы произвести впечатление, другой подыгрывает и сопереживает.

Значит, она ещё больше продвинулась по нужному пути, и какая же она умница что решила не вызывать такси, а обратиться за помощью. И вообще, даже если не вспоминать про спор, всё равно приятно.

19

19

Пока ехали до общаги, Мартин, конечно же, заснул, развалившись на сидении, и настолько крепко, что его никак не удавалось растолкать. Он недовольно мычал и отмахивался, но даже глаз ни разу не открыл. Ваня чуть ли не за ноги вытаскивал его из машины и сдержанно чертыхался.

– Март! Чтоб тебя!

– А! – неожиданно отозвался тот.

Стоило ему оказаться в вертикальном положении, как его глаза широко распахнулись, словно он и не спал ещё секунду назад. Узрев знакомое здание, Мартин радостно сообщил присутствующим:

– Вот и добрались.

Ваня сдавленно кашлянул и поволок его к крыльцу, по дороге с надеждой глянул на Полину.

– Скажи, что он живёт на первом этаже.

Она бы с превеликой радостью, но…

– На первом вообще нет жилых комнат.

Полина открывала двери, а Ваня проталкивал Мартина внутрь. Тот помогал как мог – хотя бы не падал, и только оказавшись в холле с налёта плюхнулся на лавочку возле будки вахтёра, привалился спиной к стене, но при этом не забыл воскликнуть, просияв улыбкой:

– Ой, тётьЛюб, добрый вечер!

ТётьЛюб оторвала взгляд от экрана маленького телевизора и с интересом воззрилась на вновь прибывших. Судя по всему, устраивать скандал она не собиралась.

Ваня посмотрел вперёд, потом на приятеля и наконец остановил взгляд на Полине.

– А высоко ему? Номер комнаты какой?

Полина виновато пожала плечами. Ей вообще казалось, что Мартин живёт сразу везде: куда его занесёт, там и обитает. И сам он тоже не торопился отвечать, смотрел влюблёнными глазами на всех подряд – на друга, на Полину, даже на вахтёршу, и, кажется, воспринимал их как одного человека.

Тогда Ваня обратился к тётьЛюбе:

– Не знаете, этот придурок из какой комнаты?

Вахтёрша знала, назвала номер и добавила, чуть помедлив:

– Пятый этаж.

Лифт в общаге никогда не работал, существовал только для вида. Ваня бросил абсолютно лишённый воодушевления взгляд в сторону первого лестничного пролёта, свёл брови и опять обратился к вахтёрше:

– А тут внизу ничего нет, куда можно сложить… вот это? – он кивнул в сторону смиренно сидящего Мартина.

ТётьЛюб хихикнула и посоветовала:

– Лучше уберите понадёжней, от греха подальше. Зачем Марику неприятности?

«Марику» – с нежностью и почти материнской заботой. Полина хмыкнула. Мартин и эту тётку сумел обаять. Чем только, очень любопытно.

До пятого этажа они всё-таки благополучно добрались. Мартин даже вошёл сам, но неподвижно застыл на середине комнаты, словно у него внезапно сел аккумулятор, хотя до ближайшей кровати оставалось каких-то жалких два шага.

– И чего ты встал? – поинтересовался Ваня. – Ложись.

Мартин оглянулся, в недоумении приподнял брови.

– А вы?

– Что «мы»? – Ваня хмыкнул. – Тоже должны с тобой укладываться?

– Ну а чё? – воскликнул Мартин. – Есть же вторая кровать. – Он даже ткнул в её сторону пальцем. – Во.

– Я пойду, – произнесла Полина, попятилась к двери, и Ваня шагнул следом.

– Да я тоже.

Уже на подходе к лестнице он спросил: – У тебя вода есть? Пить хочется.

Полина кивнула, а Ваня вскинул голову.

– Дальше вверх?

– Вниз, – подсказала она. – На третий.

И сама шла впереди, показывая дорогу.

Тани дома не оказалась, Полина открыла дверь. Она и раньше прекрасно знала, что тут не пятизвёздочный отель, рядовая общага, но почему-то сейчас это сильнее бросалось в глаза, чем раньше.

Взгляд будто нарочно всё время натыкался на детали, которые она раньше особо и не замечала, точнее, не уделяла им пристального внимания, но которые слишком красноречиво свидетельствовали о том, что всё здесь обшарпанное, затрапезное, переходящее из рук в руки от одних временных жильцов к другим. Дом престарелых вещей, чуть приукрашенный тем, что студенты привозили с собой и покупали специально. А ещё Полине казалось, что и в Ваниных глазах, и в чуть скривлённых уголках губ прячется выражение брезгливости, которое он тщательно пытается скрыть. Может, и не совсем брезгливости, а презрительного высокомерия, насмешки над чужим убожеством.