Любовь Жигана

Первый этаж занимал ресторан с красноречивым названием «Трактир на Пятницкой». На втором этаже находилось казино, носящее официальное название «Зеро», но которое было больше известно как «Прощальный бакс». Часть третьего этажа занимали «нумера», в которых Шиндлер держал несколько «девочек» для «своих», то есть для постоянных клиентов. Можно было и со своей бабой подняться на третий этаж, но стоило это не дешевле, чем снять «девочку» Шиндлера.

Там же, на третьем, располагалась и небольшая «контора», где Шиндлер подсчитывал прибыль и ломал носы своим «шестеркам», когда те приворовывали слишком много. Бригадиры у него все со сломанными носами ходили, словно боксеры – профессионалы, хотя бокс большинство из них смотрели только по телевизору.

Брать его в «конторе» было практически невозможно. На это потребовался бы взвод ОМОНа как минимум. Первый охранный пост был выставлен Шиндлером у входа в ресторан, второй – на лестнице, ведущей на второй этаж, в казино, и третий – у дверей «конторы». На одном из них обязательно нашумишь, а это значит – провалишь всю операцию: у Шиндлера наверняка предусмотрен какой-то запасной путь отхода на случай непредвиденной опасности. Уйдет – и глазом моргнуть не успеешь.

Кроме того, Шиндлер, чтобы не иметь неприятностей, раз и навсегда запретил устраивать разборки в ресторане. Его охрана проверяла приборами каждого входящего и предлагала сдать оружие на хранение или отправиться в другое место.

Поначалу кое-кто скандалил, а потом привыкли. Понравилось даже. Да и правду сказать, в шиндлеровском «Трактире на Пятницкой» не было ни одного случая убийства. Случались иногда мордобития, когда дело кончалось выбитыми зубами и сломанными носами.

Но даже и любителей помахать кулаками охрана потом долго не пускала в ресторан, выполняя жесткий приказ Саши Шиндлера, который очень заботился о репутации своего заведения.

И, надо сказать, ресторан был на хорошем счету не только у милиции, но и у клиентов. Он пользовался славой самого безопасного заведения в Замоскворечье, а потому был весьма популярен. На так называемую «проходимость», то есть на число гостей за одну рабочую смену, Шиндлер пожаловаться не мог. И не жаловался. Ресторан приносил ровную стабильную прибыль, хотя ничего особенно выдающегося ее сумма, конечно, не представляла. Но Шиндлер характером был в свою любимую бабушку, старую еврейку Нину Георгиевну Шиндлер, которая любила повторять: «Курочка по зернышку клюет, а весь день сыта бывает!»

Нина Георгиевна тащила в квартиру всякий хлам, который попадался ей на глаза на московских улицах. Ее внук Саша с раннего детства запомнил атмосферу тотального скопидомства, которую создала бабушка в их семье. Он успел возненавидеть это качество в людях, но по-другому относиться к некоторым вещам уже никогда научиться не смог бы. Прежде всего – к деньгам. Бабушкина маниакальная страсть тащить все в дом приобрела у него вполне цивилизованную форму, но не стала от этого психологически менее интенсивной.

Константину пришлось поломать голову, прежде чем удалось решить ребус – как уничтожить Сашу Шиндлера? Но опыт в подобных делах у него был, слава богу, так что задача, в конце концов, обрела единственно верное решение…

Водила шиндлеровской «Ауди» – Витька по кличке Козел – отчаянно скучал, дожидаясь шефа, чтобы отвезти его после еженедельной «планерки» в сауну. Там Шиндлер отчитывался в сборах за неделю, а ордынская верхушка решала, какую часть прибыли вложить в дело, а какую – потратить на «неотложные нужды».

Дела у ордынцев в последнее время шли неплохо, недельная зарплата составляла приличные «куски». После того как сборами стал заведовать Шиндлер, у ордынцев модно стало тратить деньги не на баб и наркоту, а пристраивать их с умом. По примеру своего расчетливого и прижимистого «управляющего делами» ордынцы покупали недвижимость – любую, какая под руку попадется, в основном за границей, – открывали собственные магазинчики, автостоянки, покупали квартиры в Москве, которые потом сдавали внаем, и даже вкладывали деньги в акции предприятий, в основном германских.

Группировка стремительно приближалась к моменту своего распада, но понимал это, пожалуй, один Шиндлер. Он сознательно вел дело к разрушению самого понятия «общак», чтобы потом, воспользовавшись моментом, втихую убрать отколовшихся от общего дела лидеров группировки и забрать власть в свои руки.

Тогда он все вернет на свои места, но прибыль будет поступать только ему, не считая мелких подачек, которыми он будет кормить своих «шестерок». Саша Шиндлер был человеком нового времени и не собирался тащить в XXI век извращенные представления бабушки о том, насколько эффективны те или иные способы формирования первоначального капитала. Шиндлер мечтал повторить в России путь Рокфеллера или, на крайний случай, – Форда. Но для этого нужен был, как минимум, хотя бы небольшой автомобильный заводик, а денег не хватало даже на приличных размеров универсам. Лично у него не хватало, а это больше всего и беспокоило Сашу Шиндлера. Он собирался со временем обязательно стать первым, и не только в замоскворецкой «орде», его планы были более грандиозными, можно даже сказать – геополитическими.

Но Козел о планах шефа ничего не знал. Он каждую неделю дожидался его по нескольку часов в машине возле «Трактира», пока Шиндлер пускал кровь из носов тем своим бригадирам, у кого руки оказывались слишком «загребущими». Сеть доносчиков, которые следили за бригадирами, работала четко, и Шиндлер всегда знал уровень дохода в каждой из бригад.

Каждому из них было, за что разбить нос. Некоторым и головы давно бы уже пора было поотрывать, но с этим успеется. Нужно сначала с верхушкой разобраться, прижать остальных гораздо проще.

Козел окончательно извелся от скуки. Его мучения усугубляли звуки музыки, доносившейся из ресторана. Люди отдыхали, пили водку, раскручивали баб на посещение третьего этажа, а он торчал тут трезвый, как дурак, и голодный до баб, как полярник.

Кличку Козел он получил давно, когда только появился в одной из ордынских бригад и умудрился проиграть раз двадцать подряд в «козла».

А потом замечено было за ним, что ни одну бабу пропустить мимо себя он не может спокойно – начинает дергаться, чуть ли не подпрыгивать, руку в карман сует, шары свои перекатывает, слюни распускает, короче, начинает «козлить». Так и приклеилось навсегда – Козел.

«Да что я, бля, сижу тут! – вяло возмутился измучившийся ожиданием шефа Козел, хорошо понимая, что будет сидеть ровно столько, сколько понадобится Шиндлеру. – Хоть "спидюшник" почитать, что ли?»

Выбравшись из машины и устало потянувшись, Козел направился к киоску «Роспечати», стоявшему на углу, метрах в ста от входа в ресторан. «Спид-Инфо» был его любимой газетой. Живое воображение отчасти скрадывало ему часы вынужденного безделья – он представлял очень подробно все, о чем было написано в газете, причем в главной роли видел себя и часто, прочитав ее «от корки до корки», чувствовал себя опустошенным, словно и в самом деле трахнул всех, о ком только что прочитал, даже ощущал некоторое отвращение к женскому телу. Но это было просто от пресыщения, Козел не волновался, и отвращение его не беспокоило. Он хорошо знал, что – не навсегда, и уже, скажем, через полчаса у него наверняка возникнет желание полистать вновь тот же самый номер «спидюшника», который он только что проштудировал. И снова он будет представлять себя в главной роли.

Козел уже предвкушал, как развалится в машине, положит газету перед собой на руль и, засунув руку в карман, будет читать…

В это время кто-то не сильно, но настойчиво дернул его за руку.

– Че ты, бля! – воскликнул Козел, взглянув на мужика с видеокамерой, цепко ухватившего его за рукав черной куртки.

– Съемочная группа НТВ, – произнес мужик, направляя на Козла камеру. – Опрос общественного мнения. Ваш ответ для наших телезрителей!

Но Козел уже пришел в себя от неожиданности и, протянув вперед руку, закрыл объектив. Он тут же вспомнил, что видел по «телеку» такие кадры – точно так же закрывался от кинокамер Резо Гургадзе, когда его брали менты прямо в его вотчине, в Орехове, которое с тех пор «осиротело» и до сих пор живет без «смотрящего».